А Эдвард лежал без сна, на его красивом лице отражались противоречивые чувства. За окном поднялся ветер. Должно быть, изменится погода. Завтра наверняка будет гроза. Он слышал, как она надвигается, все приближаясь, окружая дом в лесу. Он крепче обнял спящую рядом женщину, но не посмотрел на нее. Пусть спит. Пусть его беспокойство никак не проявится и не коснется ее, не потревожит ее снов. С тем, что будет завтра, он и будет справляться завтра.
Утром они оба проснулись от телефонного звонка. Ничего не понимая спросонок, Эдвард потянулся к телефону, свалив аппарат с ночного столика на пол. Нащупав трубку, он прижал ее к уху.
— Да?
Голос на другом конце провода, хотя и был учтивым и вежливым, быстро вернул его к действительности Разговор был коротким и деловым. Джейми уловила только «До свидания».
Повесив трубку, Эдвард повернулся к ней.
Она уютно закуталась в одеяло и вопросительно смотрела широко открытыми серыми глазами.
— Это был президент телевизионной компании, — сказал Эдвард. — Сегодня они устраивают коктейль для голландского посла. Последние месяцы я вел переговоры с голландским телевидением, и этого голландского представителя я оставил без внимания в наш уик-энд. Мое присутствие необходимо. Но это всего-навсего означает, что мы должны выехать немного раньше, чем я планировал.
Джейми смотрела в сторону. Все должно было когда-нибудь кончиться. Она знала это. Она всегда это знала. Это был только сон, фантазия.
— Хорошо, — апатично ответила она. — Я понимаю.
Ее уступчивость удивила и обеспокоила его. И тут, прежде чем он успел подумать, его осенила идея.
— Пойдем со мной, Джейми. Это будет элегантно, очаровательно… один из типичных посольских вечеров. Не заставляй меня идти туда одного.
— Нет, это совершенно исключено.
Она нырнула под одеяло, в ее мозгу пронеслись яркие картины: вот она, нарядно одетая, стоит рядом со своим холодным, неодобрительно смотрящим отцом, который за секунду до того, как представить ее гостям, находит, что что-то не так: ее одежда, волосы, выражение лица. Он мог уничтожить ее одним лишь сказанным словом…
Ей стало так грустно, что она почти не слышала того, что говорил Эдвард. А он решил, конечно, что она просто упрямится. Отбросив уголок одеяла с ее лица, он крепко сжал ее плечо, чтобы она не могла отвернуться.
— Давай, Джейми Пейтон… мой друг, моя любимая. Пойдем со мной. Мы не задержимся там надолго. Мне только надо засвидетельствовать свое появление, покрутиться там немножко, очаровать посла, принести извинения представителю компании. И все. Я не слишком многого прошу.
Она кусала губы, опустив глаза, мрачная и унылая.
— Ну пожалуйста, — упрашивал он, наклонившись к ней так низко, что она чувствовала на щеке его теплое дыхание. — Пойдем со мной, Джейми. Ты послужишь мне алиби. Они только взглянут на тебя разок и сразу поймут, почему я исчез без всяких объяснений. — Он поцеловал ее, потеревшись шершавой щекой о ее нежную кожу. — Они начнут мне завидовать вместо того, чтобы осуждать. Ну скажи «да», Джейми. Скажи «да»…
— Ну хорошо, — согласилась она как можно любезнее, но глубоко в ее душе тлели угольки грусти, и достаточно было легкого дуновения ветерка, чтобы они разгорелись в пламя.
11
Эдвард подъехал к дому, в котором жила Джейми, и выключил двигатель.
— Мне подождать здесь, пока ты переоденешься или подняться с тобой? — спросил он, положив руку на спинку сиденья.
— Может быть, тебе лучше поехать домой, привести себя в порядок, а потом заехать за мной?
Он медленно покачал головой, на губах его появилась проницательная усмешка.
— Это исключено. Если я выпущу тебя из своего поля зрения, ты сбежишь.
— Какая чушь, — горячо возразила она.
— Да. Правильно. Ты еще скажешь, что такая мысль ни разу не приходила тебе в голову, мисс Пейтон, пока мы ехали всю дорогу в молчании до твоего дома.
— Не имеет значения.
Она вышла из машины и поднялась по ступенькам подъезда. Эдвард открыл ей дверь и поднялся вслед за ней на верхний этаж. Войдя в студию, он прислонился в ожидании спиной к двери, скрестив руки на груди.
Бросив на него сердитый взгляд, Джейми схватила черное шелковое платье и ворох разных других предметов и отправилась в ванную.
Пока она была там, Эдвард подошел к мольберту и посмотрел на ее картину, на которой был изображен его дом. Он стоял, зачарованно разглядывая ее. Как такое было возможно?
Но, с другой стороны… разве это было более странно, чем тот факт, что он стоял здесь в ожидании женщины, которую любил, с отсутствием которой не мог смириться даже эти несколько минут? Как такое возможно? Это было невероятно, непостижимо.
— Ты! — произнес он, грубо стуча по полотну. — Это твоя вина. Ты — неотъемлемая составная часть всей этой магий. Я не понимаю, может быть, и не пойму никогда, но черт возьми, я ничего не могу с этим поделать. Жребий брошен. C'est un fait accompli[1].
— С кем это ты тут разговариваешь? — спросила Джейми, выходя из ванной.
— Ни с кем, — поспешно ответил Эдвард.
— И ни больше ни меньше как по-французски?
— Неважно. Давай поговорим о тебе, — сказал он, с улыбкой подходя к ней. — Какая ты красивая!
— На самом деле? — спросила она, оглядывая свое маленькое черное платье, черные прозрачные чулки и туфли на высоких каблуках. — Ты уверен?
— О, моя дорогая, ты выглядишь очень красивой. И очень сексуальной. — Он наклонился к ней и поцеловал ее в щеку. — Соблазнительной. Очаровательной. — После каждого слова он делал паузу, сопровождаемую поцелуем, пока она, смеясь, не оттолкнула его.
— Хорошо. Хорошо. Ты доказал. Спасибо, — проговорила она, и тут их взгляды встретились. Она нежно улыбнулась, искренней улыбкой, впервые за долгие часы, и повторила: — Спасибо, Эдвард.
— Пожалуйста, Джейми. Это всего лишь правда.
Предложив ей руку, как истинный джентльмен викторианских времен, он подождал, пока она примет ее, и повел ее к двери.
— Это будет чудесный вечер, Джейми, вот увидишь.
Часом позже, в наступивших сумерках, они остановились у одного из небольших элегантных отелей в посольском районе Вашингтона. Швейцар помог ей выйти из машины, камердинер отогнал их машину в сторону. Ничего не оставалось делать, как взять предложенную Эдвардом руку и так, под руку с ним, войти в бальный зал.
Хрустальные люстры, покрытые глазурью скульптуры, бриллианты. Все здесь сверкало.
— О, я одета слишком скромно, — прошептала Джейми, прижимаясь к Эдварду.
— Глупости, — сказал он, с улыбкой глядя на нее. — Ты самая красивая женщина в этом зале.
В следующую минуту они растворились в толпе незнакомых людей, пожимая руки, улыбаясь, кивая, перебрасываясь словами. Мимо проплыл, словно высокий король, официант. Джейми не успела опомниться как в руке у нее оказался бокал шампанского. Она пригубила бледно-янтарный напиток. Шампанское сразу ударило ей в голову. Ей стало легче. Она снова могла дышать.
И тут возник голландский посол, элегантный государственный муж, весь во фраке, и поцеловал ей руку. Как восхитительно! И чего она боялась?
А потом какое-то движение около нее, голос, звучащий в ушах… голос, вдребезги разбивший весь этот сверкающий фарс.
Ее отец.
Она отпрянула, опрокинув бокал Эдварда на его рубашку, но все, что она могла сделать, — это уставиться на человека, который стоял перед ней и улыбался.
— Какой сюрприз, Джейми! Вот уж кого я меньше всего ожидал здесь встретить.
— Отец! Я… Я…
— Она здесь со мной, мистер Пейтон. Я Эдвард Рокфорд, мы с вами встречались, но…
— О, я прекрасно вас помню, мистер Рокфорд. Мы встречались на Североевропейских торговых переговорах. Я не ошибаюсь?
— Да, вы правы.
Говоря это, Эдвард обнял Джейми за талию, а потом, сделав вид, что хочет взять новый бокал, встал между отцом и дочерью, как надежная защита.
Но Джейми казалось, что он стал прозрачным, как стекло. Призрак ее отца заполнил комнату, оставил в стороне Эдварда и остальных гостей, чтобы найти ее, наброситься на нее.
Когда ее отец переключил свое внимание на появившийся поднос с закусками, Эдвард наклонился к ней и прошептал: