Домчали с ветерком. Расплатилась с водителем – даже рука не дрогнула. С заселением тоже повезло. Бумажки оформили быстро. Выдали ключ. К комнате провожать не стали, зато объяснили, куда идти. И я пошлепала к лифту, волоча за собой небольшой чемоданчик. Но тут мое везение, видимо, закончилось – лифт не работал. Я пожала плечами и свернула к лестнице. Моя комната располагалась на четвертом этаже – не так уж и высоко. Хуже, если бы на восьмом или девятом.
Общежитие, в которое меня заселили, принадлежало здешнему мединституту и, наверное, ничем не отличалось от сотни других студенческих общаг по всей стране, но я все равно с интересом озиралась по сторонам. Никогда раньше мне в таких местах бывать не доводилось. Так что мое представление об общажной жизни основывалось лишь на рассказах одногруппников. Но, кстати, оказалось довольно близким к реальности. Как я и думала, по коридорам сновали люди в домашнем, хлопали двери, из комнат тут и там доносились взрывы смеха, звуки работающего телевизора, звон бутылок и, конечно, музыка. Ну, а как иначе? Вечер. Воскресенье…
Постеснявшись открыть дверь своим ключом, я негромко постучала. На стук выглянула приятной наружности женщина, оглядела меня с ног до головы и взмахом руки велела проходить располагаться, продолжая тараторить в трубку:
- Нет, сало не надо, мама… Что? Говорю, не надо сало! Господи боже мой. Хорошо, мама, ладно. Передавай, пожалуйста, и сало. Только я тебя прошу, кровянку не передавай… Да что же это такое, мама? Не надо мне кровянки! Лумумба?! Ты опять за свое? Я сколько раз говорила, что его зовут Обри?! Так, все, мама… Мне некогда. Все, говорю, хорошего вечера! Пока! – отбила звонок, осела на кровать и, растерев лицо пухлыми ладошками, добавила: - Дурдом!
Я улыбнулась.
- Привет. Меня Ариша зовут. Я на курсы.
- Педиатр?
- Травматолог.
- А я педиатр, - вздохнула. – Доучиваюсь, вот. Пять лет поступала – не могла поступить. А тут, наконец-то! А ты?
- А я сертификат просрочила. Теперь надо новый получать, а без курсов никак.
- Дурдом! – повторила… - Любовь. Будем знакомы. Ты сумку-то бросай. И давай, к столу. Небось, с дороги голодная.
Любовь сгребла со стола свой планшет и какие-то книжки, освобождая для меня место.
- Да я еще и продуктов не успела купить.
- Зато у меня продуктов - полный холодильник. Обри, конечно, здорово помогает мне эти самые продукты уничтожать, но мама столько мне передает из деревни, что тут на целую армию хватит. Будешь холодец?
Я побледнела. Покачала головой. К горлу подступила тошнота.
- Тогда, может, котлетки? – не сдавалась Любовь, распахивая изрядно помятую дверь древнего холодильника.
- Слушай, а это что в баночке? – осмелела я.
- Огурцы соленые. Мой Обри ведь в жизни их не ел в своей Африке, а тут трескает. Представляешь?
- А я твоего Обри не сильно объем, если попрошу парочку? Чего-то кисленького хочется. Мутит. Наверное, в такси укачало.
- Да, пожалуйста! Только где это видано - одни огурцы есть? Гастрит захотела? Я тебе все же погрею котлетку.
- Я и сама могу… - нехотя возразила я.
- Лучше сядь! А то зеленая вся, – скомандовала Любовь, и я почему-то не смогла ей возразить. Так и сидела, пока она накрывала на стол. Хотя от аромата хорошо прогретой свиной котлеты мне становилось все хуже…
- Ты часом не беременная?
- Я? Если только от святого духа.
- И не хочешь? Я бы уже с радостью. И Обри хочет детишек. Вот доучится – и мы сразу кого-нибудь родим.
Удивительно, но Любина словоохотливость ничуть меня не смущала. Я, напротив, обрадовалась такой соседке. Она была страшной оригиналкой. В доску своей, но далеко не такой простой, как о ней наверняка думали. А уж какие она иной раз выдавала перлы! Я хохотала просто до колик. И оживала будто… Только изредка на меня снова накатывала тоска. Например, когда к нам забегал Обри. Такой молодой, но такой влюбленный…
- Я ж его почти три года динамила, – как-то, недели через три после начала курсов, рассказала мне Люба. - Думала, дурачок какой-то. Я его на десять лет старше. И, как видишь, далеко не модель, на маминых-то котлетках. А он хоть и черный, за ним, знаешь, сколько девчонок в универе вилось? Тьма! Он же еще в баскетбол играет. Кубики на прессе и там… оснащение - я тебе скажу…
- Любка! – захохотала я, отрываясь от конспектов и запуская в подругу колпачком от ручки.
- Нет, ну, а что? Скажешь, вру? Ты-то в Африке жила, знаешь, какие там… удавы. Так вот, это я к чему? Думала, кукушкой поехал, зачем ему я? А он все ходил и ходил за мной. Пока моя крепость не пала. А теперь, вот, замуж зовет и в Танзанию. И на фоне наших мужиков… он же как принц, Ариша! Ну, может, и не принц, но со мной-то точно обращается, как с королевой.
- А я и не спорю.
- Ты - нет. А вот мама... Спит и видит, чтобы мы расстались. Вон… Лумумбой его зовет. И никак иначе.
- Она просто боится остаться одна, когда ты уедешь.
- Ну, а мне что делать, Ариш? Сколько еще возле ее юбки сидеть? Давай откровенно, у мужиков я особым спросом не пользуюсь. Да и вообще, мне ведь тридцать три уже. А тебе, кстати сколько?
- Тридцать, – я скривила губы и чуть повела носом: - Неужели вьетнамцы опять селедку жарят? Фу-у-у… Господи! Я открою окно, не замерзнешь?
Я резко встала из-за стола. И покачнулась. Перед глазами потемнело, замелькали круги. Хорошо, успела за оконную ручку схватиться. А потом ко мне подлетела Люба. И помогла опуститься на стул.
- Так, Арина Германовна. Колись! Что с тобой происходит?
- Не знаю. Встала слишком резко. Давление упало.
- Ага. Ты мне тут еще о гравитации начни втирать. У тебя когда в последний раз месячные были, дорогуша?
- Не знаю, – моргнула. - Я даже календарь не веду. И вообще, на что это ты намекаешь?
- На непорочное зачатье, судя по всему. Ты ж о нем талдычишь.
- Да ну. Не может быть…
Не может! Потому что Орлов, хоть и сплоховал, о предохранении подумал.
- Ну, что ты хочешь сказать? У тебя мужика вообще не было, что ли?
- Вообще, был… Один раз. Но там без вариантов.
- Варианты всегда есть! У меня на практике в гинекологии, знаешь, какой случай был? Поступила одна баба с диагнозом бесплодие. Значит, привозят ее к нам с острой болью. Точнее, в хирургию, потом к нам, ты знаешь, каков порядок. Так вот. Осматривает ее врач, а там раскрытие почти полное. Говорим, вы, бабонька, рожаете. А она как давай голосить – «Да нет, да вы что? Такого быть не может, я бесплодная». А мы ей – «Ну, как не может? А живот-то у вас из-за чего вырос?» А она нам, знаешь, что отвечает, знаешь? – «Сглазили!» – говорит. А сглаз там конкретный такой был. Пять четыреста. В жизни не видела таких крупных пацанят.
Рассказ вышел смешной. Я прониклась.
- Ну, что ты улыбаешься?! – насупилась Любаша.
- А что мне делать?
- Тест! Сейчас Обри придет, я его пошлю в аптеку.
- С ума сошла? Только деньги зря потратим.
- Ничего. Если тест будет отрицательным, я тебе компенсирую все до копеечки.
- Да брось, - пробормотала я, но на текст все же согласилась. Чего ни сделаешь, чтобы от тебя отстали?
Обри вернулся быстро. Взял сразу для надежности два. Я закатила глаза. Делать тест на беременность в общественном туалете – тот еще квест. Проклиная инициативность Любки, я сделала свое дело в баночку, свободной рукой удерживая за ручку дверь, на которой почему-то не было даже крючка. Сунула полоску теста. В соседней кабинке зашумела вода… Послышались голоса девчонок, обсуждающих планы на Валентинов день. Я вспомнила, что забыла засечь время. Вынула тест. Лампочка в туалете была такой тусклой, что, когда я увидела две полоски, поначалу было решила, будто мне почудилось. Поднесла полоску повыше к носу.
- Ну, нет… Не может быть!
Затылок сковало холодом. Дрожащими руками распаковала еще один тест. Повторила.
- Ариша, ну, что там?!
На подгибающихся ногах я вышла из кабинки.
- Вот… Положительный, – просипела я.
- А я что тебе говорила? А ты – непорочное зачатие, непорочное зачатие, - перекривляла меня Любовь. – Ну, что стоишь? Пойдем!
- Куда?
- В комнату! Будем решать, что дальше делать.
- А что тут сделаешь? – спросила я, послушно ступая за соседкой. От пережитого потрясения меня немного тошнило. Или это от вьетнамской селедки, вонь от которой в коридоре достигла по-настоящему опасной для жизни концентрации.