Остальные педагоги занимались кто чем — проверяли тетради, заполняли журналы, шушукались и потихоньку вязали под партами носки для внуков.
Олег Павлович по-прежнему сидел за партой в гордом одиночестве, и по-прежнему перед ним лежали лист бумаги и карандаш. Только символов на бумаге прибавилось.
Еще немного усилий, и можно будет перевернуть лист на другую сторону, подумала Екатерина Сергеевна.
Очень тихо и осторожно она достала из сумочки один билет и кончиком пальца пододвинула его к краю парты. Глянцевый билет, с крупно напечатанным золотой краской словом «Ферма», поколебавшись мгновение, мягко спланировал вниз. Описав изящную дугу, он опустился как раз у серого замшевого ботинка.
— Олег Павлович, — тихо позвала Екатерина Сергеевна, — не могли бы вы…
Олег Павлович, в глазах которого плыли и изгибались эллиптические кривые, посмотрел на Екатерину Сергеевну рассеянным взглядом. Потом повернул голову и посмотрел вниз. Нагнулся, поднял билет, и тут (о, вот он, момент истины! Вот оно, начало нашего совместного будущего!), вместо того, чтобы отдать его Екатерине Сергеевне, впился глазами в магическое золотое слово.
К счастью, педсовет уже шел к завершению. Через каких-нибудь пятнадцать минут задавания вопросов, общего учительского гвалта и выяснения отношений народ принялся с грохотом ставить стулья на парты.
— Разрешите, я вам помогу, — обратился Вещий Олег к Екатерине Сергеевне.
Та, разумеется, не отказалась.
За более чем двухчасовой педсовет педагоги так устали и так спешили покинуть кабинет, что на них никто не обратил внимания. И никто (даже учительница химии, скрывшаяся в своей лаборантской) не заметил, что Олег Павлович и Екатерина Сергеевна остались в кабинете одни.
Олег Павлович все еще держал в руках билет.
— Никогда бы не подумал, что вы интересуетесь теоремой Ферма…
— Очень! — с жаром заверила его Екатерина Сергеевна. — Очень интересуюсь! Настолько, что сегодня, в десятую годовщину доказательства Уайлса, решила сходить с подругой на этот мюзикл. А подруга, представляете, только что позвонила и сказала, что не сможет!
Олег Павлович сдвинул красивые черные брови.
— То есть, получается, этот билет у вас лишний?
— Получается, так, — скромно потупилась Екатерина Сергеевна.
— Я вообще-то не любитель мюзиклов, — сообщил Олег, когда они вошли в ярко освещенное и по-новогоднему украшенное здание ДК металлургов. — Мне с детства медведь на ухо наступил. — Он отряхнул снег со своего длинного черного пальто, в котором со спины походил на Киану Ривза из «Матрицы», и помог снять пальто Екатерине Сергеевне.
— Надо же, — искренне удивилась та, — а я думала, что все математики немного музыканты… в душе…
— Интересная мысль, — одобрительно отозвался Олег. — В душе — да. Поэтому я здесь.
Екатерина Сергеевна, стоя перед большим зеркалом рядом с гардеробом, застенчиво глянула на отражение математика. Хорош, ничего не скажешь, хорош! Высокий, тонкий, изящный… хоть спереди и не походит на Киану Ривза, а все равно хорош! Если б не слишком умное выражение лица, был бы вообще красавец.
Но и она сегодня выглядела недурно — два часа между педсоветом и встречей с Олегом у метро «Горьковская» были потрачены не зря.
Волосы почти не примялись меховой шапкой. Французская тушь на ресницах не осыпалась и не растеклась от налипших снежинок.
На щеках — нежный румянец, на губах — грамотно подобранный оттенок вишневой помады. Любимое темно-зеленое, под цвет глаз, платье выгодно облегает фигуру, подчеркивая то, что следует подчеркнуть, и маскируя то, чему лучше остаться незамеченным.
— Я очень рассчитываю на сегодняшний вечер, — доверительно сообщил Олег, когда они поднялись по лестнице к холлу.
Екатерина Сергеевна вздохнула; сердце ее радостно затрепетало.
«Ну и что с того, что я на три года старше, — вдруг пронеслась в голове шальная и, конечно же, преждевременная мысль. — Какое это имеет значение? Я еще и родить могу!»
Но Вещий Олег тут же разрушил очарование.
— Я застрял на одном месте и никак не могу двинуться дальше. В таком случае любая мелочь, любой пустяк могут послужить… А уж музыкальная вещь с таким названием… Вы понимаете?
Екатерина Сергеевна уныло кивнула.
Они вошли в зрительный зал.
— Поэтому я здесь, — повторил Олег, уверенно ведя свою даму к шестому ряду партера.
— Но что привело сюда вас, литератора и вообще гуманитария?
Екатерина Сергеевна запаниковала. Сказать, что в свободное время она так же, как и он, мучается над альтернативным доказательством? Ага, а если он заведет с ней разговор, так сказать, по существу?
Делая вид, что не слышит вопроса, она оглянулась по сторонам.
— Ой! — радостно воскликнула она, — смотрите! Там, на другом конце ряда, Нина Соболева с отцом! Ну, Нина, мама моего Мити Соболева!
Никогда еще Екатерина Сергеевна не была так рада видеть Нину.
Олег, не догадываясь о причинах подобного восторга, нехотя оглянулся.
— Ой, — радостно воскликнула Нина, — ой, папа, смотри! Там, на другом конце ряда, — Катя со своим Олегом! Ну, Катя, Екатерина Сергеевна, Митькина классная руководительница! Я тебе про нее рассказывала!
Александр Васильевич Соболев, не догадываясь о причинах подобного восторга, повернул в ту сторону свою увенчанную роскошной серебристой шевелюрой голову.
— Где-то я уже видел этого молодого человека, — задумчиво произнес он.
— Какая же Лилия молодец! — продолжала восхищаться Нина. — Только вчера Катя сказала в Клубе, что хочет сойтись с математиком, а он весь из себя такой неприступный… и вот вам, пожалуйста! Сегодня они вдвоем пришли на мюзикл!..
— Уже третий звонок, — мягко прервал ее Александр Васильевич, — в антракте, если хочешь, подойдем к ним. А кто такая Лилия?
Но тут в зале погас свет, и Нина не успела ответить.
— Знакомое лицо, — сказал Олег, — где-то я уже видел этого почтенного старца.
— Да? — удивилась Екатерина Сергеевна. — Он живет в Великом Устюге и в Питер приезжает редко. Вы, наверное, ошиблись.
— Может, и ошибся, — согласился Олег. — Хотя у меня хорошая зрительная память, а он…
Но тут раздались звуки увертюры, и на него зашикали сзади.
Музыка, если честно, оказалась так себе. По крайней мере, для Екатерины Сергеевны, любившей мелодии гармоничные и плавные, с выдержанным тактом и четким, но ненавязчивым ритмом.
Не очень ей понравились и исполнители, которые пели и плясали как-то лениво, без огонька. Но, глянув осторожно на сидевшего рядом Олега Павловича, она удивилась: на его худом горбоносом лице присутствовало выражение самого живого интереса.
«Скажу, что пришла сюда, потому что очень нравится музыка, — решила она. На всякий случай полезла в программку, уточнить фамилию композитора. Розенблюм… ни о чем не говорит. Ладно, не важно это! А важно, что ему нравится…»
Олег издал какой-то странный звук — то ли всхлипнул, то ли судорожно вздохнул.
Сзади зашипели. Екатерина Сергеевна, испугавшись, накрыла ладонью его вцепившуюся в подлокотник кисть. Олег, увидев у Екатерины Сергеевны программку, жестом попросил ее себе.
— Эврика? — нагнувшись к нему, шепотом спросила Екатерина Сергеевна.
Он буркнул что-то невразумительное — в зубах у него был зажат колпачок от паркеровской шариковой ручки. Сама ручка быстро записывала что-то на белых полях программки, которую Олег положил себе на колено. Екатерина Сергеевна, перегнувшись через подлокотник, попыталась разобрать, что он там пишет; но единственным знакомым ей символом оказался знак «равно».
— Интегрирование по эллиптическим контурам. Численным методом. В банаховом пространстве, — блестя глазами, сообщил ей Олег.
— Ну разве что в банаховом, — неуверенно согласилась Екатерина Сергеевна.
— А скоро антракт?
— Молодые люди, потише! Сколько же можно любезничать?!
— Извините, — обернувшись, виновато прошептала Екатерина Сергеевна.
— Вы не обидитесь, если я сейчас уйду? — едва дождавшись антракта, спросил Олег.
— Нисколько, — мужественно ответила Екатерина Сергеевна. — Мне и самой здесь не очень нравится. Этот мюзикл — не самая лучшая вещь Розенблюма…