Джейми прижалась к нему и прильнула губами к его губам. Ее руки коснулись его лица, кончики пальцев скользнули по его щекам, вискам. Обхватив его голову руками, она держала ее в своих маленьких ладонях, как только что обретенное сокровище. Сладкое тепло разливалось по ее телу, груди, животу, проникая в самую глубину. Она чувствовала себя счастливой и прекрасной, умиленной и порывистой. Поджав ноги, Джейми потянулась к нему всем телом.
Эдвард со стоном обнял ее, целуя и шепча ее имя. Потом, вытянувшись на спине, притянул ее к себе.
Джейми била дрожь. Она смеялась, не в силах остановиться. Потом уткнулась лицом ему в шею.
— Мистер Рокфорд… Я думала, что мы собирались поговорить.
— Говори, моя дорогая. Я твой слушатель поневоле.
Она поцеловала его в шею.
— О, откуда я знаю, что ты меня слушаешь?
— Я слушаю.
— А как я знаю, что ты реагируешь?
— Уверяю тебя, Джейми, я реагирую.
Она легонько куснула мочку его уха.
— О! А это еще зачем?
— Чтобы ты немного остыл.
— Остыл? Дьявол, я просто образец сдержанности. Вот я. Вот ты. Мы оба даже не скинули одежды. Если и это не сдержанность… — Он засмеялся. Потом повернул к ней свое лицо, удивленно подняв черную бровь. — Но я готов принять другие предложения, мисс Пейтон.
Она удостоила его быстрым влажным поцелуем в губы, потом, оттолкнувшись, вскочила, заправила в джинсы выбившийся край майки, откинула назад волосы.
— Мне кажется, нам не стоит уклоняться от разговора, мистер Рокфорд.
Он с сожалением вздохнул, но, едва бросив взгляд на ее лицо, спустил ноги с дивана и встал.
— Как скажешь, Джейми.
— Согласен?
— Конечно, согласен.
Тут он улыбнулся ей открытой улыбкой, прекрасной улыбкой, в ней светились забота и искренность. Это была настоящая улыбка друга, улыбка мужчины женщине.
От этого на глазах у нее выступили слезы. Закусив губу, она протянула руку и откинула с его глаз волосы.
— Ты не перестаешь удивлять меня, Эдвард. Удивлять и восхищать. — Она сглотнула слезы и принужденно улыбнулась. — Приготовить тебе что-нибудь? Хочешь есть?
— Я не голоден, а вот ты, должно быть, хочешь есть, я ведь поднял тебя с постели.
— Ты знаешь это? — Она посмотрела на него широко открытыми глазами. — Я действительно голодна. Несколько дней совершенно не могла есть, сейчас чувствую, что голодна как волк. Сварю яйца. Ты как любишь?
— Мне не надо, спасибо. А ты давай. Я…
— Нет, я не смогу есть, если ты будешь смотреть. Съешь хоть что-нибудь. Я могу сделать блины. Или английские булочки…
— Булочки было бы здорово.
— Здорово! Отлично! Ты посиди, а я все приготовлю.
— Ты не возражаешь, если я похожу тут и посмотрю? — спросил Эдвард и потянулся, заложив руки за взъерошенную голову.
Его красота приводила ее в трепет. Она вынуждена была отвернуться, чтобы скрыть растущее в ней возбуждение.
— Давай, действуй, — бросила она через плечо и занялась приготовлениями на кухоньке. — Откровенно говоря, там нечего особенно смотреть. Те полотна, что на полу, уже высохли. Можешь смотреть, сколько твоей душе угодно. Большая их часть ужасна. Единственная картина, с которой надо обращаться осторожно, та, что стоит на мольберте. Я работала над ней допоздна вчера ночью. Самое ужасное…
— О Господи!
Джейми обернулась.
Эдвард стоял перед мольбертом, оцепенев от изумления. От выражения его лица у нее побежали по спине мурашки.
— В чем дело? — прошептала она. — Что случилось?
Но он просто, схватившись за голову, уставился на картину.
Она подбежала к нему и легко коснулась его руки.
— Эдвард?
Он медленно повернулся к ней. Его глаза расширились. Были видны одни зрачки, черные как уголь.
— Это мой дом.
Джейми подумала, что сейчас упадет в обморок. Все вокруг нее закружилось. Только он и картина — два предмета реального мира — оставались на месте. Она судорожно вцепилась ему в руку.
— Что ты сказал?
Он покачал головой, лишившись дара речи. Его глаза сузились, он сосредоточенно нахмурился.
— Эдвард, что ты тут видишь? Скажи мне. Это очень важно! — вскричала она почти истерическим голосом.
Он встал между ней и картиной.
— Джейми, как ты это нарисовала? Как? Кто тебе сказал? Кто показал?
Сложив руки, она прижала их к подбородку.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прошептала она. — Перестань. Ты меня пугаешь.
— Это я тебя пугаю? — Он резко рассмеялся. — А как, по-твоему, чувствую себя, черт побери, я? Здесь… на твоей картине… мой дом! Мой собственный дом! Место, где я нахожу убежище, куда еду, чтобы скрыться от всего мира. Никто не знает об этом месте. Абсолютно. Кто отвез тебя туда? Как ты узнала?
Он произнес последнюю фразу шепотом. Запустив пальцы в волосы, он пристально смотрел на нее, потрясенный настолько, что оцепенело замолчал.
Джейми подняла голову.
— Значит… то, что ты тут видишь, — это пейзаж, правда? Ты хочешь мне сказать именно это?
Он повернулся, чтобы вглядеться в картину.
— Да, конечно. То есть, что здесь можно увидеть еще? Что ты хочешь этим сказать?
Теперь была ее очередь рассмеяться. И она засмеялась нервным смехом.
— Дело в том, Эдвард… что никто этого не видит. — Увидев его недоверие, она махнула рукой. — Нет, это правда. Все видят только абстракцию. Мою обычную… ну, может быть, более удачную, чем обычно, абстракцию. Форму и цвет. Так было задумано, и так они все видят. Они не видят пейзажа. Они не видят дом.
Говоря об этом, она стала успокаиваться или, во всяком случае, спокойнее смотреть на эту странную ситуацию. Сжавшись, Джейми проскользнула у него под мышкой и стала внимательно рассматривать картину.
— Странно то, что я не вижу этого, когда рисую. Только потом. Но здесь действительно нарисованы холмы, горы, хотя не знаю какие.
— Шенандоа, — глухо произнес он, прижав руку ко рту и полузакрыв глаза.
— …и дорога, видишь?
— Да, конечно.
— …а здесь дом.
— Это мой дом.
— …дом. И дверь. А здесь окно… — Она подошла ближе, всматриваясь в картину, разглядывая детали. Она почти вплотную приблизила свое лицо к картине, словно хотела рассмотреть какую-то маленькую точку. И тут ее рука замерла. И очень тихо она прошептала: — Я рисовала вчера очень поздно. У меня так устали глаза, что я не… в общем, как я уже говорила, я никогда ничего не рисовала сознательно на этой картине, но здесь, в окне… Видишь? Здесь в окне кто-то есть. И теперь я вижу, кто это. Посмотри.
Но, когда она повернулась к нему, он попятился. Он прижал руки, распрямил плечи, в темных глазах застыло дикое выражение.
— Нет, — сказал он. — Нет. Не говори больше ничего. Не надо.
Он отошел в дальний конец комнаты и, прислонившись к стене, тяжело дышал.
Она подошла к нему и встала рядом у стены, не касаясь его. Он не взглянул на нее. Он просто начал говорить.
— Скажи мне правду. Кто-то дал тебе фотографию моего дома, да? — Она покачала головой. — Кто-то, кто видел нас вместе, в вечер нашего знакомства? Кто-то с телевидения? Это была шутка? — Она покачала головой. — Джейми!..
— Я сказала тебе, Эдвард. У меня и в мыслях не было рисовать какой-то дом. Я рисовала абстракцию, а это вышло само собой, случилось помимо моей воли.
— Случилось? Это землетрясения случаются, приливы на море. А картины не случаются. — Он тряхнул своими темными волосами и глубоко вздохнул. — Я сдаюсь, Джейми. Если верить твоим словам, то совершенно непонятно, что происходит. Я просто не знаю, что сказать.
— Может быть, мы оба сошли с ума? — засмеялась она, хотя ее бросило в дрожь.
— Меня называли по-разному, не всегда это были лестные эпитеты, но сумасшедшим еще не называли никогда. — Он потер глаза, словно там сосредоточилась головная боль. — Я не знаю. Я просто не знаю.
В наступившей тишине Джейми украдкой взглянула на него.
— Эдвард, — мягко спросила она, — ты возьмешь меня туда?
Он посмотрел ей в лицо и машинально, как обычно, отрицательно покачал головой.
— А почему нет?
— Не могу. Я просто не могу. Я никого туда не вожу.
Она вопросительно подняла светлые брови.