Джеффри подошел еще ближе, и взгляд его скользнул по розовым соскам, дерзко выступавшим под полупрозрачной тканью. Дабы не испытывать лишних страданий, Джеффри старался ограничить время общения с женой. Даже когда в соответствии с правилами хорошего тона он был вынужден сопровождать Рейлин во время выездов, в которых по неписаным законам высшего общества молодожены должны были участвовать, таких как свадьбы, крестины и тому подобное, Джеффри старался держаться подальше от жены и только смотрел на нее — эта уловка помогала ему соблюдать джентльменское соглашение. Но когда они с Рейлин выходили в свет, одежды на ней все-таки было побольше, чем сейчас. Джеффри чувствовал, что на этот раз попался: перед соблазном такого рода не устоял бы самый закаленный мужчина, особенно если учесть меру его страсти и вынужденное воздержание. Ему оставалось надеяться лишь на то, что молодая жена позволит ему не ограничиваться одним лишь любованием ее прелестей.

— Да, — нехотя согласился он, — мои люди быстро приведут дом в надлежащий вид.

Рейлин чувствовала, что в ней нарастает напряжение, природу которого по своей девической невинности она не могла понять. Потеряв всякую надежду на то, что ей удастся найти разумное решение мучившей ее проблемы, или просто устав от роли оскорбленной жены, отказывающей мужу на том лишь основании, что не находит зримых доказательств его исключительного благородства, Рейлин впервые задалась вопросом: может ли она считать себя образцом святости? Ответ пришел сам собой: достаточно было вспомнить, о чем мечталось ей бессонными ночами, из которых последняя оказалась самой мучительной. В конце концов, Джеффри приходился ей мужем: он не только видел все, что открывал взору ее наряд, состоящий из одной рубашки, но и касался ее тела, ласкал. Уже то, что она сейчас выставляла себя ему напоказ, нельзя было расценить иначе, как явный недвусмысленный призыв немедленно затащить ее в постель.

И все же… Всего две недели назад они встретились с Джеффри впервые. При весьма щекотливых обстоятельствах. Рейлин тогда сбежала от дяди. Когда ее новый знакомый предложил ей довольно своеобразный способ положить конец дьявольским козням Купера Фрая, она согласилась без колебаний. Только потом Рейлин задумалась, не поступила ли опрометчиво, столь скоропалительно согласившись произнести клятву перед алтарем. Как ни старалась она не принимать близко к сердцу те упреки, которыми осыпала Джеффри Нелл, в душе у нее зародилось сомнение. Если в день венчания она искренне желала соединения со своим нареченным и душой и телом, то сейчас идиллическая картина безоблачного счастья вдвоем оказалась изрядно подпорченной: Рейлин чувствовала себя как корабль, выброшенный на берег.

Хотя безобидная болтовня казалась самым легким способом разрядить обстановку, Рейлин, покраснев от стыда, признала свое поражение:

— Кажется, новые апартаменты Коры будут вдвое просторнее старых, Джеффри. Ей понравится жить в таком большом доме.

Джеффри прищурился, стараясь угадать, отчего это вдруг так разрумянилась жена. Казалось, ничто не мешало ей под каким-нибудь предлогом скрыться, но она продолжала общаться с ним, намекая, что не против отправиться с ним в постель.

— Принимая во внимание любовь нашей домоправительницы к детям, Клара едва ли останется единственным ребенком, — заметил Джеффри, слегка подавшись вперед, чтобы почувствовать аромат, исходящий от жены.

Запах был нежным, едва различимым и напоминал о букете весенних цветов.

— Разумно было бы предположить, что через несколько лет Коре и ее мужу те апартаменты, что строятся для них сейчас, не покажутся слишком просторными.

Рейлин заметно занервничала, когда Джеффри пододвинулся ближе к ней. Во рту пересохло, и она украдкой облизнула губы. Мозг ее лихорадочно работал: надо было срочно что-то предпринимать, чтобы скрыть свое состояние.

— Я восхищена твоим мужеством, Джеффри. Ты поступил как герой, спасая Клару из огня, но, откровенно говоря, я от всей души желаю, чтобы мне более никогда не пришлось становиться свидетельницей подобных подвигов. Когда я увидела, как ты побежал в дом, где лишь надломленная балка отделяла тебя от бушующего пламени, мне показалось, что и ты, и ребенок вместе с домом вот-вот превратитесь в кучку золы.

Рейлин, нежно улыбаясь, поглядела на Джеффри, который отчего-то не желал отрывать взгляда от завязки ее ночной рубашки.

— Признаюсь, после того что случилось со мной в первые дни нашего брака, я остро нуждалась в том, чтобы успокоить нервы, и потому весьма благодарна тебе за понимание, которое ты проявил ко мне. Этот дом, сад, плантация способны дарить умиротворение. И все-таки я опасаюсь, что спокойствие только кажущееся, как затишье перед бурей. Я знаю, что Густав попытается отомстить тебе за то, что ты подставил мне свое плечо в трудную минуту, хотя винить ему следует не тебя, а Олни Хайда.

— Хотел бы я припомнить негодяю его выстрел, — угрюмо заметил Джеффри, пробегая пальцами по шраму — следу от пули, выпущенной Олни; именно она побудила раненого немедленно разрядить свой пистолет в плечо Густава. — Я нахожу чертовски несправедливым то, что Фридрих может свободно разгуливать по городу и продолжать шиковать, как ни в чем не бывало, тогда как его место за решеткой. Да и с Олни дела обстоят не лучше: хотя Рейс выписал ордер на арест этого щенка, никто его не ловит, а к тому времени, как поймают, если такое и случится, против него просто не найдется свидетелей.

— Можешь быть уверен, Кингстон ничего не забыл, ни одной мелочи. — Рейлин нервно усмехнулась и тут же отругала себя за несдержанность. Муж ее умел владеть собой, что было особенно заметно в сравнении с ее порывистостью. — Думая, что тебя убили, Кингстон сам чуть концы не отдал. Конечно, когда он рассказывал о том, что произошло, все выглядело забавно, но…

Первое, что увидел Джеффри, едва придя в себя после выстрела, была вытянутая физиономия дворецкого. Заметив, что хозяин открыл глаза, Кингстон едва не расплакался. Какое трогательное проявление преданности!

— Кажется, Кингстон сказал что-то об ангелах. Наверное, он решил, что я вернулся к жизни благодаря чуду.

— Так оно и есть! — воскликнула Рейлин. — Если бы выстрелили чуть пониже, вы, Джеффри Бирмингем, получили бы дырку в голове, и я на этот момент уже была бы вдовой.

Непринужденно поигрывая концом шелковой тесьмы, завязанной бантом у горловины рубашки, Джеффри усмехнулся:

— Интересно, сколько безутешных вдов остались девственницами после безвременной кончины драгоценных супругов? Боюсь, что за последние несколько сотен лет их едва ли наберется с десяток.

Тихий стон сорвался с губ Рейлин, когда Джеффри, наклонившись, коснулся губами ее щеки. С нарочитой медлительностью он стал опускаться ниже, прокладывая дорожку из нежных поцелуев к ее кремовой белизны горлу. С опаской словно боялась обжечься, Рейлин осторожно положила ладонь на его крепкую, как сталь, грудь и, закрыв глаза, подставила ему губы. Под ладонью ее билось сердце Джеффри, билось почти так же быстро, как и ее собственное. Он сам попал в сети, которые расставлял для нее: обольстительная игра увлекла его и перестала быть игрой.

— Не думаю, что наша ситуация так уж необычна.

— Уверяю тебя, моя радость, это так. — В который раз за последние две недели Джеффри задался вопросом, найдется ли еще хоть один мужчина, чья чертовски соблазнительная жена продолжает оставаться девственницей без всяких видимых на то оснований.

Хотя он был приятно удивлен ее очевидной готовностью принять его знаки внимания, все же нельзя было исключить возможность того, что ему будет дан отказ. В который раз совершенная красота жены поразила его. Кожа ее сливочно-белого оттенка была нежной и гладкой на ощупь, словно атлас, на щеках играл нежный румянец, а аквамариновые глаза из-под черных густых и длинных ресниц словно светились изнутри. Нос с тонкими ноздрями, чуть вздернутый, придавал ее лицу озорное выражение; губы, красиво очерченные и в меру полные, как будто созданы были для поцелуев. Хотя ресницы ее и вспорхнули, застенчиво опустившись, стыдливо избегая его взгляда, Рейлин не сделала попытки высвободиться из его объятий. Она вовлекала его в игру, из которой все труднее было выбраться. Теперь, прояви она волю к сопротивлению, ему надлежало перебороть ее, заставить подчиниться своей воле.

Рейлин тихонько вскрикнула, почувствовав, как он потянул за тесьму. Ворот рубашки распахнулся, открывая взгляду горло и часть груди.