Ретт смотрит на меня через плечо, останавливаясь на старой комедии.
― Как насчет этого?
― Ты хочешь посмотреть «Super Перцы»?
― Только если ты хочешь посмотреть «Super Перцы».
Я знаю, что моя улыбка огромна.
― Обожаю этот дурацкий фильм.
― Здорово. Я тоже.
Фильм такой чертовски глупый и веселый. Не видела его много лет.
Я приношу пиццу в гостиную с несколькими салфетками, оглядываю диван, стратегически пытаясь найти лучшее место. Ставлю тарелки на кофейный столик. Пододвигаю его поближе, чтобы мы тоже могли поставить на него ноги.
― Я чувствую себя виноватой, когда ем в чужой гостиной. Моя мать бы убила меня, ― смеюсь. ― Буду молиться и надеяться, что ни на одну из этих подушек не попадет соус.
Ретт сочувствует:
― Нам не разрешалось есть нигде, кроме стола, если только у нас не было друзей, но, с другой стороны, у меня два брата, так что…
Я плюхаюсь на диван, скрестив ноги.
― Бедная твоя мама.
― Моя мама офигенная, ― он смеется, отрывая зубами кусок пиццы. Пицца рвется пополам, с него свисает липкий сыр — и по какой-то причине я нахожу все это безумно эротичным. Особенно, когда Ретт высовывает язык, чтобы поймать каплю соуса. Облизывает губы.
― Я должна прекратить кормить тебя этим мусором. Это плохо для тебя.
Он задумчиво наклоняет голову.
― Почему ты кормишь меня только пиццей? Пытаешься заставить меня медленно начать набирать вес во время матчей? Знаешь, мне нужно его держать.
Его шоколадные глаза сверкают.
Ха!
Мой взгляд блуждает по его торсу; держу пари, у него нет ни унции жира, и я искренне надеюсь, что увижу его позже без рубашки.
― Сомневаюсь, что у тебя проблемы с поддержанием формы.
Он отрывает еще кусок от пиццы. Жует.
― Только потому, что я постоянно работаю.
― Какой вопрос чаще всего задают, когда узнают, что ты борец?
― Это легко: нравится ли мне кататься по полу с другими парнями.
Да, даже я слышала это, при том, что почти ничего не знаю о борьбе.
― Что ты на это отвечаешь?
Его плечи безразлично двигаются вверх и вниз.
― Это не такая уж большая чертова проблема.
― У меня к тебе еще один вопрос: ты собираешься стоять здесь всю ночь или будешь сидеть рядом со мной и смотреть фильм?
― Дерьмо. Подвинься.
Я подвигаюсь к краю дивана, прислоняюсь к подлокотнику, лицом к Ретту, ноги вытянуты передо собой, пальцы шевелятся.
Он подражает моей позиции.
Я сгибаю колени, дотрагиваюсь своими пальчиками ног его пальцев и слегка толкаю.
― Теперь мы можем играть в ножки (прим.: дотрагиваться ногой до ноги представителя противоположного пола, сидящего за столом напротив, с целью показать сексуальную заинтересованность).
― Что это такое? ― Он смотрит на наши соединенные ноги.
― Буквально. У тебя ведь нет никаких фобий ног?
― Нет.
― Я жила с Алекс на первом курсе. У нее фобия ног. Я слезала с нашей койки и однажды утром случайно наступила на ее подушку. ― Беру кусочек пиццы. ― Она испугалась.
― Иисус.
― Это всегда срабатывало в мою пользу, поэтому я начала использовать ее слабость, знаешь? Так что, если по какой-то причине мне нужно ее разбудить, я грожусь, что положу ноги на ее одеяло, и она выскочит из постели.
― Звучит… безжалостно.
― Я такая бессердечная. Дерусь грязно.
― Я запомню это.
Фильм, который мы начали смотреть полчаса назад, играет на заднем плане, давно позабытый. Тусклый свет, теплые одеяла, и ничего, кроме тишины для компании, сидя на диване.
Я оттягиваю назад правую ногу, зацепляю его штанину, открываю отверстие для ног большим пальцем ноги. Всовываю его внутрь, потираю туда-сюда вдоль икры, благодарная, что додумалась освежить лак для ногтей ярким дыневым цветом, удачно названным Ленивая Дэйз.
Потому что это явно был ленивый день. Ехать в компании с Рексом, который болтал без умолку всю дорогу. Провести все остальное время здесь, ничего не делая, на самом деле ничего, кроме добавления к списку причин, по которым Ретт Рабидо постепенно становится лучшим, что когда-либо случалось со мной.
Быть здесь с ним — это именно то, чего я хочу.
Никакого давления.
Взаимное уважение.
Восхитительное сексуальное напряжение…
Мой мозг раздевает его, желая откинуть его мягкую фланель, чтобы увидеть, что скрыто под ней. Запустить руки ему под футболку. В джинсы. Над его эрекцией…
― Лорел?
― Что?
― Ты хочешь продолжать смотреть фильм, или… ― он откашливается, ― пойти, эм, в кровать?
Кровать, кровать, кровать.
― Как скажешь. Мне все равно.
Скажи, что хочешь идти в кровать.
Салфетка у него на коленях складывается пополам.
― Я имею в виду, что мы на самом деле не смотрим, так что…
Нет ничего случайного в том, как я пожимаю плечами. Мой фальшивый зевок.
― Я устала.
Мои ноги касаются пола одновременно с его. Встаю. Ретт тянется к моей тарелке и салфетке. Я беру стаканы с водой.
― Я выброшу тарелки в мусор. Ты хочешь принять душ перед сном или…
― Я приняла сегодня утром, так что все в порядке. ― Мои длинные волосы блестят и все еще пахнут медом и миндалем. ― А как насчет тебя?
― А я, пожалуй, приму. ― Ретт поднимает руку и принюхивается к подмышке. ― Я быстренько запрыгну, если ты захочешь надеть… э-э… пижаму или что-то ещё.
Это «или что-то еще» задерживается, повиснув в воздухе.
Ретт откашливается.
― Я знаю, что ты, вероятно, рассчитывала переночевать с одной из девушек, так что я могу спать в другой комнате.
Только через мой труп.
― Так что я просто запрыгну в душ, и тогда мы сможем все выяснить…
Единственное, что нам нужно выяснить, это на какой стороне кровати я сплю.
Почти сразу попадаю в это место ― ну, вы знаете, то место в моем мозгу, где я представляю его голым в ванной, под теплыми струями душа. Намыливаясь мылом во всех этих потных, восхитительных местах.
― Я сейчас поднимусь и переоденусь в пижаму. ― Позволяю своим глазам задержаться на его рубашке на пуговицах. Фланель. Удобно, как в объятиях.
― Дай мне десять минут.
― Не торопись. ― Еще одна фальшивая улыбка.
Тьфу. У него лучшая задница.
Ретт неторопливо выходит из комнаты, оглядываясь назад, пока я занимаюсь уборкой гостиной, выбрасывая корочки пиццы, которые он не ел, в мусорное ведро и вытирая прилавки. Ополаскиваю бокалы и обновляю воду с большим количеством льда.
Выключаю свет в гостиной и включаю его над окном над раковиной. Снаружи кромешная тьма — если бы не яркий свет луны, видимость была бы нулевой. Маленький зеленый огонек светит посреди озера, медленно скользя в темноте, наверняка рыбак, возвращающийся домой.
Я слышу, как наверху льется вода, и поворачиваю голову в ту сторону, решив не обращать внимания на тоску в сердце. В чем моя проблема? Почему я так отчаянно нуждаюсь во внимании Ретта? Я никогда не была так агрессивна с парнем раньше — никогда!
Что в нем такого, что заставляет меня делать это теперь?
Почему я нахожу его таким неотразимым?
Толкаю дверь спальни, слышу, как вода стучит по кафелю, стекая с его скользкого, влажного тела.
Обращаю внимание на его джинсы и рубашку, брошенные в ногах большой кровати. Белые спортивные носки на полу. Его бейсболка.
Я беру её с одеяла и подхожу к зеркалу. Приглаживаю свои волосы и надеваю ее на голову. Сгибаю козырек, смотрю на себя в зеркало.
Волосы сплошной пеленой падают мне на плечи; темно-лиловая бейсболка рвется в нескольких местах, Луизианская надпись выцвела.
Она слишком велика для моей головы, но я выгляжу мило, и тайно планирую красть её у него время от времени. Может быть, если надену её, когда он выйдет из ванной, лежа в центре кровати, обнаженная.…