– Ух, ты! – восторженно воскликнула я. – Я и не знала, что такое бывает!

– Я тоже не знал, что такое бывает, – с нарочной двусмысленностью в голосе повторил он мои слова.

Я продолжала высоко держать голову и, не видя перед собой ничего, смотреть в небо. Он тоже без интереса всматривался в слепую ночь и незаметно подкрадывался ко мне сзади. Я замерла и ждала, когда разделяющее нас холодное пространство наполнится нашим теплом и воздухом одного на двоих дыхания.

– Катя, – прозвучал его голос совсем близко, и что-то невидимое эфирное тронуло мой затылок.

– Что? – ответила я.

– Давай сбежим.

– Куда?

– Да хоть на водонапорную башню, – торопливо продолжал он, – куда-нибудь, где нас не увидят.

Каждое его близкое слово жгло кожу на моих шее и щеках. Я терпела эту пытку и молчала. Настроенные до пронзительной гармонии струны внутри него были натянуты до предела и готовы были зазвучать от малейшего моего прикосновения.

– “Вот он момент, когда смерть кажется такой близкой, – думала я. – Момент, когда ты уже смотришь этой неизбежности в глаза и не боишься ее звериного оскала.”

Все вдруг сделалось неважным, вся жизнь моя разделилась на ту скуку, которой была до этого момента, и на еще большую скуку, которой ей только предстояло стать после него. Вот куда рвалась моя душа, когда раз за разом я взбиралась на водонапорную башню. Любовь и одна только она есть недосягаемая прекрасная высота, единственно с которой мир наш выглядит целым, а вся боль и страхи оправданными.

– Кэт! Ты тут?! – раздалось неожиданно и знакомо.

Я схватила Антона за руку и увлекла за собой в смородинные кусты. Мы оба упали в траву и затаили дыхание.

– Кэт! – раздалось еще громче и настойчивей.

Я попыталась встать, но обнаружила, что руки Антона крепко держали меня.

– Тцццц, не шевелись, – прошипел он. – Она нас не видела.

– Но она зовет меня!

– А ты не отвечай, – продолжал настаивать он. – Она скоро уйдет.

– Пусти! Я так не могу! – прошептала я и высвободилась из его объятий.

Я встала на колени и высунула голову из кустов.

Высоко в открытом окне стояла Элен. Ее красное платье было помято, черные волосы широкими лентами липли к заспанным щекам, обвивали ее шею и укрывали утомленные сном сутулые плечи. На лице ее все еще дремала та фарфоровая грусть, с которой она уснула, глаза были мутными а губы сухими и распухшими. Она была необыкновенно трогательна и мила, как младенец. Чувство нежности и одновременно вины охватили меня, будто я была одинокой матерью, разбудившей по неосторожности дитя шумными попытками устроить свое женское счастье.

– Я тут, Элен! – прокричала я ей.

Она прищурилась и попыталась разглядеть меня в дальнем углу сада.

– Кэт? Ты что там делаешь? – спросила она.

– Смотрю на луну, не могла уснуть!

– Ты что, дурочка, в окно вылезла?

– Да!

– С ума сошла! Полезай обратно! – сказала она и протянула к слепящему фонарю руку.

– Иду, подожди…

Я снова нырнула в смородину и прямиком угодила на Антона. Он изо всех сил прощально сдавил мои костлявые плечи и вложил мне в рот сладко-горькое обещание следующего свидания.

Весь путь до окна я уложила в два гигантских прыжка прямо по цветочным клумбам и ухватилась за подоконник.

– Дай руку, – сказала я Элен.

Она налегла на меня всем телом и втащила за пояс шортов в комнату. Мы обе свалились на пол и рассмеялись.

– Кэт, ты чокнутая, – прохныкала Элен и шлепнула меня по заду.

– Шшш тише, бабушку разбудим, – сказала я ей.

Я встала и посмотрела в окно. Антон невозмутимо и спокойно своей кошачьей походкой переходил дорогу. Облизнув липкие от поцелуев губы, я смерила его взглядом, и сотни легких мотыльков разом вспорхнули со дна моего живота. Я стянула с себя шорты и нырнула под одеяло. Элен все никак не ложилась и копошилась в углу.

– Ты чего не ложишься? – шепотом спросила я.

Она не ответила, а только обернулась, держа в руках маленький белый предмет.

– Брось мне шорты.

Я свесилась, и нашарила их под кроватью.

– Зачем они тебе? – спросила я.

– Бросай давай, – настойчивей повторила Элен.

Я бросила ей свои шорты и стала наблюдать. Она на коленях проползла с ними к выходу и плотно заткнула их в щель под дверью. Я знала, что Элен задумала что-то интересное и, подскочив от радости, заерзала в кровати.

– Будешь? – спросила она, когда подошла ко мне.

В ее руках красовалась изящная тонкая коробочка.

– “Леденцы”, – было моей первой мыслью.

– Что это? – спросила я.

Элен встряхнула коробочку и, взяв мою руку, вывалила ее содержимое мне на ладонь.

– Это же сигареты!

– Да, сигареты. А ты что думала? – спокойным голосом спросила она.

– Ничего не думала, откуда мне знать, что ты там прячешь.

Сигарет в пачке оставалось всего три, и все три лежали у меня на ладошке. Как я потом узнала, из-за моды среди девчонок на курение этих сигарет сами же девчонки называли их “женскими”, а мальчишки пренебрежительно – “бабскими”.

– “Вок” с ментолом. Не знаешь такие? – спросила Элен и, взяв одну сигарету из моих рук, воткнула ее в узкую щелочку между губами.

– Нет, первый раз слышу. Что значит – с ментолом?

– Со вкусом ментола, то есть, когда куришь, не чувствуешь запаха табака, а только приятный ментоловый холодок, – объяснила она.

– А зачем тогда курить, если не чувствуешь запаха табака?

– Кэт, какая же ты глупая. Курят вовсе не для запаха, а чтобы расслабиться, ясно?

– Ясно, – коротко ответила я, чтобы не утруждать ее больше долгими объяснениями.

Многие из моих одноклассниц уже пробовали курить. На школьных дискотеках они то и дело бегали в туалет и просили меня покараулить их. Я прогуливалась мимо туалета, пока за его дверью впопыхах, между оправлением малой нужды, девчонки пытались расслабиться. Завидев в длинном коридоре фигуру учителя, я забегала в туалет, а они с визгом бросали недокуренные сигареты и, сплюнув горькую слюну в унитаз, спускали воду. Я хорошо помнила, как их воспаленные глаза горели каким-то диким оргическим весельем, а там, в темноте, на танцполе их уже ждали точно такие же одурманенные мальчики.

Я все еще сидела с протянутой рукой, на которой оставались лежать две сигареты. Все мое внимание было поглощено Элен. Она приоткрыла штору и села возле окна. Одну ногу она поставила на стул и ее голая белая коленка ярко засветилась в темноте от уличного освещения. Она выпрямилась и, чиркнув зажигалкой, поднесла к концу сигареты желтое пламя.

– Втягивай, когда прикуриваешь, – сквозь сжатые зубы произнесла она и, как ножницами, двумя пальцами отстригла торчащую изо рта сигарету.

Она прислонила голову к стене и прикрыла глаза. Ее лицо вдруг снова сделалось грустным и неживым. Скупо и медленно она испустила сигаретный дух и посмотрела на меня.

– Тебе понравится, вот увидишь.

– Но я никогда не пробовала.

– Вот и попробуешь, я тебя научу, – сказала Элен и медленно взасос поцеловала сигаретный фильтр.

Я аккуратно положила в пачку последнюю сигарету, а оставшуюся в руке – поднесла ко рту. Перед глазами вспыхнул желтый огонек.

– Прикуривай, – наклонившись, шепнула Элен.

Я прикусила конец сигареты и со змеиным шипением стала всасывать сквозь зубы воздух. Огонь с треском оплавил ее конец, и она с напором вытолкнула мне в рот кислый дым. Слезы застлали глаза, и я подавилась сухим кашлем. Элен как ни в чем не бывало продолжила курить и ждать, когда стихнут мои громкие раскаты.

– Уже лучше? – заботливо спросила она.

– Да, намного, – ответила я.

– Первый раз всегда так, нужна привычка.

Отступать я не собиралась, поэтому сделала еще несколько затяжек. Мне показалось, что на мои плечи опустили груз, и они провисли под его тяжестью, как старый веревочный мост. Один за другим перед глазами из крошечной точки в центре стали возникать и расползаться к периферии темные круги подобные тем, что волнуют прудовую гладь в дождливый день. Я сползла по спинке кровати и провалилась в подушку. На минуты мы обе замолчали.

– Кайф, да? – раздался в тишине голос Элен.

– Да, – отозвалась я.

– Первый раз всегда самый классный, я тебе даже завидую, – монотонно произнесла она.

– “О каком первом разе она говорит? Неужели Элен догадалась о нас с Антоном? Должно быть она нас видела”.