Лайза Браун - Внук Дьявола

Он с усилием выговаривал слова между судорожными вздохами. Дьявол упрямо молчал.

– Не удерживай его, – шептал Чарли. – Держит только… любовь…

Он тщетно старался подавить кашель.

– Не разговаривай, Чарли, не надо, пожалуйста, – взмолился Колли и гневно глянул на Дьявола. – Сделайте то, что он хочет. Вы же человек! Он умирает!

– Мои слова ничего не изменят, – сухо возразил старик. – Я, конечно, позову вра…

– Черт! – воскликнул Чарли неожиданно громко, но при этом в груди у него что-то угрожающе булькнуло. – Врач не успеет. Я умру. Никакой врач… мне не поможет. Но я… тоже послал письмо. Как и ты, Дьявол… Я знаю… Это дело… с Колли… должно кончиться, что бы ты…

Он вдруг приподнялся и сел, как будто его дернули за ниточку, и принялся хватать руками воздух. Колли как зачарованный наблюдал за неотвратимым приближением смерти к старому человеку, у которого достало сил подняться ей навстречу.

Освобождение было мгновенным. Чарли рухнул навзничь на охапку сена, а Колли с громким криком ринулся прочь.

– Стой! – рявкнул Дьявол и схватил его за плечо, но Колли резко вырвался и только бросил на бегу:

– Отстань!

В тот день Лейни пришла к дубу без нескольких минут два. Она давно не появлялась на своей площадке для игр, да и Колли нечасто в последнее время приходил туда.

Она скучала по нему, хотя и знала: он приходит, когда может.

– Измажешь меня, – предупредила она большого пса, который ухватил ее за штанину, когда она занесла ногу на перекладину лестницы. – Дурак, – добавила она, оборачиваясь и глядя вниз.

И тут голова ее ткнулась в что-то теплое и мягкое.

Это был Колли. Колли, практически никогда не показывавшийся возле дерева, сидел теперь верхом на толстой ветке, как раз там, где Джон Торн соорудил для Лейни площадку.

Выглядел он ужасно, как будто не спал вот уже несколько недель. Лейни почему-то решила, что он недавно плакал.

– Чарли умер.

Даже голос его звучал по-старчески тускло.

Пес, который, видно, почуял что-то нехорошее, гавкнул два раза.

– Тихо, – испуганно пролепетала Лейни. – Это же Колли.

Собака негромко заскулила, затем притихла.

Лейни поднялась на настил и уселась рядом с Колли.

– Мне очень жаль, – прошептала она.

– Не бойся, я больше плакать не буду, – проворчал Колли. – Я плакал столько, что теперь у меня ни слезинки не осталось.

– А я и не боюсь, – тихо ответила девочка.

Колли подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и уткнулся в них лицом.

– Наверное, я даже не только из-за Чарли. Еще и из-за себя. У меня…

Голос Колли оборвался.

– Не надо так говорить. Я всегда буду тебе другом. И я еще долго не умру, – прошептала Лейни ему в макушку.

Он поднял голову и усмехнулся.

– А что дольше – очень долго или всегда?

– Это мы когда-нибудь узнаем, – торжественно ответила Лейни.

– Значит, Элейна Мари Торн, ты обещаешь?

– Да… Сейчас я даже дам тебе доказательство. – Голос Лейни зазвенел от восторга. – Пусти.

Она оттолкнула его, выпрямилась и потянулась к дальней ветке. Колли откинулся назад, щурясь от ударившего в глаза солнца, а Лейни тем временем извлекла откуда-то целлофановый мешочек.

– Вот! – провозгласила она, и Колли отодвинулся, освобождая ей место. – Смотри.

Она встала на колени и помахала пакетом перед его носом, пристально глядя ему в глаза.

– Свисток, – медленно произнес он, но руки не протянул.

– Когда в «Магнолии» было полно всяких горничных и поварих, тетя Оливия свистком звала их всех к себе. А потом отдала его мне. Он из серебра. Видишь, почернел; надо бы его почистить. На нем нарисована магнолия. В общем, это тебе.

Лейни положила пакет на его открытую ладонь.

– Я не могу его взять, потому что мне нечего тебе подарить. У меня ничего нет.

– А мама говорит, что самый лучший подарок – это такой, когда ты ничего не ждешь взамен, – горячо возразила Лейни. – Колли, не бойся ничего. Кто его может у тебя увидеть?

От этого невинного вопроса его лицо перекосилось, и он поспешно поднялся на ноги.

– Я боюсь, – просто сказал он. – До самого конца Чарли не говорил мне, что умирает. А Дьявол вообще не стал помогать. Значит, он вовсе не такой всемогущий, как я считал. Наверное, я не только о нем, но и обо всем остальном судил неправильно. Понимаешь, мне всегда казалось, что я мечтаю о свободе. А на самом деле оказалось, что мне страшно. Я даже не знаю, кто я такой, а мне очень хочется узнать. Чарли повторял, что у меня есть родина и он обязан вернуть меня туда. Мне, мол, со временем скажут, где моя родина. Я хочу туда… и не хочу. Где это место, Лейни? Где?

Внезапно и она испугалась.

– Не уезжай, – торопливо сказала Лейни. – Оставайся здесь. Колли, пожалуйста.

Он взглянул на нее сверху и увидел ее расширившиеся глаза, обращенные к нему.

– Рано или поздно ты вырастешь и не захочешь встречаться со мной, – угрюмо проговорил он.

– Нет. Такого не будет. Никогда.

Она была готова заплакать.

– Ладно, я тебе верю. – Колли наклонился и стер с ее щеки слезу. – Я когда-то говорил тебе, что мне некуда деваться. Я останусь здесь, пока ты не вырастешь.

Он ступил на лестницу и принялся спускаться. Когда они оказались лицом к лицу, она быстрым движением опустила свисток в карман его комбинезона.

– Я его принесла сюда на Рождество в первую зиму после нашей встречи. А ты за ним не пришел. Если ты его не возьмешь, он так и останется тут. Этот свисток означает, что я говорю тебе правду и ты всегда можешь позвать меня. Колли, мы с тобой друзья. Навсегда.

Он уже не был тем мальчишкой, с которым она изредка играла. В нем появилось что-то взрослое; горькая жизнь оставила на нем свой отпечаток. И все же она не могла так легко проститься с прошлым.

Помолчав, Колли ответил, как бы шутя:

– Или надолго. Узнаем, что дольше.

Небольшая табличка на дверях углового дома на Мейн-стрит была безыскусной и лаконичной. Она гласила: «Агентство. Тео Мэтсон-младший».

Тео-младший занимался тем же, чем и Тео-старший: страхованием. И Тео-младшего мало заботил тот факт, что какой-нибудь приезжий не смог бы догадаться об этом, прочитав надпись на табличке. В Индиан-Спрингс о роде его занятий знали все, кому нужно.

Впрочем, если сторонний наблюдатель увидел бы, как испуганно озиралась Лейни Торн, входя в контору, он мог бы решить, что Тео посвящает свои дни отнюдь не такому честному и безобидному промыслу, как страхование чужой собственности.

– Добрый день, Лейни. – Мужчина средних лет поднялся из-за массивного дубового стола. – Я знал, что вы не заставите себя ждать. Пятнадцать минут назад я отпустил секретаршу домой, так что наша беседа может быть вполне конфиденциальной.

Лейни глубоко вздохнула и опустилась на обтянутый синей кожей стул возле стола.

– Надеюсь, содержание разговора будет менее зловещим, чем ваш тон, – сказала она, принужденно улыбаясь.

Мэтсон нервно кашлянул и поправил очки, вечно соскальзывавшие с его тонкого носа.

– Дорогая моя, я с превеликой радостью поговорил бы с вами о чем-нибудь другом, но увы…

Усилием воли Лейни отвела от него взгляд и посмотрела в окно. Ей требовалось выиграть время, чтобы переварить его слова и собраться с мыслями.

– Значит, контракт не возобновляется.

Иногда приходится признавать истинность известий, с которыми ум отказывается смириться.

– Я работаю с вашими родными всю жизнь, – виновато сказал Мэтсон. – Лэнсинг был не только клиентом, но и другом моего отца. Поэтому я пошел бы на все – почти на все, – чтобы вам помочь.

– Знаю, – вздохнула Лейни.

Солнце ярко светило за окном, и ослепительно сверкала в его лучах крыша кабины грузовика, стоявшего возле магазина напротив. Но в глазах Лейни весь окружающий мир потускнел.

– Мне очень неприятно… Вы так молоды… Может быть, кто-нибудь… – бормотал Мэтсон.

– Нет, – решительно и твердо сказала Лейни и так же решительно и твердо посмотрела на него.

Мэтсон приподнял очки на лоб и потер кулаками глаза, потом опустил очки на нос, посмотрел в голубые глаза Лейни и приступил к повествованию:

– Страховка на «Магнолию» прекращается. Я не в силах что-либо изменить. Я указывал директорам на то, что Блэкберны были нашими клиентами шестьдесят лет, и за все это время к вам не было ни единой претензии, что вы делали все возможное, чтобы в срок выплачивать суммы на страховые премии. Но поколебать их не удалось.