— Может быть, ты оставишь картину здесь, Джейми? Интуиция подсказывает мне, что она привлечет покупателей.
— Но она же еще не закончена.
— Но она очень красивая!
— Она не закончена, Карл, — засмеялась Джейми, отнимая у него картину и прижимая ее к груди.
— Тогда обещай мне, что немедленно начнешь работу над ней и, как только закончишь, сразу принесешь ее мне.
— Обещаю. — Она пожала плечами. — У тебя все мои работы.
— Но я хочу эту, Джейми, и как можно скорее.
— Ладно, хорошо, — сказала она, отступая к двери. — До встречи, Карл. И спасибо.
— Мне было очень приятно… Да, Джейми?.. Тебе надо бы есть получше. Что-то ты бледная и выглядишь усталой.
— Не хочу. Не буду. Не хочу, — Джейми снова и снова повторяла эти слова, словно молитву. Она не будет работать над этой картиной. Она стояла за мольбертом с полудня, начиная полотно за полотном, даже пыталась прибегнуть к старым, известным еще по художественной школе упражнениям, чтобы пришло вдохновение. Ничто не работало. Весь день пропал зря.
Сейчас была полночь. Окна были закрыты клеенчатыми занавесками. На столе стояла шкатулка с красками из маленького магазинчика. Она была открыта. А на мольберте красовалась ее картина, загадочный ландшафт, и… ждала.
В тот самый момент, когда она взяла в руку кисть, макнула ее кончик в краску и сделала мазок на этом самом полотне, ее сопротивления как не бывало. Она почувствовала, что все делает правильно. Это было как музыка. Как хорошее вино. Счастье… Оно переполняло ее, вытеснив страх, злость, печаль… вытеснив все это и наполнив ее душу радостью и уверенностью.
Она отдалась во власть красок. Отдалась разливу цвета, таинственным образом наполнившим ее воображение; неукротимой страсти рисования. Она не старалась ничего интерпретировать. Ни о чем не беспокоилась. Она просто рисовала до изнеможения.
А потом, рухнув в постель, уснула младенческим сном.
7
Джейми спала, когда раздался стук в дверь.
Он смешался с ее сновидениями. Она видела новый чудесный сон, в котором летела над лесистыми холмами. Она скользила легко и уверенно в сторону дома, а спину ей пригревало солнце. Она никогда не испытывала подобного чувства. Внизу, в том самом доме, ее ждал кто-то, кто ее любил. Там, у дверей. Она почти разглядела его…
На этот раз постучали сильнее, и Джейми проснулась. И услышала голос.
Она удивленно открыла глаза, потом села, взъерошила волосы и протерла глаза.
— Джейми?
Это был мужской голос, тихий, но настойчивый. Его голос.
Она решила не отвечать. Она будет сидеть молча, не обращая внимания, пока он не уйдет. Приготовившись к обороне, она прислонилась спиной к стене и сложила на груди руки. Но непреодолимое желание сыграло свою предательскую роль.
— Кто там? — спросила она.
— Это я… Эдвард Рокфорд. — Пауза. — Джейми, пожалуйста, дай мне минуту, чтобы все объяснить.
— Ха! — фыркнула она, вспомнив их ссору на тротуаре и сразу рассвирепев. — Уходи.
Она прислушалась, надеясь различить его шаги, но тишина была мертвой. Никакого движения.
— Ну, — спросила она, повысив голос, — ты еще не ушел? Я занята, у меня много дел, и я не могу тратить время попусту. Ты должен немедленно уйти.
Она снова подождала, подавшись к двери, чтобы лучше слышать. Напряженно прислушалась. Ничего.
— Ты ушел?
— Нет.
Джейми чуть не рассмеялась. Выпрямившись, она стиснула зубы и прищурилась. Ну и пусть стоит здесь, пока не пустит корни.
Разозлившись, она окончательно встала, умылась, почистила зубы, убрала ночную рубашку в ящик и натянула джинсы с майкой. Она сняла простыни и сложила диван-кровать. Войдя в кухоньку, достала кофейные зерна.
Тут она остановилась и прислушалась. Ничего.
Джейми нажала на кнопку кофемолки, и студия наполнилась звуками и густым ароматом свежесмолотого кофе. Поставив кофеварку, она налила в нее воды и приготовила свою любимую кружку.
— Ну, — произнесла она. — Ты еще не ушел?
Ни звука.
Она решительно направилась к двери, отперла ее и выглянула наружу.
— А, ты еще здесь. Я хочу взять свою газету…
Эдвард наклонился, поднял газету и протянул ей. Ему не будет позволено войти. Джейми подняла одну бровь, передернула плечами и уперла руки в бока.
— Можешь оставить газету себе. Ничего не имею против, — сказала она и повернулась, чтобы войти в студию.
— Джейми! Позволь мне войти, только на одну минуту. Пожалуйста.
— Мне бы не хотелось.
Ее глаза встретились с его глазами, этими черными, неистовыми, беспокойными глазами, которые влекли ее, все сильнее и сильнее…
— Ну ладно, войди, — проворчала она. — Но только на одну минуту.
— Спасибо.
— Не надо меня благодарить. Я не собираюсь доставлять тебе удовольствие. — Она налила себе в кружку кофе, уселась на единственный стул и, опершись подбородком на руку, спросила: — Ну так что?
Эдвард стоял посередине комнаты, засунув руки в карманы темных брюк. Голубая рубашка была распахнута на шее, рукава закатаны.
— Я пришел не затем, чтобы извиниться, — начал он, но Джейми оборвала его.
— Ну, тогда можешь отправляться.
Поставив кружку и положив ладони на колени, она смотрела ему прямо в лицо. На его губах заиграла слабая улыбка. Он глубоко вздохнул.
— Хорошо, тогда извини. Но я хотел бы все объяснить.
— Что?
— Я имею в виду тот день, то, что я говорил…
— Я уже сказала тебе тогда, Эдвард, я не хотела бы все это продолжать.
— Почему? Ты хочешь сказать, что тебе все безразлично? Таким будет твой ответ?
— Я не собираюсь ничего отвечать, ни тебе, ни кому бы то ни было. Я отвечаю сама за себя. Я взрослая, не завишу ни от кого и держу ответ только перед самой собой.
— Все это было бы прекрасно, если бы ты была счастлива.
— А я счастлива! Да как ты смеешь? Как ты смеешь говорить мне о том, что я чувствую? Кем ты себя воображаешь, гадалкой? Ясновидцем?
— Да нет, я просто человек, человек который неожиданно…
Он остановился, тяжело дыша, словно приблизившись к опасной черте и балансируя над пропастью. Еще один шаг и…
— Можно мне чашечку кофе, Джейми?
— Нет, — отрезала она.
— Джейми, разве ты не понимаешь меня? Не видишь, как мне тяжело?
— Тогда уходи. Иди домой, Эдвард…
— Я не могу. И не хочу. Я десять лет старался отучить себя чувствовать. Старался быть глухим к нежности, к заботе… любви. И очень преуспел в этом. Иногда мне даже удается обмануть самого себя. Смотрюсь в зеркало и вижу перед собой человека холодного и твердого, как гранит. Ничто меня не трогает. Ничто не волнует. А самое главное, ничто не могло затронуть мою душу. Но ты сделала это, Джейми. Ты.
Его взгляд смягчился, и прежде чем он опустил глаза, в них мелькнула незащищенность. А голос настойчиво продолжал:
— Джейми, в ту ночь, когда мы встретились, мне не хотелось уходить из дома. С меня было достаточно всех этих приемов, бессмысленных светских сборищ. Я не хотел туда идти. Но что-то заставило меня. О, не смотри на меня так! Я не собираюсь говорить, что это была какая-то сверхъестественная сила…
— Слава Богу, — сказала Джейми с нервным смешком, — а то я уже начала беспокоиться за тебя.
— Я и сам начал беспокоиться в последнее время, поверь мне. — Он усмехнулся, поймав ее настороженный взгляд. — Джейми, может быть, это была не более чем моя несбывшаяся надежда, безрассудный оптимизм, но я почувствовал в тот вечер, что должен пойти. А когда я увидел, что ты идешь мне навстречу, внутренний голос мне сказал: «Да, да! Это то, чего ты ждешь». Возможно, виной тому была твоя красота, может быть, то, как ты замялась в нерешительности, откидывая волосы с лица. Но мое… мое сердце, кажется, узнало тебя.
Джейми отпрянула.
— Может быть, я только напомнила тебе о том, что случилось десять лет назад…
— Нет! — резко сказал он, а потом повторил тише, глядя ей в глаза: — Нет. Потом, когда отъехало такси, я тоже подумал об этом. Искал причину в этом. Это бы так просто все объяснило. — Он криво усмехнулся. — И тогда, возможно, я смог бы забыть тебя. Но нет, Джейми, такому счастью не суждено было случиться.