Барбара Брэдфорд - Волевой поступок

– О да, я местный. Родился и вырос в Армли. И, послушайте, вы не будете против, если я попрошу вас называть меня Винсент? Каждый раз, когда вы говорите мистер Краудер, мне кажется, что вы обращаетесь к моему папе.

Одра рассмеялась.

– Конечно, я не против, а вы должны звать меня Одрой.

– Договорились, – воскликнул он и, внезапно остановившись, взял ее руку.

Она нахмурилась.

Винсент быстро проговорил:

– Хотите пойти куда-нибудь со мной сегодня вечером, Одра. Мне бы хотелось пригласить вас в какое-нибудь хорошее место. Может быть, в Лидс – потанцевать? Скажите, что вы согласны. Пожалуйста. – Он улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой, не сводя с нее глаз.

– К сожалению, я не могу. Понимаете, у меня…

– Вам не нужно вдаваться в объяснения, – оборвал он ее, и голос его зазвучал огорченно и обиженно. – Я понимаю. – Он слегка покраснел.

– Нет, вы не понимаете, Винсент, – возразила Одра твердо. – Я собиралась сказать, что сегодня вечером я работаю. Но с удовольствием пойду с вами куда-нибудь в свой следующий свободный вечер. Это действительно так.

– Вот как, – выдохнул он, на мгновение потеряв самообладание. Но оно тут же вернулось к нему, и он радостно улыбнулся. – Тогда все в порядке. А когда он будет – ваш следующий свободный вечер?

– В эту среду.

Его лицо вытянулось.

– Так долго. О, Господи. Ну ничего. Но в среду можно пойти только на приходские танцы. Как вы отнесетесь к тому, чтобы пойти туда?

– Я пойду туда с радостью… с вами. – Одра вдруг застеснялась.

Винсент посмотрел на нее долгим взглядом.

– Да, – сказал он, – и я тоже.

Они снова двинулись к дому Беллов и через несколько секунд оказались у ворот Калфер-Хауза, где Тео уже поджидал их. Когда они остановились, Винсент повернулся к Одре и произнес:

– Я встречу вас здесь у ворот в среду ровно в семь.

– Но вам совсем не нужно утруждать себя. Правда. Я сама смогу найти дорогу к приходскому залу.

– Нет. Я не хочу, чтобы вы шли туда одна.

– Ну что ж, очень хорошо.

Он передал ей клетку с птицей.

– До свидания, мистер Краудер, – сказал Теофил. – Надеюсь скоро увидеться с вами. Тогда вы скажете мне, понравился ли Дэнни его попугайчик.

– Обязательно, Тео. До встречи, паренек.

Винсент, слегка улыбнувшись, приподнял шляпу и ушел.

Одра смотрела, как он спускается с холма широкими быстрыми шагами. Один раз он повернулся и, увидев ее, помахал рукой. Она махнула ему в ответ. Затем взяла Тео за руку и повела его по подъездной аллее, рассеянно слушая его веселую болтовню.

Когда они подошли к дому, Одра внимательно на него посмотрела, думая о многих счастливых днях в этом доме, выпавших на ее долю в последнее время. И тогда интуиция подсказала ей, что жить в Калфер-Хаузе ей осталось недолго.

«Сегодняшний день был началом, – подумала она. – Началом моей жизни с Винсентом Краудером.

Он – моя судьба. А я – его».

Они поженились пять месяцев спустя.

Одних это очень удивило, других – нет.

Венчание состоялось в Церкви Христа в Верхнем Армли в субботу, солнечным июньским днем, два дня спустя после дня рождения Одры и за неделю до того, как свой день рождения отпраздновал Винсент.

Невеста была в голубом. На ней было простое, но элегантное платье из крепдешина, которое смоделировала она сама, а выкроить и сшить его ей помогли швеи из «Парижской моды» миссис Белл. Ее шляпа-макше была из голубого шелка, покрытого шифоном; туфли на высоких каблуках из серой замши и из такой же замши длинные, доходившие до локтя перчатки довершали наряд. В руках она держала букет из нежно-алых роз, ландышей и стефаний.

Гвен Торнтон была подружкой невесты, а Лоретт Краудер – ее посаженной матерью. Обе были в одинаковых платьях из сизо-серого с рисунком из желтых роз креп-жоржета и в шляпах из простроченного серого шелка. В руках каждой был букет желтых роз.

Когда девушки суетились и хлопотали вокруг нее в прихожей Калфер-Хауза, Одра подумала, какие они хорошенькие: обе высокие и белокурые, полные свежего очарования молодости. Ей было приятно, что они сопровождают ее.

Мистер Белл любезно согласился на роль посаженного отца, и по проходу между рядами в церкви Одра шла, опираясь на его руку. Это была красивая старая английская церковь норманнской архитектуры с великолепными витражами.

Когда орган заиграл с полной силой и под высокими сводами храма зазвучала мелодия гимна «Совершенная любовь», Одра почувствовала комок в горле, глаза ее наполнились слезами, и ее охватила тоска по братьям. Однако понимая, что не может позволить себе разрыдаться, она взяла себя в руки. Высоко подняв голову, она посмотрела в сторону алтаря, где ее ждал Винсент; рядом с ним стоял его брат Фрэнк, который был его шафером.

Любовь, светившаяся на его лице, и искреннее восхищение вернули ей самообладание и уверенность в себе, и она подумала, как он красив в своем новом, с иголочки, темно-синем костюме, накрахмаленной белой рубашке и серебристо-сером шелковом галстуке.

Остановившись перед алтарем, мистер Белл отступил в сторону, и Винсент занял его место. Его присутствие и доброе выражение на лице священника моментально рассеяли чувство одиночества, ранее охватившее ее.

Слова преподобного Бакстера, казалось, омывали душу Одры: «В радости и горе… в богатстве или в бедности… оставив мысли о других». Конечно, она оставила мысли о других. Разве может ей понадобиться кто-нибудь другой, кроме Винсента? Даже подумать об этом было невозможно.

Свадебная церемония была окончена, прежде чем она осознала это.

Они стали мужем и женой. Она стала миссис Винсент Краудер.

Одра шла к выходу из церкви, теперь уже опираясь на руку своего мужа, под торжественные звуки органа; радостная, ликующая мелодия «Свадебного марша» Мендельсона заполнила церковь.

Новобрачные всего на несколько минут задержались на ступеньках церкви, чтобы сфотографироваться и принять поздравления от семьи Винсента, его друзей, Беллов и Маргарет Леннокс, которая приехала из Рипона специально на свадьбу.

А затем, среди всеобщего веселья, осыпанные потоком конфетти и риса, они бросились к машине, ожидавшей их у церковных ворот. Фил, дядя Винсента, подвез их к Калфер-Хаузу, где миссис и мистер Томас Белл устраивали для них свадебный завтрак с шампанским.

Прижавшись к своему молодому мужу на заднем сиденье машины, Одра улыбнулась и перевела взгляд на золотое кольцо на пальце. Она не думала, что может быть так счастлива.

В лунном свете окна Одра казалась серебряной статуей.

Она неподвижно стояла у окна и пристально смотрела на море, опершись рукой на подоконник и так изогнувшись, что из глубины комнаты был виден ее профиль. На белую атласную рубашку, тонкую, как струйка дыма, падал, отражаясь, свет полной луны, и в полумраке комнаты она светилась и блестела, как чистое серебро.

В неподвижной фигуре Одры было что-то эфемерное, призрачное. Оставаясь незамеченным, Винсент смотрел на нее, застыв в дверях, не в силах оторвать от нее взгляд и желая продлить этот момент, запечатлеть этот образ в своих мыслях и памяти.

Она показалась ему совсем нереальной, как будто была частью какого-то сна, который привиделся ему когда-то давно и теперь снится вновь. Он почувствовал, что, если пошевельнется или заговорит, вся сцена нарушится и исчезнет, как это бывает со всеми снами, и она будет потеряна для него навсегда.

Желание вспыхнуло в нем, острое и неотступное, как всегда, когда она была рядом. Ни одну женщину он не желал так сильно. Когда они приехали сюда, в отель «Виктория» в бухте Робин Гуда, на исходе субботнего дня, он не смог совладать с собой. Сдерживаемые эмоции, желание, постоянно подавляемое и обуздываемое в течение пяти месяцев, вырвалось из-под контроля в ту самую минуту, как они очутились одни в номере. Он повлек ее на постель, даже не дожидаясь, пока они распакуют вещи.

В течение пяти дней они почти не покидали свой номер.

Он сделался увлеченным и опытным учителем, с наслаждением и радостью отдаваясь этой роли, она – внимательной и усердной ученицей, страстно стремящейся ему угодить. Через пару дней она начала преодолевать свою застенчивость, и теперь их любовные ласки не вызывали в ней ни малейшего чувства неловкости. Она полностью отдавалась ему, и на ее лице было написано восхищение им. Он был преисполнен радости, обнаружив, что матушка-природа наделила его робкую и застенчивую девственницу глубоко скрытой чувственностью, так же, как и его самого. Co счастливым волнением он видел, что ее темперамент становится таким же горячим, как и его собственный.