Какие-то табу у него оставались. Он не собирался сниматься голым (серьезные фирмы его и не просили о таком) и не имел дел с товарами, имеющими репутацию товаров для геев. Ему можно было предложить хоть 10 миллионов за рекламу, к примеру, геля для укладки волос или какой-нибудь другой мужской косметики — он бы отказался. Да, и еще он категорически не годился для телевизионной рекламы. Актерских способностей у него отродясь не было, и он не представлял себе, как он может, к примеру, перед камерой непринужденно садиться в седло мотоцикла (вон предложение большой и очень серьезной страховой компании — придется отклонить). Или ласково обнимать девушку (шампунь, миллион сто тысяч франков гонорар). Хотя без камеры и то, и другое ему удавалось как нельзя лучше. Или вообще что-то говорить. Нет, все телерекламы он отклонял.

Мать честная! Вот это да. Полтора миллиона, причем не швейцарских франков, а долларов. Охочий до денег Ромми внимательно вчитался в предложение. Джинсовая линия одного из серьезных домов моды. Репутация неплохая, не Дольче и Габбана, слава Богу. Напрягло требование «полуобнаженного вида» — Отто вообще-то раньше никогда на это не шел. Только он и джинсы. Ну, почти никогда.

Пару недель назад, для поднятия тонуса и чтобы отвлечься, он сдуру попозировал для одной забавной крали из «Альпенштерн» — девчонка не только недурна в постели, но и отличный фотограф, вот она уболтала его сделать прикольный постер. Результат привел в восторог всю Европу, кроме, разумеется, самого Отто, который тут же вспомнил, что не любит выставляться напоказ, но было уже поздно. На фото был солнечный яркий день, заснеженные горы, и на их фоне сам господин Ромингер. В лыжных ботинках, стартовый комбез в цветах сборной натянут до пояса, верх небрежно свисает вниз, загорелый голый торс, светлые волосы свободно развеваются на ветру. Конечно, вне этой фотки ему бы и в голову не пришло болтаться в горах в таком виде. Правой рукой он придерживает пару лыж, большой палец левой, зацепив стартовый комбез в районе бедра, слегка тянет его вниз. Нахальная, дерзкая усмешка хулигана со школьной спортплощадки. И, самая фишка, через голую грудь и верх живота ярко-красной губной помадой намалеваны броские буквы: SWISS MADE[6]. Келли сама делала эту надпись перед съемкой и заодно рассказывала ему, что именно она с ним сделает, когда они вернутся в отель.

Ну и ладно, постоит он еще с голой грудью и голыми пятками, от него, опять-таки, не убудет. Съемки в апреле (он предупреждал Шефера, что готов участвовать во всех этих гешефтах только после окончания сезона) в Париже. Отто подумал, почесал голую грудь, которую ему надо будет представить на съемку, и понял, что не хочет он сниматься голым. Ну, полуголым. Но полтора миллиона баксов манили непреодолимо, и он принял все-таки окончательное положительное решение. Получить столько денег и еще лишний раз съездить на халяву в Париж и пожить на выбор в сьюте в «Жорж V» или в «Ритце» — дело неплохое. Когда он еще соберется? А в предложении указаны именно эти отели. Только Крийона не хватает. Отто решил, что Жорж ему больше по вкусу.

Сам бы он, вполне возможно, выбрал бы себе что-то столь же комфортабельное, но менее пафосное. Ему не нужно, чтобы на него глазели, как на восьмое чудо света, или чтоб какой-нибудь английский лорд презрительно поднимал брови на его драные джинсы. С другой стороны, когда его это волновало? Одно точно — где бы он не остановился, он будет держаться подальше от улицы Сен-Доминик, где в пентхаусе, купленном на отцовские деньги, обитала его сестрица Джулиана вместе со своей постоянной любовницей Кристелль.

Еще одно предложение тоже очень порадовало Ромингера. Денег, правда, немного — «всего» семьсот тысяч франков, но и делать ничего не надо. Ни ехать никуда, ни позировать, ничего такого — просто дать разрешение на упоминание его имени и использование съемки его прохождения трассы скоростного спуска для рекламы спрея от боли в горле. Раньше подобные предложения поступали только от действующих спонсоров и соответственно отдельно не оплачивались, так как входили в пиар и маркетинговые планы, а прочие от других производителей по условиям спонсорских соглашений он был вынужден отклонять. Но, поскольку спрей «Санвелл» не имел никакого отношения к горным лыжам и не упоминался никем из его спонсоров среди конкурентов, Отто не видел ни малейшего резона упускать такую сумму.

Остальные предложения он просмотрел — среди них не оказалось ничего интересного, и он их выбросил. Они еще вчера с Шефером, пока не напились, успели обсудить, что, по каким критериям и в каких количествах Ромингер будет принимать — важно продолжать оставаться труднодостижимым, брать только самый эксклюзив или самую халяву. Вот он и выбрал один эксклюзив и одну халяву. Вообще говоря, это были первые серьезные действия Ромингера на ниве большого маркетинга — до сих пор у него были только стартовые, призовые и прошлогодние довольно жидкие спонсорские. На этом он успел реально заработать чуть меньше миллиона, это был его настоящий банковский счет, все остальные пока существовали в исключительно виртуальном виде. Авансы спонсорских на этот сезон еще не были перечислены, вот и получалось, что на бумаге он стоит около десяти миллионов, а в реале, в общем-то, пока что даже и не миллионер. Эти деньги, рекламные, изменят положение.

А миллионами, между прочим, надо управлять. Они не должны просто валяться на счетах — они должны работать. Отто мог пойти по одному из двух путей — заставить Тима нанять финанс-менеджера или брокера, который занимался бы инвестициями, или крутить дела самостоятельно. Зря он, что ли, уже почти получил МВА? А почему бы ему не играть на бирже? При мысли об очередной захватывающей игре его настроение резко улучшилось. Он начнет немедленно.

Не то чтобы Рене была в безумном восторге от своего нового статуса работающей студентки (К тому же, беременной работающей студентки!) За всю свою прошлую жизнь она привыкла сильно не перетруждаться, иметь довольно много свободного времени в своем распоряжении, не отказывать себе в удовольствии поспать днем или поболтаться по магазинам, а тут на тебе — каждый день до шести часов на работу! Уж не говоря о том, что она очень быстро уставала, видимо, из-за беременности, и все время боролась с приступами тошноты или даже оказывалась на грани обморока. Токсикоз мучил ее жестоко, еще она переживала страх выкидыша. Но, как ужасно она себя ни чувствовала, как тяжело ни давались ей эти дни — Рене все равно радовалась, что перестала быть бесполезной игрушкой, перышком на ветру, никчемным созданием. Теперь она вполне могла содержать себя сама, пусть без особой роскоши. И, конечно, зарплата каждые две недели приятно грела душу. Это были небольшие деньги, но она впервые в жизни зарабатывала их сама, и распоряжаться тоже могла ими вполне самостоятельно, ни у кого ничего не спрашивая. С первой же зарплаты в середине января она пошла и записалась на курсы вождения, будто ей мало было работы. Но она понимала, что ей нужно иметь машину, и нужно научиться водить как следует до рождения малыша. К тому же, теперь, когда она работала, ей все труднее было обходиться без своего средства передвижения — все время ездить на трамвае было долго, а на такси — дорого, к тому же, ее сильно укачивало. Особенно тяжело ей приходилось, если таксисты попадались славяне или арабы — эти ездили слишком быстро и резко, некоторые курили в машине, а она сейчас совершенно не могла переносить табачный дым.

Сама работа ей нравилась. Ну, то есть, ничего сложного в ней не было. Основная часть ее работы заключалась в товаросопроводительных документах. Их надо было перевести часть на немецкий, часть на французский и отправить по факсу в магазины — один в Цюрихе, второй в Лозанне. Переводить накладные было проще простого — не надо было даже так уж свободно владеть двумя языками, вполне достаточно было бы выучить несколько цветов и названий предметов одежды. Брюки черные, юбка красная, свитер белый, и все довольны. Иногда активизировалась переписка между Лукасом и отделом логистики в главном офисе или Юбером и маркетингом, дизайнерами и отделом продаж. Тут, конечно, цветами и названиями одежды было не обойтись, но Рене переводила с удовольствием — ей было приятно сознавать, что она справляется со своими обязанностями.

По вторникам, средам и четвергам работы было мало. Она выполняла свой объем работы максимум за два часа, а остальное время коротала, учась обращаться с компьютером и факсом. Зато в понедельник и пятницу накладные валили валом — факс не замолкал ни на минуту. Она не укладывалась в 4 часа, и в понедельник приезжала на работу не к двум, а к часу, благо, в понедельник в универе было только две пары, и она успевала. В пятницу было сложнее — в расписании было три пары, и Рене была вынуждена ловить такси, чтобы не опоздать на работу, и задерживаться по вечерам на полчаса или даже чуть больше.