— Тогда я нарушила бы условия своего контракта, вот почему. Тогда ему не пришлось бы мне платить. И он получил бы страховку от инвесторов и смог бы начать съемки заново.
— Это возможно?
— Конечно, возможно. И тогда страховая компания обязала бы меня покрыть их расходы.
— Значит, вы сами уходить не хотели.
— Разумеется, нет. Это безумие.
— Но с чего он взял, что вы уйдете по своей воле, если вас ожидали такие неприятности?
— Потому что.
— Потому что что?
— Потому что он старался расстроить меня до такой степени, чтобы я его начала бояться и сделала все, что он захочет.
— Что он для этого делал?
— Еще до того, как он сообщил, что знает о нашем романе с Виктором, он стал вести себя очень холодно. Очень холодно.
— Он перестал с вами спать?
Она бросила на меня взгляд, выражавший отвращение: я полез своими грязными руками в ее сексуальную жизнь.
— Он даже не хотел ко мне прикасаться, — сказала она. — Больше того, вам наверняка это интересно: когда я попыталась взять его за руку, он ее отдернул, как будто я прокаженная.
— Но он не объяснил, почему так себя ведет?
— Сначала нет. Просто сделался ужасно холоден со мной.
— Он так же вел себя на людях? На площадке?
— Нет. И это меня убивало. На площадке он был такой сладкий.
— А вы как себя вели?
— Ну, полноте. А как вы думаете? Не могла же я всех поставить в известность, что у меня жуткие отношения с продюсером? Он притворялся, что между нами любовь, и мне ничего не оставалось, как подыгрывать ему. Я думала: ну, он на людях ничего плохого не делает, может, все само собой уладится. Я перестала встречаться с Виктором — в интимном смысле — со среды.
— Вы сказали Сантане, что все кончено?
— Нет. Я никогда не сжигаю мосты. А вдруг бы у меня не вышло наладить отношения с Саем? Я просто сказала Виктору, что у меня сейчас очень непонятный и тяжелый период в жизни. Кошмарный.
— Это славно.
— Я хорошо знаю мужчин. Это действует. В любом случае, я все делала, чтобы пойти Саю навстречу. Уж если не в личном плане, так хоть в профессиональном. Но это было так странно. И даже когда все начало складываться хуже некуда, при посторонних мы продолжали притворяться, что друг друга любим.
— Как в день его убийства, когда вы вытащили у него из кармана пачку банкнот? Это и означает «друг друга любить»?
— Не смейте так говорить, как будто я лазала у него по карманам! Это был такой домашний, семейный жест.
— Вы говорите, что под конец у вас совершенно испортились отношения. Когда это произошло?
— В четверг утром. Без чего-то шесть за мной пришла машина, я спустилась вниз. Сай был в холле и ждал меня.
Ее лицо, покрытое потом и слоями макияжа, словно одеревенело. Губы двигались механически, как у марионетки.
— Он сказал мне, выговаривая каждое слово, ледяным тоном, что у него много друзей. Я не поняла, что он имеет в виду, но мне захотелось от него убежать. Он преградил мне дорогу. Его лицо было совсем близко от моего, в нескольких сантиметрах. Мне были видны даже несбритые волоски. Он сказал, что некоторые из его друзей не очень хорошие люди, но они вложили деньги в «Звездную ночь» и уже знают, что отснятые метры — ужасного качества. Они очень расстроились и хотят, чтобы я сама отказалась от этой роли. А если я не откажусь, Сай сказал, что не отвечает за возможные последствия такого моего поведения.
— Вы не спросили, какие могут быть у этого последствия?
— Спросила.
Она вздрогнула всем телом.
— Что же могло произойти?
— Кислота в лицо.
— Господи Боже! И что же вы сделали?
— Сказала ему, что сообщу в полицию. Вернулась в спальню, сняла трубку, но он пошел за мной и не дал мне позвонить. Я не стала с ним драться. Все это так предсказуемо.
— Больше он вам не угрожал?
— Нет, конечно. Он отступил. Я знала, что он капитулирует. На самом деле у него пороху не хватило, у этого подонка. Он попросил прощения. Умоляя меня его простить.
— А вы что сказали?
— Сказала, что подумаю.
Линдси искривила губы в подобии улыбки.
— Я знала, как укрощать Сая. Он поехал бы в свой Лос-Анджелес, встретился с Кэт Пурель и другими неудачницами, и к тому времени, когда он вернулся бы в воскресенье вечером, он снова бы меня захотел. И в кино. И в постели. И вообще везде.
— Вы считаете, что он хотел на вас жениться?
— Ну, он бы еще пару недель успокаивался насчет Виктора, но в общем, да. Несомненно.
— Вы в этом уверены?
— Я это знаю.
— А вы вышли бы за него замуж?
— А как вы думаете?
— Не знаю. Этот человек угрожал вам нанесением тяжких телесных повреждений. Хотел сломать вам жизнь, карьеру.
— Его просто снедала ревность.
— Его снедало желание убрать вас и из своей жизни, и из своего фильма.
— Ну это только из-за того, что я его сильно обидела. Признаюсь: я совершила ошибку. И большую ошибку. Но Сай обязательно вернулся бы. Мы так друг другу подходили, и он об этом знал. Я ведь… Ну я это я, а он — блестящий, удачливый кинопродюсер. И его занимали серьезные общественные проблемы. К тому же мы оба умные люди. Честно говоря, что касается его ревности, мне это даже нравилось, поскольку он наконец продемонстрировал какие-то подлинные чувства.
Линдси начала тереть одной голой ногой о другую. По-моему, она даже возбудилась, но не от воспоминаний о безумных поступках Сая, от воспоминаний о том, каковой властью над ним она обладала.
— Ревность, — повторила она, пробуя это слово на вкус. — Она-то и поглотила Сая.
— Вы считаете, что он вас любил?
— Конечно, любил.
Я поднялся с места и встал, положив руки на спинку стула.
— Убийца находился в пятнадцати метрах от невысокой фигурки в белом халате, примерно вашего роста. Предполагалось, что в момент выстрела Сай должен был пролетать где-то над Канзасом. Предполагалось, что вы должны были плавать в бассейне, что вы обычно и делаете во второй половине дня.
— Нет!
Макияж не мог скрыть ее бледности. Лицо у нее словно покрылось воском. Она стала похожа на мертвеца.
— Да.
Я откинул край кисеи и вышел из комнаты.
Я позвонил Карбоуну и сообщил, что нахожусь на съемочной площадке, поскольку Бонни Спенсер могла быть связана с кем-то из киношников, к тому же я пытаюсь узнать, как она вела себя, когда Сай ее выгнал, не выкинула ли какого-нибудь психопатического номера. Он сказал, что Ляжки, Робби и Чарли Санчес выехали в город и разыскивают ее. Как бы между прочим, как будто бы мне неизвестен был заранее ответ, я поинтересовался, каковы результаты ДНК-теста по новым образцам волос. Это волосы Бонни, сказал Карбоун. А ты по-прежнему уверен, что она этого не делала?
Я посоветовал ему, если больше нечем заняться, просмотреть папки с перечнем улик. Проверить, сколько волосков мы нашли в день убийства, потом спуститься и заглянуть в пакетик для вещдоков, который вернулся из лаборатории. Я предсказал ему, что там окажется на один волос меньше.
Он сказал, что я становлюсь все более эмоционально неустойчив, что я проецирую что-то — я не разобрал что — на Робби Курца, что мне необходим отпуск, и что если я буду проезжать мимо этого забавного итальянского магазинчика в Ист-Хэмптоне, он просит меня закупить кило колбасы с укропом.
Отбой. Робби просто не мог не подкинуть этот волос. И совершенно точно, что он намеренно распускал слухи и о том, что я снова запил, и о том, что «Стив + Бонни = любовь». Он рыскал по городу в поисках нас обоих. Рано или поздно он сообразит, что у Бонни объявился защитник, который помог ей на время исчезнуть. И тогда он отправится прямо ко мне домой.
Грегори Дж. Кэнфилд должен был, по идее, находиться в местном магазинчике при исполнении своих обязанностей ассистента режиссера, а именно, в данном конкретном случае, покупать свежий инжир, копченую ветчину, хлеб с отрубями и бутылку вина «Дольчетто» — лично для Ника Монтелеоне, поскольку, как сказали люди на площадке, Ник мямлил что-то про то, что из-за жары он не хочет наедаться на ночь, просто легкий ужин, а поскольку Линдси играла по-прежнему вяло, все надежды на спасение репутации «Звездной ночи» оказались возложены на тщательно отмассированные плечи Ника, и в итоге, после сорокаминутного совещания звукооператора и первого ассистента постановщика (включая звонок агенту Ника в район Беверли Хиллз), термин «легкий ужин» был принят в первом чтении, и Грегори отправили покупать провиант.