Сьюзен Виггз - Волшебный туман

— Кэтлин, — попросил он, — умоляю, дотронься до меня.

Она отозвалась, потому что он просил, а не требовал. Ее руки начали изучение его покрытого шрамами мускулистого тела. Она открыла для себя упругость его плеч, шелковистость волос на груди. К своему удивлению обнаружила, что ей нравится ощущать ладонями теплоту его тела, глухое биение его сердца. Так вот как устроен мужчина. Она касалась его тела так, как не смела даже мечтать. В ответ он судорожно вздохнул.

— Кэт, — сказал он, — это такая сладкая пытка, через которую я никогда не проходил, — он обнял ее, поддерживая ее спину и раздвигая ей ноги своими ногами.

«И только подумать, — томно размышляла Кэтлин, — что всего лишь недавно мы сплетались в жаркой битве, и один намеревался убить другого».

Сейчас ее чувства были также напряжены, но уже не от гнева. Она крепко обняла его ногами, прижимаясь к нему все ближе и ближе. Он придвинулся к ней, плечи его дрожали, на лице застыло выражение сосредоточенности. Весли сдерживал острое желание, заставляя себя помнить о том, что Кэтлин девушка, и что он не хочет причинить ей боль. Он вошел в ее мягкую теплую глубину, продвигаясь все глубже, пока не достиг шелковистой преграды, стоящей между невинностью и наслаждением. Одним мягким толчком его пыл проложил путь дальше. Ее голова запрокинулась, и она улыбнулась таинственной, обманчивой улыбкой женщины. Весли целовал ее закрытые глаза, щеки, рот, шепча слова, которые не имели никакого смысла. Кэтлин слушала их сердцем. Напряжение внутри нее нарастало, напирая на грани того мира, который уже никогда не будет прежним. Он был чародеем, полным тайн и очарования, и предложил ей подарок, которого она, не подозревая об этом, так страстно желала.

Она приподняла бедра, и он начал двигаться в ней медленно и ритмично. Сердце Кэтлин бешено колотилось, она лежала, погружаясь в волны наслаждения. Ее окружил туман, у которого не было начала и не было конца. Время остановилось на этом мгновении, мир за пределами этой маленькой ниши переставал существовать для нее. Движения Весли стали более быстрыми и настойчивыми, и она подстроилась под его ритм, ритм песни, у которой не было слов. Она поднялась на волне чувственности навстречу его устремлению, и вспышка невыразимого блаженства вырвала из ее груди восторженный крик.

Голос Весли присоединился к ней. Она почувствовала, как что-то внутри нее нежно запульсировало, а он проник еще глубже и, казалось, коснулся ее души. Судорожно вздохнув, Весли зарылся лицом в ее волосы.

— Кэтлин… — жарко выдохнул он ей в ухо.

С каждым замедляющимся ударом ее сердца очарование теряло силу. Она отвернулась.

— Я предала себя, свой народ…

— Нет, — он приподнялся на локте. — Я не позволю тебе говорить, что это дурно.

— Но мы враги…

— Прекрати, — снова боль мелькнула в его глазах. — Ты говоришь, что я нарушил святую клятву, Кэтлин. В отличие от того, что ты об этом думаешь, решение далось мне нелегко. В течение трех лет я соблюдал ее, и уже почти убедил себя, что смогу сдерживать свои желания до того дня, пока не умру. Но говорить, что наша любовь это что-то плохое, значит унижать ее. Не делай этого, Кэтлин. Пожалуйста.

— Не будем больше говорить об этом, — она отвернулась, натянула на себя одеяло и отдалась во власть раскаяния и стыда. Но когда сон сморил ее, перед глазами стоял не Алонсо и даже не Клонмур, а ее муж Джон Весли Хокинс.

— Исповедуйте меня, отец, ибо я согрешила, — Кэтлин нервно перекрестилась.

— Я готов дать тебе прощение Бога, — ответил отец Тулли. Они вместе сидели на камбузе, свободном от матросов, потому что утренняя смена уже поела. — Какая боль тревожит твою душу?

Кэтлин сплела пальцы. Она свободно исповедовалась ему в юности, не станет избегать этого и сейчас.

— Отец, я совершила грех вожделения.

У него от удивления приподнялась одна бровь.

— Ты уверена в этом?

— Да. Вчера ночью. С моим… англичанином.

— Со своим мужем, ты хочешь сказать?

— Да, отец, и я прошу Бога простить меня.

— Подожди, не так быстро. Сначала мы должны установить, что ты действительно согрешила. Итак, ты говоришь, что в свою брачную ночь, со своим молодым мужем ты совершила грех вожделения?

Она вспомнила безумие, охватившее сердце, полное отрешение, с которым она принимала и приветствовала его поцелуи, и ласки, сладостное завершение их полного слияния.

— Да, совершила.

Он положил руки на колени. — Да, это действительно важное событие, моя дорогая. Я рад за тебя.

— Рады за меня? Но…

— Не каждая женщина получает удовольствие от супружеского союза. Много раз я успокаивал молодых жен, которым был противен муж.

Будь довольна, что мистер Хокинс вызывает у тебя вожделение, а не страх или стыд.

— Вы не поняли меня, отец. Я не хочу чувствовать этого к нему.

— Ты предпочитаешь страх или стыд?

— Нет, но…

— Тогда прими то, что произошло, Кэтлин, — он взял ее руки и потер своими ладонями. — Найти наслаждение в своем муже — это редкий подарок.

Гнев обуял ее, и она была рада ему, потому что гнев представлял меньшую опасность, чем буря чувств, которые она испытывала к Весли.

— Я также должна наслаждаться тем, что он тащит меня в Лондон, чтобы я предстала перед Кромвелем?

— У него есть на это причины.

— Он рассказал вам о них?

— Этот человек не собирается причинить тебе вред, Кэтлин. Я верю, он защитит тебя. А остальное, советую тебе, предоставь воле Божьей.

— Исповедуйте меня, отец, ибо я согрешил, — Весли тайком перекрестился.

— И вас тоже? — Отец Тулли смахнул с глаз свои черные волосы. Они стояли возле перил, наблюдая, как чайки ныряли за рыбой. Сильный ветер заглушал их голоса, придавая им интимный характер, несмотря на то, что наблюдатель Хаммерсмита Маккензи околачивался поблизости.

— Значит, это не первая исповедь для вас сегодня?

— По этому поводу я храню молчание.

— Итак, Кэтлин уже исповедалась. В чем?

— Мистер Хокинс, ваши проблемы имеют что-либо общее с этим огромным синяком на челюсти?

Весли дотронулся до него.

— Я влюбился в нее, отец.

— А вы считаете любовь грехом? Клянусь, я бы назвал это благодеянием. Вы сказали ей об этом?

— Она не поверила бы мне, даже если бы я объяснился стихами.

— Вы должны заботливо и нежно, и не с помощью слов, связать воедино ваши сердца.

— Но я пришел исповедаться не потому, что не смог заставить ее полюбить меня.

— Тогда облегчите вашу душу, друг мой. Приятная теплота разлилась по телу Весли, когда он услышал, как священник назвал его другом. За всю его жизнь не много людей называли его так.

— Я обманываю ее в самом важном.

— Тогда скажите правду.

— Не могу. На карту поставлена человеческая жизнь. Моя собственная и жизнь Кэтлин, конечно, но есть еще третья невинная душа, которая может пострадать, если я расскажу все Кэтлин. Или кому-либо еще. — Он посмотрел на вспенившееся море, на опускающиеся с шумом волны. — Нет смысла говорить ей, — он доказывал это больше себе, чем священнику. — Правда заставит ее делать трудный выбор. Кроме того, она узнает все довольно скоро.

— Вам нужно рассказать ей о другой женщине? — спросил отец Тулли, нахмурившись.

— Нет! Клянусь перед Богом, нет.

— Не должно быть секретов между вами и вашей женой. Секреты могут разрушить брак быстрее яда.

Весли внимательно посмотрел на измученное и озабоченное лицо священника. Ему был знаком этот сочувственный взгляд, потому что он так же когда-то принимал на себя груз исповеди. Положив руку на плечо отца Тулли, он спросил: — Когда мы причалим, воспользуетесь ли вы обязательством Хаммерсмита сохранить вам жизнь для того, чтобы вернуться в Клонмур?

Отец Тулли тоскливо улыбнулся.

— Ах, разве не Клонмур вознес мою душу так близко к небесам?

— Вам опасно находиться там. Хаммерсмит боится того, что мне стало известно о его торговле рабами и о месте нахождения священников. Сейчас он будет держаться подальше от Клонмура, но он умен. Не рискуйте своей безопасностью, отец. Отец Тулли пригладил пальцами свои черные волосы.

— Место священника там, где в нем нуждаются.

В этот момент Весли позавидовал ему, позавидовал уверенности в призвании, в том, что он выбрал правильную дорогу в жизни. А дорога Весли была отмечена сомнениями, подорванной верой, а сейчас и муками неразделенной любви.