— Подожди, — прошептала она. — Позволь мне.
Она медленно расстегнула его рубашку, неспешно потянула ее край из брюк и распахнула, открыв темные волосы в вырезе белоснежной майки. Она поцеловала его грудь, потом, медленно двигаясь губами вверх по V-образному вырезу, обнаженную кожу на шее. Джейми почувствовала биение его пульса под своими губами. Его кожа была теплой. Скоро она покроется испариной, и темные волосы закудрявятся на его бронзовой коже. Его соски станут твердыми, грудь начнет вздыматься, затрудненное дыхание будет распирать грудную клетку.
Сердце сильно забьется.
Она знала это. Знала так, как будто уже чувствовала, знала, как и он, что ее тело станет влажным и отзовется болью, пульсацией, томлением. Она все это уже знала, хотя ничего еще не произошло… но все произойдет. Скоро, скоро! Ожидание было почти столь же прекрасным, как и реальность. Одно усиливало другое. У нее уже взмокли ладони, покалывало грудь. Она ощущала глубоко внутри боль и пульсацию.
С усмешкой Чеширского Кота, вся превратившись теперь в ожидание и желание, Джейми стащила рубашку с его плеч, с его рук и отбросила ее в сторону. Потом, схватив край рубашки, потянула ее, но не сняла до конца, оставив Эдварда в плену, пока целовала его грудь: сначала середину, потом над сердцем, потом… один твердый сосок, другой, слегка их покусывая.
Эдвард застонал и сдернул майку, снова став свободным, необузданным и опасным. Засмеявшись грудным резким смехом, сверкая глазами, он без слов схватился за край ее блузки и одним ловким движением, как фокусник, сдернул ее.
Она почувствовала, как его волосы щекочут ей грудь, потом прикосновение оставлявших влажный след губ. Отыскав губами ее груди, он начал целовать их через ткань лифчика, сначала нежно, потом все сильней. Ее соски стали твердыми, в них появилось ощущение покалывания и боли. Его рот, горячий и влажный, возбуждал их. Шелковый лифчик намок и прилип к груди. Тогда он просунул руки ей за спину, в первый раз коснувшись ее голой кожи, и расстегнул его. Лифчик упал на пол. За ним последовали шорты, а потом и трусики. Джейми дрожала с головы до пят. На какое-то мгновенье она по привычке почувствовала себя уязвимой, незащищенной, испуганной и несовершенной. Недостаточно хороша, недостаточно…
— Ты так красива, так красива, — прошептал Эдвард.
В его голосе звучало восхищение.
И она действительно почувствовала себя вдруг прекрасной, богиней! Такого никогда с ней не было раньше… но сейчас… да!
— Да! — шепотом ответила она, улыбаясь, хотя в уголках ее глаз засверкали слезы. — Ты тоже. Красивый, замечательный, потрясающий…
Он засмеялся гортанным чувственным смехом.
— Ты еще ничего не видела!
— И правда! — засмеявшись, ответила она, протянула руку, расстегнула его брюки и стала стягивать их с его бедер. Но не могла… не решалась… сделать то же самое с его трусами. О, это были необыкновенные трусы: шелковые, цвета бургундского вина, с нарисованной на них форелью. Джейми слегка, одними кончиками пальцев коснулась рыбки. Форель зашевелилась, устремившись вверх по течению. Джейми усмехнулась, прищурилась и закусила нижнюю губу. «О Боже! Я это сделала!» Ее словно ударило током, кончики пальцев как будто обожгло!
— Продолжай! — простонал он, смеясь.
Она покачала головой.
— Не могу!
— Нет, можешь, — засмеялся он и приподнялся на локтях. Его голова запрокинулась назад, глаза закрылись. Она видела, как на шее у него пульсирует вена. Его кожа покрылась капельками пота. — Продолжай! — выдохнул он.
Он был так красив! Бронзовый и золотой в свете лампы. Твердые мускулы, отливающие умброй темные волосы, четкая линия подбородка, ключиц, бедер. Рельефная линия мышц на плечах, крепкие мышцы брюшного пресса, движение мышц, все еще скрытое, там, где достаточно легкого прикосновения…
Тяжело дыша, он процедил сквозь сжатые зубы:
— О Господи, Джейми!.. Ты убиваешь меня. Продолжай…
Так она и сделала.
Теперь он, как и она, был обнажен, как и она, раним… так же полон страстного желания, так же дерзок. Они прикасались друг к другу, осыпали друг друга поцелуями, барахтались на ковре, как щенки, познавая силу и слабость своих тел и секреты друг друга, учась доставлять друг другу наслаждение.
— Да… да, здесь, — шептала она, извиваясь от его прикосновения.
— О, да… о, Джейми! — стонал он, склонившись над ней и лаская ее. — О, Джейми! О, дорогая! Сладкая! Сладкая, как мед. Слаще, чем…
— О, Эдвард, да! Еще! Мне очень мало…
— Что еще? Что ты хочешь, чтобы я сделал, Джейми?
— Ты знаешь! О, Эдвард, пожалуйста…
— Что? Что ты хочешь, Джейми? Скажи мне. Пожалуйста. Скажи немедленно…
— Я… Я не могу. Но ты знаешь…
— Скажи мне, любовь моя. Скажи мне…
— Давай займемся любовью, Эдвард. Сейчас. Сейчас!
Оперевшись на локоть, он потянулся за брюками и порылся в кармане.
Джейми услышала, как зашуршала фольга, и приподнялась, чтобы поцеловать его грудь.
— Мой герой, — прошептала она.
— Им я и хочу стать, — ответил он шепотом, накрывая ее своим горячим сильным телом.
— Ты уже им стал! — сказала она, приняв его в свое лоно.
Они занимались любовью на коврике, в темноте, и когда все кончилось, она почувствовала то, чего никогда не чувствовала раньше, о чем и не мечтала никогда. Испытав взрыв чувств одновременно с ней, он огласил своим криком тишину темного дома. Посмеиваясь, Джейми уткнулась в его плечо, потерлась, щекой об его кожу. Он громко смеялся, целовал ее ухо и что-то шептал, заглушая сам себя своим громким смехом.
— Что? — пробормотала она, уже погружаясь в сладкую истому.
— Я люблю тебя, — прошептал он снова и поцеловал ее волосы.
Продолжая крепко обнимать ее, он тут же уснул с улыбкой на губах.
9
Когда Джейми проснулась, в лицо ей светило солнце. Она была до плеч укрыта одеялом, под которым лежала голая, как новорожденный младенец.
— Эдвард? — прошептала она, приподнявшись на локте. Но она была одна на тахте, одна в просторной, залитой солнцем гостиной.
— Эдвард!
Внезапно вспомнив о случившемся, она поднесла руку ко рту. Неужели все это произошло на самом деле? А может быть, ей все приснилось? Может быть, она все еще спит?
Ее взгляд скользнул вокруг в поисках реальности, но все оказалось странным и загадочным: дом, с его древними каменными стенами, огромный камин, коврик, лежа на котором она и Эдвард Рокфорд занимались любовью. О, это было видение, которое Джейми не могла отогнать: они занимаются любовью, необузданно, страстно, отрешившись от всего. Ее сердце трепетало от воспоминания и оттого, что к ней пришла любовь. Благодаря какому волшебству все это появилось… эта картина, этот дом, этот мужчина?
Охваченная счастьем, она вскочила с тахты, прижимая к груди одеяло.
— Эдвард? — позвала она, и ее голос эхом отозвался в пустом доме. Куда делся этот человек? Он был ей нужен, и нужен немедленно.
Шлепая босыми ногами по деревянному полу, она брела из комнаты в комнату, рисуя в своем воображении его, сидящего за столом и пьющего крепкий кофе из любимой кружки. Кружка действительно стояла на столе, но Эдварда за ним не было. Она уверенно направилась в кабинет — прохладную комнату на теневой стороне, заваленную книгами, — потом дальше, в небольшую гостиную. Это отсюда, со стоящей здесь кровати он взял одеяло, которым накрыл ее.
Она быстро прошла в его спальню, где стояли громадная двуспальная кровать и тяжелая дубовая мебель. У камина приютилось мягкое кресло с перекинутым через подлокотник вязаным шерстяным пледом. Это была очень удобная комната, солнечная, но в то же время прохладная. Джейми очень бы хотела, чтобы у нее была такая комната, комната, в которой она чувствовала бы себя спокойно и счастливо. Конечно, она хотела бы поставить здесь, у окна, свой мольберт. Дневной свет, пробиваясь сквозь листву, падал бы мягкими золотыми лучами. А еще она хотела бы, чтобы у нее была собака. В этой комнате явно не хватало собаки, какого-нибудь большого старого пса, который бил бы здесь в тишине своим хвостом.
Она ясно увидела эту картину, как будто рисовала сцену, держа в руке кисть, и от этой воображаемой картины сердце ее запело.
Джейми заглянула в ванную комнату с огромной ванной, покоящейся на лапах. Повернув кран, она плеснула шампунь, чтобы сделать пену, и залезла в воду. О, как это было чудесно! Забыв обо всех своих заботах, она легла на спину, погрузившись в воду и опершись головой о гладкую прохладную фарфоровую поверхность, и закрыла глаза. Она даже не стала запирать дверь! «Пусть войдет, — думала она. — Пусть найдет меня! Приди, Эдвард Рокфорд! Я жду тебя!»