— А что она здесь делает? — спросил он.
От его вкрадчивого и красивого голоса не осталось и следа, его сменили встревоженные повизгивания.
— Она пришла со мной. Ты знаешь, что это Бонни Спенсер?
— Да.
Я усадил Бонни на стул с прямой спинкой.
— Сиди и слушай, — приказал я и обернулся к брату. Он наконец прекратил свои метания по комнате.
— Ты виделся с ней в тот день, на площадке, когда она постучалась в двери трейлера Сая?
— Да.
Его «да» больше были похожи на собачий лай. Я подумал: э-э, да ты в штаны от страха наложил, попался на воровстве. Украдешь миллиарды долларов, и все об этом знают, и тебя приглашают на роскошнейшие приемы. Сопрешь пару галстуков, и никто тебе руки не подаст.
— И Сай сказал ей убираться с площадки, на которой не снимают ее фильма?
— Да.
— Стивен, послушай… — начала Бонни своим ясным, терпеливо-учительским голосом, как будто мы были супругами-детективами из фильмов тридцатых годов.
— Не сейчас!
Потом я спросил брата:
— Ты знал, что Сай встречается с Бонни?
— Что?
Это было даже не удивление, не недоверие. Это был даже не вопрос. Он просто обомлел, он не мог сообразить, что к чему.
— Отвечай, — рявкнул я.
Я должен был знать, насколько хорошо он был осведомлен о частной жизни Сая. Насколько много он знал? О чем догадывался? Не звонил ли Сай кому-либо тайком после того разговора на просмотре? Когда они вернулись в дом, и Истон раскладывал бумаги Сая, или эти чертовы «розовые страницы», готовя их для следующего дня, не услышал ли он упоминаний о Линдси? О молнии? Ледяную усмешку Сая? Сдавленное «Мне понадобится твоя помощь», донесшееся из-за прикрытой двери? Но стал бы Истон Первый, Утонченный, подслушивать под дверью? Вопрос стоял по-другому: смог бы Истон удержаться и не подслушать? Мой брат считался с законами этики до тех пор, пока это не угрожало его собственной заднице.
Но, глядя на него, я понял, что он явится в прокуратуру в качестве свидетеля, и там все сдохнут от его синего костюма, роскошной рубашки и модого галстука. Волосы у него будут хорошо причесаны, заблестят в свете прожекторов, а его приятный светский голос джентльмена будет звучать сверхубедительно. Как было бы славно, если бы он припомнил что-нибудь действительно важное для следствия!
Назовите ваше имя, — потребует помощник прокурора. — Истон Бреди. — Я спрашиваю вас, мистер Бреди, — скажет помощник прокурора, — вы слышали телефонный разговор между Саем Спенсером и Майклом Ло Трильо? А адвокат защиты — может, это будет адвокат Толстяка Микки, хотя меня так и передергивало при мысли об этом, — вскочит и заявит протест на основании отсутствия доказательств. А помощник прокурора повторит свой вопрос и спросит: — Как вы узнали, с кем мистер Спенсер говорит по телефону? — Ну, я взял трубку, там сообщили, что на проводе Майк Ло Трильо и он хотел бы поговорить с Саем немедленно. Я до этого разговаривал с мистером Ло Трильо и узнал его голос, — начнет Истон.
Я посмотрел на Бонни. Она не сводила с него глаз.
Я вспомнил выражение ее глаз в тот момент, когда она замерла около охотничьего шкафа перед лестницей. Мне показалось, что я уловил в них выражение страдания, каким-то образом связанное с тем, что она увидела за дверями.
Что же она могла там увидеть?
Двенадцатизарядное ружье моего папаши.
И его винтовку калибра 5,6.
Я понял то, о чем уже догадалась Бонни.
По-моему, Истон понял, что я обо всем догадался. Он стоял передо мной молча, засунув большие пальцы в карманы брюк.
Надо сосредоточиться и допросить его. Господи, мы, Бреди, все такие чистоплюи. Я убрал с кровати аккуратно сложенные свитеры Сая и положил их — один, второй, третий — на тумбочку. Я сделал это с превеликой осторожностью, так что даже оберточная бумага между свитерами не зашуршала. Потом я взял брата за руку и усадил его на кровать, на расчищенное мною место.
— Ист, — начал я.
— Да?
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет.
— Давай.
У него покраснели шея и уши, но он сказал только:
— Нет, нечего мне говорить.
— Я нашел винтовку.
Он покачал головой. Это должно было означать: ни черта не понимаю. Или: нет, ты ее не находил.
— Я нашел ее, Ист.
Я молил Бога — он ведь такой чистюля — «всяка вещь должна знать свое место», — чтобы он вернул ее туда, откуда взял, чтобы он не совершил какой-нибудь безумный поступок, не сел на паром, не поплыл на остров Шелтер и не утопил винтовку в Лонг-Айлэндском заливе. Но потом я понял, что этого не случилось. Истон отпрянул от меня и ребром ладони начал разглаживать несуществующую складку на синем галстуке, лежавшем рядом с ним на кровати.
Я сказал тихо:
— Получить результаты баллистической экспертизы — это всего лишь вопрос времени.
Он не смотрел мне в глаза.
— Мы выстрелим из этой винтовки и сравним образцы пуль с теми двумя, которые мы извлекли из тела Сая.
Я избегал смотреть на Бонни, потому что это могло нарушить ритм моего разговора, но она и не пыталась привлечь мое внимание. С того места, где она сидела, не раздавалось ни звука, ни шороха. И не будь я уверен, что она сидит на стуле в нескольких метрах от меня, я бы не ощутил ее присутствия в комнате.
— Пули совпадут, Ист. Ты ведь это знаешь.
Истон задрал подбородок и резко фыркнул, точь-в-точь как моя великосветская мать.
— Просто не верится, что ты даже подумал об этом!
— Как же мне об этом не думать?
— Но ты ведь мой брат!
— Знаю. Может, именно поэтому я так долго не мог найти убийцу.
Раньше, когда расследования достигали своего апогея, я всегда ощущал дикий прилив энергии, меня охватывала безумная жажда узнать, кто же это сделал. Но сейчас я чувствовал себя измотанным, вялым, невероятно усталым. Если бы Истон вздумал бежать, я даже не смог бы его догнать. Я был на какой-то другой планете, с ужасной гравитацией.
— Я прошу вас покинуть мой дом, обоих! — заявил он и злобно уставился на Бонни. — Нам не о чем говорить.
— Нам есть о чем поговорить, — сказал я.
— Дурацкие шутки.
— Нет. Все это очень важно и серьезно.
— Ты ничего не докажешь.
— Я нашел орудие убийства.
— Перестань драматизировать! И что, на винтовке есть отпечатки пальцев? Да?
— Они могут остаться там, даже если ты позаботился и стер их. Мы теперь используем лазерную технологию.
Он затряс головой. То ли не поверил мне, то ли это не убедило его, то ли он уже не боялся.
— А вдруг там нет отпечатков пальцев? — спросил он.
— А кому еще, черт побери, понадобилось брать папашину винтовку и стрелять в Сая Спенсера? Матери?
— Я знаю, ты и ее бы втянул в это дело.
— Расслабься. Кого она обвинит во всем этом, тебя или меня?
Я встал и направился к стенному шкафу. Шкаф как шкаф, никакой бронзы с деревом и альковных изгибов, как у Сая. Но зато все разложено в безукоризненном порядке: костюмы, рубашки, галстуки (тоже наследство от Сая), брюки, пиджаки, ботинки. Ящики выдвинуты, и каждая пара хорошо видна. Горы ботинок: обычные мокасины, плетеные мокасины и классические мокасины; белые сандалии, туфли для гольфа, сапоги на резиновой подошве для яхты; тенниски, шиповки для бега, шлепанцы. В том числе без пяток. Обычные резиновые пляжные шлепки, такие можно купить где угодно. Сорок третьего размера, как у меня и у моего брата.
Я обернул левую руку в носовой платок. А правой рукой взялся за ручку и осторожно выдвинул ящик с полки, перехватив его левой рукой.
Я сказал:
— Когда мы были маленькими, ты терпеть не мог спорить. Знаешь почему? Потому что я всегда выигрывал. Но давай поспорим, что эти шлепки совпадут со слепками следов около дома Сая, с того места, откуда и были сделаны выстрелы. Это, Ист, такой миленький пижонский газончик. Дерн, как его называют. Особая разновидность кентуккской голубой травы, сорт «адельфи». Парень из местного сельскохозяйственного центра сказал, что засадить травой «адельфи» такой кусок земли обошлось Саю недешево. Да и хрен с ним! Но трава-то редкая… — Я прикоснулся к ящику. — Спорим, парочку образцов травы «адельфи» мы обнаружим прямо в этом ящичке?