Что-то в том, как он сжал челюсти, заставляет меня колебаться.
Он качает головой.
— Все будет хорошо, мои родители поймут причины.
— Когда ты им скажешь?
— Я планирую сделать это после победы в Пенне. Они посмотрят матч по телевизору, а потом я позвоню, пока мой старик будет в восторге от моей победы.
Я возвращаю деньги в карман. Встаю. Натягиваю жакет.
Ретт ждет у двери, придерживая ее для меня, как джентльмен, чтобы я могла выйти в темную ночь. Первый квартал мы идем молча, пока ломаю голову, что бы такое сказать, и чем дальше мы уходим в темноту, тем сильнее ощущаю тепло его тела.
— Извини, что тебе сегодня надо на пробежку.
— Не волнуйся, я к этому привык.
— Хочешь, пойду с тобой?
Он останавливается, как вкопанный.
— Ты бегаешь?
Я благодарна тусклым уличным фонарям, когда мое лицо нагревается.
— Ну… нет.
— О. — Ретт снова идет, засунув руки в карманы. — Я сохраняю быстрый темп, который, возможно, убьет тебя. — Он бросает на меня косой взгляд. — Ты занимаешься спортом?
— Занималась. Я играла здесь в волейбол на первом и втором курсе.
— Почему ты бросила?
Пожав плечами, пинаю землю под ногами.
— Я не хочу называть это бросанием — скорее назвала это перегоранием. У меня не было жизни, и мне это надоело. Кроме того, драма от моих товарищей по команде и практика нон-стоп была изнурительной. Так что однажды я просто…
Отваживаюсь взглянуть в его сторону, гадая, увижу ли разочарование на его лице.
Спортсмены обычно не отождествляют себя с неудачниками, и если быть честной, я попадаю в эту категорию.
— Что сказали твои родители? — спрашивает он в ночи.
— Они вздохнули с облегчением. Думаю, им надоело получать от меня плачущие звонки каждую неделю. К тому же я была статистом, а не стипендиатом, так что обучение не было бесплатным. Мои оценки страдали, и я не могу позволить себе быть здесь пять лет.
В отличие от Ретта, которого обхаживал и вербовал не один, а несколько высших учебных заведений. Интересно, насколько он хорош на самом деле; делаю мысленную пометку погуглить его статистику, когда приду домой.
Мы проходим оставшиеся три квартала, несколько раз касаясь друг друга в темноте, и ни один из нас не решается отойти в сторону.
Подходим к его джипу.
— Подвезти домой? — Его низкий голос грохочет в ночи.
Я бросаю быстрый взгляд на свой внедорожник, припаркованный тремя рядами ниже. Сжимаю губы.
— Конечно. Это было бы здорово.
Ретт нажимает на брелок, отпирая двери. Открывает пассажирскую дверцу и придерживает ее.
— Запрыгивай.
Я вся таю от его галантности, задеваю его, когда прохожу мимо, чтобы забраться внутрь, и со вздохом устраиваюсь в кабине его джипа. Положив рюкзак на колени, с любопытством оглядываюсь, пока он обегает вокруг.
Он машет кому-то, кто идет по тротуару из библиотеки. Бросает им улыбку.
Рывком открывает дверь и лезет наверх.
— Куда мы направляемся?
— Я живу в трех кварталах отсюда, недалеко от Кинси. Знаешь, где это?
— Хм, — говорит он, разворачивая джип. — Там я и живу.
— На Кинси?
— Да.
— Формально я живу на перекрестке, Макклинток, но Кинси все знают, поэтому я просто говорю это.
— Понял.
Я изучаю его профиль, горбинку на носу. Сильную челюсть. Щетину на шее и подбородке. Отражение в зеркале заднего вида, как маска, закрывает все, кроме его темно-карих глаз.
Удивительно, кабина джипа пахнет чисто, но по-мужски. Мускусный запах, как одеколон, а не как старые спортивные носки.
Меня так и подмывает подвинуться поближе, чтобы втянуть в себя его запах, но передумываю, потому что, Господи, я, должно быть, схожу с ума. Он не может мне нравиться.
Или может?
Черт, а если так?
До моей улицы жалкие три минуты, светящиеся окна нашего маленького арендованного дома — маленький маяк в конце дороги, ветхий, но причудливый.
— Вон тот. — Я показываю на крошечный белый домик на углу, тот, с ветхим сайдингом и сломанной сетчатой дверью. Наш домовладелец не стрижет траву и не чинит разбитое окно над кухонной раковиной, но в темноте ничего не видно.
Машины Донована и Ланы исчезли.
Должно быть, они на работе.
И все же над плитой горит слабый свет, тусклый, но теплый.
— Этот? — Ретт притормаживает перед моим домом и паркует джип. Его рука лежит на спинке сиденья, тело выгибается, чтобы посмотреть в ветровое стекло позади нас. — Видишь вон тот дом? Синий?
Я вытягиваю шею и щекой касаюсь его руки.
— Какой?
Такая чертова лгунья — я точно вижу, какой дом его, синий с черной отделкой. Когда его рука невольно касается моей шеи сзади, щекоча выбившиеся волосы…
Я дрожу.
— Вон тот, вон там. — Он считает дома между своим и моим домами. — Через девять домов. — Затем опускает подбородок и смотрит мне в глаза. — Каковы шансы?
— Каковы шансы? — повторяю я, шепча в темноту, глядя на его профиль, когда он смотрит в окно со стороны водителя. Смотрю на его полные губы.
Ретт отстраняется.
— Где твоя машина?
— Э-э… У моей соседки по комнате. Она, должно быть, работает.
— С тобой все будет в порядке?
— Я все время здесь одна, — напоминаю ему, не торопясь выходить.
— Угу. Точно. — Он кивает. Прочищает горло. — Ясно.
— Спасибо, что подвез.
— Не проблема. — Когда Ретт улыбается, у него меняется все лицо. Его ровные белые зубы блестят в тусклом свете небольшой расщелиной в центре. Я хочу нажать на него пальцем, чтобы увидеть его реакцию.
— Спокойной ночи, Ретт.
— À la prochaine, Лорел, — шепчет он, и матерь божья, мои яичники не выдерживают. У меня даже промежность покалывает.
— Хм, можешь не делать этого?
— Что не делать?
— Не говори по-французски. Особенно рядом со мной.
Одна бровь приподнимается.
— Хорошо… не буду?
— Хорошо. — Моя рука неохотно тянется к дверной ручке. Сжимает её. — Окей. Наверное, мне лучше зайти внутрь.
— Спокойной ночи.
— Увидимся.
— Au revoir.
Я прищуриваюсь: он сделал это нарочно.
— Пока.
— Лорел, тебе помочь выбраться?
— Нет, все в порядке. — Я поднимаю рюкзак. — С другой стороны, рюкзак действительно тяжелый.
Бедный мальчик выглядит таким смущенным.
— Тебе нужно, чтобы я его нес?
— Если тебе не сложно?
— Э-э… конечно.
Я жду, пока он обойдет машину, откроет дверцу и заберет рюкзак из моих умелых рук.
Потом встаю рядом с джипом, мое воображение берет верх, я хочу, чтобы он попытался поцеловать, толкнув меня на холодную стальную дверь его машины. Желая, чтобы положил руки на мое тело, засунул их под куртку. Бросил мою сумку и прижал свои худые бедра к моим. Что бы его гигантские борцовские руки скользили по моей груди под рубашкой.
Я представляю все это, пока он стоит и ждет меня, представляю, что было бы, если бы он прикоснулся ко мне.
Он не делает этого.
Конечно, нет. С чего бы?
Он долбаный джентльмен.
Вздыхаю и иду за ним к двери.
Я быстро поняла, что Ретт Рабидо — не большинство парней.
Очень неудобно.
Ретт
Лорел: Я знаю, что уже упоминала об этом, но спасибо за сегодняшний ужин.
Я: Не за что.
Лорел: И спасибо, что привез меня домой. В этом не было необходимости.
Я: Без проблем.
Лорел: Ты действительно хороший парень, ты знаешь это?
Я: Мне говорили.