Ни секунды не задумываясь, я протянула ему руку и позвала его к себе.
Одним прыжком он вскочил на деревянный приступок под окнами дома и обрушился на меня с высокого подоконника. Он пах дождем. Тем самым летним большим дождем, которого, изнемогая от засухи и скуки обыденной жизни, все так долго ждут, но часто, завидя который, бросаются со всех ног закрывать окна. Дождь этот пролился над моим иссушенным любовным томлением и болью утраты сердцем, как над пустыней – слишком поздно и бесполезно. Антон касался влажными губами моей горячей кожи, и та без остатка выпивала с них воду. Его вспотевшие нервные ладони ощупывали мое бедное сухощавое тело в поисках хотя бы крошечного оазиса с сочными плодами и страстными подземными реками, но только больше обжигались и обессиливали.
Наверно, случись то, что произошло между нами, до момента, когда я открыла дневник Элен и ее саму на его страницах, в моей бы памяти осталось больше приятных подробностей той ночи. Теперь же, до омерзения детально описанные Элен ласки Алекса, казались мне сценарием к нашей с Антоном близости. Он был необычайно хорош, но лишь в том, что знал свою роль наизусть и в точности проделывал все, что требовал от него вполне себе банальный сюжет. Наивный и нелепый план Элен сработал, но в масштабах, которые даже ее прелестная головка не могла себе вообразить.
– Люблю, люблю тебя, Катенька, – изможденно нашептывал он, когда буря его смелых воплощенных мечтаний стала постепенно стихать.
Дождь за окном тоже кончился, и ночь приятно захолодила пылающую стыдливыми поцелуями кожу. Мы лежали на полу и вслушивались друг в друга. Его сердце часто билось и гнало бешеную радость ко всем его членам, заставляя дрожать мелкой щенячьей дрожью. Биения же собственного сердца я не слышала. Странно, но, пожалуй, первый раз за все недолгое время нашего знакомства оно молчало. Эта давящая тишина насторожила Антона. Он встал, надел сырые джинсы и сел напротив меня.
– Что-то не так? – спросил наконец он после того, как внимательно оглядел мою худую наготу.
Я закрыла глаза и не двигалась.
– “Пусть он уйдет, просто уйдет и никогда больше не возвращается”, – мысленно просила его я.
– Катя… – тихо начал опять он.
– Александр! – бросила я ему в лицо.
– Что? Кто такой Александр?
– Александр – имя парня, с которым уехала Элен.
– Вот и отлично. Я запомнил. Может ты еще и знаешь, где его найти? Я собираюсь набить ему морду.
– Как ты узнал, что Элен уехала с ним? – спросила я.
– Вчера я помогал отцу на площади. К нам подошли две девчонки – твои одноклассницы. Сказали, что были на дискотеке и все видели.
Я приподнялась на локтях и уставилась на Антона.
– Что видели? Ну? Говори?
– Видели, как мы танцевали с Элен, и как этот придурок ударил меня…
– А дальше?
– Сказали, что ты оттолкнула Элен и бросилась мне помогать, когда я упал.
Я поймала себя на том, что начинала злиться и не терпеть ни его присутствия в нашей с Элен комнате, ни его пустых никчемных пережевываний случившегося и непоправимого.
– Дальше что? – повышая голос, спросила я опять.
– Ничего. Дальше она вскочила и, схватив этого Александра, вышла с ним на улицу.
– Это все?
– Кажется, да, – ответил он и задумался. – Нет, еще ее слезы. Элен плакала, сильно плакала, когда они выходили из зала.
– Теперь ты точно все сказал? – спросила я и вскочила, чтобы одеться.
– Да что случилось-то? Почему ты злишься? Я понял – ты ревнуешь. Глупенькая, иди ко мне, – улыбнувшись, сказал Антон и потянул мою руку. – У меня ничего не было и не могло быть с Элен. Тогда на стадионе я все ей объяснил и единственное, о чем она меня попросила – это танец, всего лишь один танец.
– Ты хорошо исполнил свое обещание. Уходи и больше не возвращайся, – сухо сказала я и отдернула занавеску в сторону.
Антон замер и пристально посмотрел мне в глаза.
– Ты и вправду не любишь меня? – моляще спросил он.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы собраться с духом и одним махом умертвить все, что воззвал во мне к жизни этот русоголовый юноша.
– Нет, я не люблю тебя, – ответила я и отвернулась.
Он встал и, поцеловав на прощанье мою горячую щеку, спрыгнул с подоконника в траву.
В ту ночь я не смогла сказать ему ни о своих искренних чувствах, ни о смерти Элен. Мне казалось, что никто на целом свете не смог бы понять того, в какой тугой узел связались для меня первая любовь и смерть дорогого человека, и как невыносимо было думать и говорить о них обоих.
Это был последний раз, когда я видела Антона. То ли не заладилась их торговля в наших нищих местах, то ли Антон и вправду внял моей просьбе и уговорил родителей уехать, да только через несколько дней тяжелый замок повис на их воротах опять и больше уже никого не впускал внутрь.
Вскоре после их отъезда и похорон Элен родители забрали меня от бабушки. Я увезла с собой ее дневник, последнюю сигарету и пудреницу, а вместе с ними точащее меня изнутри чувство вины.
Иногда я вспоминаю приснившийся мне в ночь ее гибели сон: Элен промчала меня мимо своротка на водонапорную башню – месту, где навсегда остались жить мое детство и первая любовь. Оттуда, с ночной дороги, на расстоянии многих километров и теперь уже многих лет после случившегося я наконец-то увидела башню со стороны и себя, стоящей на ее вершине. Элен все-таки сумела выкрасть у всех, а значит – сберечь мою душу и сокровища, которые хранились в ней. И мне хочется верить, что дописывая эти строки сейчас, я дописываю свое прощение ею.