Внутри Дэниела жила ошеломляющая его влюбленность. Какое же она чудо: и ребенок, и женщина; мудрая и наивная, доступная и недосягаемая.
— У тебя завтра будет время, чтобы сходить в Лувр? — спросила она, отвлекая Дэниела от его мыслей.
— Нет, — ответил он, — у меня другие планы.
— Какие другие планы?
Он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза:
— Заниматься с тобой любовью.
Этой ночью Лорелея уснула со знанием, что между ними установилась новая связь, могущественная связь, которая обладала силой вечности.
Но когда Лорелея проснулась на следующее утро, то обнаружила, что лежит одна в постели, а место, где лежал Дэниел, давно остыло. С затуманенным сном глазами и с приятной ломотой в теле от их ночи любви, она натянула на себя сорочку и открыла дверь. Подбежал Барри, чтобы поприветствовать ее, но она только рассеянно потрепала его по голове. Все ее внимание было обращено на записку, которая лежала на серебряном подносе на столике у двери. Буква «Н» в окружении лавровых листьев украшала тяжелый, кремового цвета рулон бумаги. Лорелея сломала печать.
Это было послание от Жозефины.
ГЛАВА 17
Почувствовав ловушку, Дэниел прильнул к кованой железной решетке перед фонтаном в форме рыбы, изо рта которой медленно струилась вода в темный бассейн, покрытый зеленой слизью. Мрачные предчувствия терзали его душу. Утреннее небо показалось ему вдруг зловещим, летний ветер — леденящим и злым, как в зимнюю стужу. В воздухе витала — какая-то напряженность.
На рассвете Сильвейн шепотом передал ему сообщение: швейцарские патриоты, наблюдавшие за Фэдоксом, видели, как туда примчался Фуше. Министр полиции исчез в здании, в то время как во оружейная охрана собралась в узком переулке у входа. Надвинув поглубже на лоб шляпу, чтобы скрыть свое лицо, Дэниел не спеша направился к началу аллеи. Томительно медленно тянулись мину ты ожидания. Дэниел в мыслях вновь унесся к Лорелее. Перед ним возникло ее лицо — свежее и красивое, как утро в горах.
— Смирно! — послышался приказ.
Дэниел вздрогнул и повернулся к крыльцу. Охранники выстроились в две шеренги по обеим сторонам от двери тюрьмы до черного экипажа, запряженного парой гнедых лошадей. Из здания вышел Фуше, а за ним полицейские вывели высокого мужчину.
Жан Мьюрон.
Дэниел едва сдержался, чтобы не броситься к заключенному и не вырвать его из рук тюремщиков. Но Мьюрона очень хорошо охраняли. Прежде чем он исчез в экипаже, Дэниел успел разглядеть спутанные черные волосы и до боли знакомое, побледневшее и осунувшееся за долгие месяцы заключения лицо.
Полицейские вскочили на лошадей и последовали за экипажем прочь с аллеи. Дэниел смешался с толпой зевак и солдат, запрудивших улицу. Он старался не думать о том, что станет со Швейцарией, если Мьюрон погибнет.
Дэниел спешил по парижским улицам, стараясь не выпускать из вида черную карету, увозящую Жана к новому месту заключения. Но кучи мусора, вываленного прямо на мостовую, и толпы народа замедляли продвижение полицейского каравана.
Дэниел последовал за охраняемым экипажем через мост на левый берег реки. Проехав по набережной Сены, экипаж остановился у мрачного, потемневшего от копоти и сырости, здания. Охранники спешились и быстро ввели Мьюрона внутрь. Дэниел ударил кулаком в толстую стену крепости. Еще никому не удавалось бежать из Шантэрэна. Об этой тюрьме шла дурная молва. Сколько заключенных умерло здесь, так и не обретя желанной свободы; сколько страшных тайн хранили эти древние стены. Сейчас в этой крепости содержали только особо опасных государственных преступников и груды сегодня уже никому не нужных бумаг. Шантэрэн превратилась в неофициальный архив, в котором хранились изданные во времена Революции документы: памфлеты, книги и приказы, оставшиеся с кровавых лет Террора. И вот теперь Шантэрэн стала домом швейцарского патриота, ложно обвиненного в государственном преступлении.
«Это все проделки Жозефины, — со злостью подумал Дэниел. — Жозефины и Фуше. Жестокая месть Ворону, посмевшему выйти из повиновения и бросить ей вызов. Что же она выкинет на этот раз?» — недоумевал Дэниел.
Лорелея стояла в желтой гостиной, расположенной на первом этаже дворца, ожидая Жозефину Бонапарт. Она слышала, как за дверями по коридору расхаживает Сильвейн. Он вел себя так, словно приглашение Жозефины было настоящей катастрофой. Но Лорелея не разделяла опасений Сильвейна. Она с радостью согласилась на предложение Бонапарта проконсультировать его жену. Первый консул не терял надежды получить наследника от Жозефины, но и чудес не ожидал.
Лорелея разглядывала элегантную мебель. Ее восхищенный взгляд скользил по обитым парчой креслам и прекрасным портьерам из лионского шелка, украшавшим высокие окна. Она решила, что жена первого консула, должно быть, блистательная женщина, если окружила себя такой роскошью.
Несравненная Жозефина была моложе Лорелеи, когда приехала в Париж, чтобы выйти замуж за благородного француза. Ее первый муж погиб на гильотине, а она была заключена в Карм. В этой тюрьме, вспомнила Лорелея, как в аду, Дэниел провел два томительных года. Лорелея ничуть не сомневалась, что он и Жозефина познакомились и сблизились там, связанные общим горем и страстным желанием выжить. Хотя Дэниел и пытался это скрыть, но на его теле и в душе остались шрамы после — тех суровых испытаний. Она не могла не думать, что и на Жозефину ее нелегкое прошлое наложило отпечаток.
Внимание Лорелеи привлекли легкие шаги за сводчатой дверью. Жозефина остановилась на пороге. Солнечный свет окутал ее золотистой мантией. На женщине было белое платье, в мягких складках которого угадывалась ее еще по-девичьи стройная фигура. У ее ног вертелась маленькая собачонка.
— А вот и вы, — проворковала Жозефина. — Нам с вами о многом нужно поговорить. Идите сюда, присядьте рядом со мной.
— Благодарю вас, мадам, — ответила Лорелея. Жозефина устроилась на низком диванчике с белой обивкой. Лорелея присела в уютное кресло напротив. Их разделял изящный столик розового дерева, на котором стоял поднос с кофе и лежал фолиант в кожаном переплете.
Какое-то мгновение Лорелея пристально изучала Жозефину. Ее лицо было необычайно привлекательным. Живые, глубоко посаженные глаза так и притягивали к себе взгляд. Полные яркие губы приветливо улыбались.
— Почему вы так пристально рассматриваете меня?
— Прошу прощения, — Лорелея смутилась. — Отец Джулиан постоянно ругал меня за то, что я таращу глаза на каждого незнакомого еще мне человека. Я подумала, что Дэниел был неправ. Он однажды сказал… — она замолчала, ужаснувшись своей неосторожности.
— Так что же он сказал? Мне было бы очень интересно услышать.
— Это неважно, мадам.
— Если это сказал Дэниел, то важно.
Впервые в своей жизни Лорелея пожалела, что не умеет лгать.
— Он сказал, что ваша привлекательность — это всего лишь видимость, иллюзия, фальшь, искусная подделка.
Мадам Бонапарт холодно улыбнулась:
— Понятно.
— Но он ошибался, это же очевидно! Вы — прекрасная женщина.
Рука Жозефины чуть заметно дрогнула, когда она потянулась к чашке с кофе.
— Мне многие об этом говорили. Женщине в моем положении приходится выслушивать и много лжи.
— Я никогда не лгу, мадам.
— Да, да, — рассеянно кивнула Жозефина. — Теперь давайте перейдем к делу, которое, по желанию моего мужа, мы с вами должны обсудить. В своем письме он отзывается о вас как об опытной к умелой акушерке.
— Я врач, мадам, — поправила ее Лорелея. — Честно признаюсь, что в акушерстве у меня мало опыта. Но смею предположить, что тот факт, что я тоже женщина, заставил вашего мужа поверить, что я могу оказаться полезной для вас, — Лорелея тщательно подбирала слова, опасаясь ненароком обидеть сидящую перед ней женщину, так как считала, что для любой женщины самым большим несчастьем была ее неспособность зачать ребенка. — Удобно ли будет обсудить это прямо сейчас, мадам?
— Мы можем обсуждать мое бесплодие до тех пор, пока австрийцы не возьмут Париж, — невозмутимо ответила Жозефина. — Я родила моему первому мужу двоих здоровых детей. Последний родился семнадцать лет назад. Но таинство зачатия не подчиняется ничьим приказам.
— Но вы замужем только четыре года, и большую часть времени ваш муж проводит в походах. Может быть, долгие воздержания и являются причиной отсутствия ребенка?