— Да причем тут это? Я и с самим чертом заключу контракт, если он умеет писать романы. А она умеет. И она не дура, в отличие от некоторых. — Он обнял и поцеловал Ирэн. — Я рад, что ты со мной. Очень рад.
— Так я и поверила, — рассердилась Ирэн. — Ты разыграл комедию с Элен, кокетничал с этой каргой и хочешь, чтобы я тебе верила? Ни за что и никогда не буду!
— Будешь, будешь! — уверенно сказал он и снова поцеловал ее.
— Не надо!
— Только не говори, что это тебе не нравится. Тут уж точно я не поверю.
— Грэгори! — Резкий голос Юдит Джилл оборвал их объятия, и они виновато отступили друг от друга. — Я пробуду здесь еще некоторое время. По крайней мере, еще пару часов. А за ужином встретимся, как договорились. Я жду вас одного, — подчеркнуто не замечая Ирэн, сказала Юдит. — Я хочу вашего совета насчет финала…
— В финале надо поставить точку, и все, — фыркнула Ирэн, когда писательница откланялась. — Главное вовремя поставить точку.
— А ты умеешь? — насмешливо спросил ее Грэгори.
— Не сомневайтесь. Жирная точка — это как раз по мне!
Я хотела это сказать и сказала, наконец, мрачно подумала Ирэн, вырвав свою руку из его руки и решительно направляясь прочь. Хватит с нее всей этой истории. Пропади все пропадом! Элен Ранде, Пэрли с его издательскими проблемами, да и этот Грэг, не на шутку разбередивший ее сердце. Пусть все делают, что хотят, а ее оставят в покое.
Она рванулась, не заметив подъезжавшего автомобиля, под который точно угодила бы, если бы ни Грэгори. От только что пережитого страха Ирэн расплакалась.
— Ну, ну, — утешал ее Грэгори. — Успокойся. Не надо. Вытри слезы. Ты как ребенок, тебя надо все время держать за руку…
И она послушалась. Рука в руке они бродили по каким-то старинным улочкам, сидели на каких-то ступеньках, за уличными столиками кафе, пили какое-то легкое вино. Счастливая пара в счастливейшие минуты жизни — так они выглядели в глазах людей. А может быть, это так и есть? — мечтала Ирэн.
— Я хочу куклу… на память, — вдруг сказала она, когда они остановились у витрины магазинчика. — Любую, на твой вкус. А вот эту хочу подарить сестре.
— Сколько ей лет? — полюбопытствовал Костас.
— Двадцать один год. Она буквально поглощена моделированием одежды, в особенности национальных костюмов. Я очень люблю Софи и хочу сделать ей приятное. Она работала в Венском Доме моды, правда, здесь она делает костюмы для небольшого оперного театра. Ей это не очень по душе, ей нравится заниматься современной одеждой для улицы, для людей. Но она говорит, что театральный опыт пригодится, если думаешь начинать свое собственное дело.
— Она так же честолюбива, как и ты? Ирэн улыбнулась.
— Да. Она одержима работой. Как ты думаешь, эта кукла очень дорогая?
— У нас есть только один путь узнать это, — сказал Грэгори, открывая дверь магазина.
Ирэн с удивлением наблюдала, как тепло он поздоровался с продавцами. Те сразу окружили его, без всякой робости с ним разговаривали. Он тоже был с ними на равных. Она предположила, что, наверное, он купил здесь много игрушек для дочери, — отсюда их взаимная симпатия и доброжелательность.
Это был без преувеличения хороший магазин кукол. Весь персонал магазина был одет в униформу, на которой по-английски золотой нитью были вышиты слова: «Отличное обслуживание». Полки возвышались от пола до потолка, заполненные самыми разнообразными игрушками: тряпочными, деревянными, картонными. Все они были очень красивые.
— Вот где ты, оказывается, проводишь свободное время! — произнесла Ирэн, поддразнивая Грэгори. Она открыла небольшое яйцо, внутри которого начал пищать маленький котенок. — Какая прелесть, — просияла Ирэн.
— Да… Но, к сожалению, очень хрупкая. Тут же сломается. А вот эту советую посмотреть.
Он вертел в руках пушистую белую собаку, которую одна из продавщиц тут же тщательно расчесала. Ирэн решила, что он выбирает игрушки для нее, но он вдруг остановился на смешных зеленых и красных динозаврах.
— Я возьму по 50 штук каждого, — сказал он продавщице по-гречески и еще что-то добавил, но она не уловила что.
— 50 динозавров? Куда столько? Или ты решил развлечь за ужином Юдит? То-то она обрадуется.
Грэгори пропустил остроту мимо ушей.
— Я сказал отправить игрушки детям эмигрантов, — объяснил он. Раньше, чем Ирэн успела вытаращить глаза, он отвернулся и стал изучать куклу, которая выглядела как живая.
— Муж ее сестры Базил был связан с эмигрантами, но причем тут Грэгори? Или она ослышалась?
— Эмигранты? — переспросила Ирэн.
— Ты как-то упомянула имя Марселы Онасис, — ответил он, оглядывая полки. — Я не знаком с графиней, но встречал ее сына Базила пару раз на границе. Мы вели грузовики в Югославию в прошлом году, чтобы снабдить сиротские дома всем необходимым.
Она сразу поняла, что он не лжет. Базил свою эмигрантскую работу держал в большой тайне.
— Я поражена, — проговорила она. — Ты заботишься об эмигрантах!
— А ты хотела бы, чтобы я кричал об этом на всех перекрестках?.. Что мне еще делать с деньгами? Я понял, что, когда у человека они есть, они ему и не нужны. У меня прекрасный дом здесь и на острове квартира, три автомобиля, много наличных, чтобы платить достаточно Энни и Стефани, и немного для себя, как награда за усердную работу. Остальное в банке. Вот я и покупаю игрушки, медикаменты, кровати, основные продукты питания, — сказал он сухим тоном.
— Но ты тратишь время — нечто большее, чем деньги, — возразила она. — Для делового человека время дороже всего.
— Не я один его трачу. Ваш Базил делает то же самое…
— Он эмигрант, — возразила она, — К тебе это ведь не относится.
— Мы все эмигранты, так или иначе, — произнес он и отвернулся, чтобы заполнить чек.
Весь этот эпизод открыл ей Грэгори с неожиданной стороны. Она поняла, что заблуждалась, думая, как он эгоистичен и самовлюблен. Он человек серьезных взглядов и убеждений, а ей это и в голову не приходило.
Но самым показательным для Ирэн было то, что здесь все — от продавца до заведующего — явно любили и уважали его. В их взглядах и жестах она видела ту же самую преданность, какую замечала в сотрудниках его собственного офиса.
Она притворилась, что не может выбрать между двумя куклами, и в это время напряженно думала. Он нравился людям, с которыми работал. Тратил не только деньги, но и свое время, и труд, облегчая нужду детей-эмигрантов в других странах. Он не может быть таким, каким его обрисовал ей Пэрли.
Она пыталась вспомнить хоть что-нибудь, что сам Пэрли сделал для других, хотя бы для одного человека в своем офисе? Коллеги помалкивали, когда она спрашивала об этом, или уходили от разговора. Да они его терпеть не могли, а помалкивали потому, что боялись проговориться.
Ирэн прикусила нижнюю губу. Подавленная, она пошла к выходу, держа в руках пакет с куклой для Софи. Грэгори ждал ее на улице.
— А теперь пойдем смотреть музеи.
— Почему ты так горишь желанием показать мне их? — все еще погруженная в себя спросила Ирэн.
— Потому что это сама Греция, — просто ответил он. — Я считаю, что это часть и твоего наследства, поскольку и в тебе течет греческая кровь.
— Моя мама уехала из Греции, когда была молоденькой девушкой. В США она получила статус перемещенного лица, а мой будущий отец нанял ее на работу. Мы жили в небольшой общине, — сказала она, решив, что не стоит упоминать о том, что ее отец в то время был приходским священником. — Какие только сплетни ни плели, когда он взял маму в дом. Каждый думал, что согласиться на это может только легкомысленная женщина. Но он настолько был влюблен в нее, что, ни с чем не хотел считаться. В результате ему пришлось искать новую работу, а мама полюбила его навек. Он был ее кумир.
— И не ошиблась?..
— Мама любила его, пожалуй, больше, чем нас, детей, поэтому Джени, моей старшей сестре, приходилось быть нам вместо матери. Она всегда забывала о себе ради меня, брата Дэми, сестры Софи, о которой я тебе уже рассказывала. Она вроде мамы — тоже страстная натура.
— А ты? — Он взял ее руку, поцеловал и приложил к себе. — Ты на нее хоть каплю похожа?
— Пожалуй, нет и да… Я не признаю кумиров, — жарко произнесла она. — Но иногда чувства захлестывают меня, и я становлюсь как помешанная. Пожалуй, у всех в нашей семье есть характер. Я имею в виду — мы волевые, сильные.