Он опять поцеловал ее в щеку.

— Я сегодня вернусь поздно. На ранчо, наверное, уйма дел.

Он посмотрел, как Морган вытерла Адаму лоб. Отец с шутливой угрозой взглянул на сына и мог поклясться, что мальчик слегка улыбнулся. В коридоре он хохотнул. Сын, по крайней мере, тоже все понимает и просто подыгрывает матери изо всех сил. Значит, все дело в Морган.

Весь день он был поглощен хозяйством, расписывал, кому и что делать. Когда он вернулся домой, всюду было темно. Все уже спали. Розелль поднялась, услышав, как Сет вошел в кухню.

— Мистер Колтер, еда еще горячая, я ее завернула хорошенько, чтобы не остыла.

— Розелль, мне очень неудобно вас просить об этом, но вы можете разбудить сейчас Мартина? Мне нужно обсудить с вами кое-что очень важное.

Они легли спать очень поздно. Сет, опускаясь на мягкий матрас, улыбался. Впервые за многие дни он чувствовал себя спокойнее. Все готово. Он не думал, что придется к этому прибегнуть. Он ненавидел свой план, но план должен быть осуществлен.

Глава двадцать четвертая

Когда Морган проснулась на своем диванчике, Адам еще спал.

Она устала, но ее легкие недомогания — пустяк, если Адам снова будет здоров. Она никак не могла позабыть те ужасные дни, когда он был так болен и едва не умер. Она бы с радостью отдала полжизни, только бы ему было хорошо, только бы защитить его от всех болезней. Это она виновата, что Адам так серьезно болел. Она предоставила ему слишком много свободы.

Но что происходит в доме? Почему так тихо? Обычно в это время уже все суетятся. Розелль что-нибудь делает на кухне, и Кэрол приносит завтрак для них с Адамом.

Адам открыл глаза и застонал. Она мгновенно оказалась рядом. И, как всегда, в эти первые секунды ощутила панический страх.

— Ты хочешь есть, дитя? — И она жестами изобразила действие.

Адам капризно кивнул, надув нижнюю губу.

— Кэрол запаздывает.

Она подошла к двери и выглянула в коридор. Он был пуст.

— Понятия не имею, где они все. Она окликнула Розелль и Кэрол, но никто не отвечал.

— Адам, миленький, мамочка оставит тебя всего на несколько секундочек. Ты пока отдохни, а я сразу же вернусь.

Она открыла дверь в смежную комнату. Там тоже никого. Она подошла к лестнице и опять позвала слуг. Никакого ответа. Она опять побежала к Адаму.

— Мамочка должна спуститься вниз, но она вернется очень быстро, — и поцеловала его в лобик.

Где же все? Как могли они бросить ее и очень больного малыша? Но она почувствовала и страх — он пробежал холодком по спине.

В столовой никого. Она знала, что Сет всегда завтракает внизу. В кухне тоже никого, печь холодная и никакой еды на кухонном столе.

Страх разрастался. Что-то должно было случиться нехорошее, раз все они куда-то исчезли.

Она попыталась успокоиться. Наверное, всему этому найдется простое объяснение. И в то же время ей хотелось взбежать наверх и защитить Адама от неведомой опасности.

Дверь из кухни была открыта, и она вышла на крыльцо. Солнечный свет ее ослепил. Она уже две недели не выходила из детской. И сощурилась. Потом она увидела, что открыта дверь в амбар, и поспешила к нему. В амбаре было темно и прохладно. И ни души. Но в это время в пустом стойле кто-то пошевелился, и она вздохнула с облегчением. Это, конечно, Доначьяно. Она как-то застала его там спящим.

Она ступила два шага к стойлу — и затем наступила внезапная темнота! Она задыхалась! На нее набросили что-то очень тяжелое и завернули в это что-то. Она не могла дышать. Она почувствовала на своем теле руки, много рук, которые ее вертели и заворачивали. Она попыталась отбиваться, но это было бесполезно. У нее перехватило дыхание, она закричала, но еле услышала свой крик. Где же все? Неужели ее некому защитить? Ее обхватили чьи-то грубые жесткие руки, она почувствовала их у себя на запястьях и еще что-то — это была веревка! О, если бы она могла вдохнуть воздуха! Она отбивалась от невидимого врага, задыхаясь.

То, что ей набросили на голову, покрывало всю ее и было тяжелым. Ей казалось, что шея вот-вот переломится. Она постаралась дышать поглубже. Сопротивление было бессмысленно. Она опять попыталась закричать.

Она также пыталась устоять на ногах, но не удержалась и упала ничком. С нее сняли то невыносимо тяжелое, чем она была закутана. Она глубоко вдохнула свежий прохладный воздух, радуясь, что может свободно дышать.

Но видеть она ничего не могла из-за повязки на глазах. Чьи-то руки поставили ее на ноги. Затем грубо бросили, и что-то ударило ее в живот. Ее понесли вниз головой. Она пыталась оттолкнуться связанными руками, но ткнулась в стену. Что-то железной хваткой стиснуло ее лодыжки.

Вдруг ее опять поставили на ноги. Сквозь повязку на глазах можно было различать свет, она почувствовала солнечное тепло и повернулась на звук голоса. Кто-то был рядом!

— Пожалуйста, помогите! — закричала она беззвучно. — Пожалуйста! Я нужна своему малышу.

Все это очень напоминало тот случай, когда ее похитил Кот, но тогда она была уверена, что Сет ее спасет. На это: раз она не очень была в этом уверена, учитывая, как она с ним обходилась в последние дни. Ее перебросили через седло, и она инстинктивно ухватилась за поводья. Ее обидчик сел позади, и она изо всей силы ударила его правым каблуком. Она слышала, как он втянул воздух, словно от сильной боли, и начала бить снова, но его рука обхватила ее за талию и так стиснула, что она не могла вздохнуть. Она опустила ногу, и рука ослабила давление.

Ехали они долго. Видеть дорогу она не могла. Она старалась дышать тише и глубже и как-то уравновесить себя на седле. Иногда под копытами лошади плескалась вода. Похоже было, что они несколько раз пересекали речные потоки. Иногда она чувствовала, как похититель понукает лошадь взбираться на гору. Она очень ослабла за эти две недели, когда почти ничего не ела и еще меньше спала.

Она постаралась осмыслить создавшееся положение. Может быть, эти люди уже убили Розелль, и Мартина, и Сета! Но, может быть, Сет спасся? Последнее время она почти не думала о нем, но сейчас все больше начинала беспокоиться. Как она могла относиться к нему так небрежно?

Ее внезапно сняли с лошади. Она стояла недвижимо, пытаясь сохранять равновесие. Потом за спиной послышались шаги и звук отворяемой двери. Ее ввели в дом, ступенька за ступенькой.

Она прислушалась. Понюхала, чем пахнет. Это был запах горящих дров. Человек обошел ее кругом. Шаги у него были медленные и легкие. Его руки легли ей на плечи. Затем на голову. Он распустил ей волосы. Руки расправляли их, нежно расчесывая пальцами.

Она отступила назад, но он крепче сжал ее плечи.

Теперь руки были на талии, они обнимали ее, большие пальцы скользнули вверх и коснулись места под грудью. Она стояла не шелохнувшись, только вся напряглась. Он дотронулся до ее лица, ладони охватили ее щеки.

Теперь он расстегивал маленькие пуговички на лифе ее грязного домашнего платья.

— Нет! — Она отрицательно мотнула головой.

В горле у нее хрипело. А он продолжал медленно заниматься тем же делом. Вот он расстегнул лиф. Теперь, очевидно, на очереди корсет и нижняя рубашка.

Она почувствовала, как что-то холодное коснулось ее плеча.

Она отпрянула и упала на колени. И откинулась назад, готовая наброситься на насильника. Плечо болело, на нем было что-то теплое и влажное. Кровь! Он нанес ей рану.

Она встала и стояла очень тихо. На плечо положили что-то холодное, и оно перестало болеть. Она почувствовала, как человек рванул платье на другом плече и обнажил бок. Опять рванули с другой стороны, и платье упало на пол. Она услышала шаги, и потом ей стало теплее от разгоревшегося огня. Он сжег платье!

Затем она почувствовала, как быстрыми, порывистыми движениями человек срывает с корсета кружево. Затем с нее сняли корсет. Она глубоко и свободно вздохнула, избавившись от его давящей хватки. Человек сорвал с нее рубашку, и все это вместе с корсетом тоже бросил в огонь.

Наконец руки коснулись ее затылка, и повязка спала с глаз.

Сначала все расплылось перед ее взглядом, наконец глаза стали различать предметы…

— Здравствуй, женушка! О нет, кляп пока останется на месте. Мне нужно многое тебе сказать, и я не хочу, чтобы ты меня прерывала.