Потом другого.
Бушующие гормоны заставляют мою грудь набухнуть. Тяжело. Умоляя об освобождении.
Тем не менее, Ретт медленно изучает мои изгибы, прохладный воздух его спальни укрепляет и без того жесткие вершины. Боже, это так замечательно.
― О чем ты думаешь? ― шепчу я, выгибая спину под его ладонью.
― Я думаю обо всем. ― Палец лениво кружит и кружит вокруг моего соска. Слегка щипает.
Выпрашивая больше внимания.
Ммм. Мои зубы скребут по губам.
― Борьба?
Он облизывает губы.
― Определенно не борьба.
― Что же тогда? ― я выдыхаю слова, почти задыхаясь.
― Я думаю, что это самая красивая грудь, которую когда-либо видел. ― Кончик пальца скользит по нежной плоти моей груди. ― Не могу поверить, что прикасаюсь к ним.
Он может сделать больше, чем просто дотронуться до них — и я хочу, чтобы он прижался ко мне ртом так отчаянно, что мне не хватает воздуха.
В этот момент раздается громкий стук — чей-то кулак наносит два сильных удара в дверь спальни, и пронзительный мужской голос кричит:
― Специальная доставка, ублюдки!
Еще один удар ― и рука Ретта замирает. Другой прижимает палец к губам.
― Тсс.
Потом он кричит:
― ЧТО? Иисус. ― Вытягивает шею в сторону стука. ― Чего ты хочешь?
Краткая пауза.
― Джинджер (прим. Ginger ― в другом переводе Рыжик), ты там? Убедись, что наш чувак упаковывает свое мясо!
Я поднимаю голову на звук царапанья по деревянному полу: длинная золотая полоска презервативов просунута под дверь. В холле слышится смех, а затем отдаленный звук хлопнувшей входной двери.
Две пары напряженных взглядов фокусируются на этих пакетиках из золотой фольги.
Его.
Мой.
Секс, секс, секс, ― вещают пакетики презервативов в комнату. Оргазм, оргазм, оргазм.
Я знаю, что Ретт тоже так думает, и даже не могу сожалеть о том, что нас прервали, потому что и не думала покупать их, и насколько я знаю Ретта, у него их тоже нет. Если бы мы собирались заняться сексом, он бы не планировал этого, ему пришлось бы встать, пройти по коридору и попросить своего соседа.
Вид их, кажется, приводит нас обоих в возбужденный туман, и он устраивается на мне, опираясь на локти, паря. Вращая бедрами. Я чувствую его длинную, твердую эрекцию через спортивные шорты, через джинсы.
Он гладит мои распущенные волосы. Проводит пальцем по подбородку. Вниз по шее, к тому месту за ухом, которое способно свести меня с ума от похоти.
Ретт не торопится, прежде чем целомудренно поцеловать меня в висок. Край глаза. Рот. Подбородок.
― Лорел? ― выдыхает он.
― Да? ― ловлю я
― Ты… ― Когда он делает паузу, я выгибаюсь всем телом, сокращая расстояние между нами, кончики моих грудей касаются его.
Покачиваются.
― Что? ― Обнюхиваю его шею. Лижу. ― Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Наши рты снова сливаются, прежде чем он отвечает, проглатывая свой вопрос, четыре руки внезапно повсюду. Неистовые. Ретт снова перекатывается, увлекая меня за собой; теперь я сверху, оседлав его бедра.
Глядя вниз, пока он смотрит на меня, я располагаюсь над его эрекцией. Расстегиваю металлическую пуговицу на джинсах, пока он смотрит, приковывая свой взгляд к этому месту. Тяну вниз молнию, пока руки блуждают по моему телу. Ласкают нижнюю часть моей груди.
Играет с поясом моих штанов.
Я наклоняюсь так, чтобы моя грудь касалась его обнаженной кожи.
― Тебе это нравится? ― спрашиваю я, проводя носом по раковине его уха. ― Мне нравится твоя кожа. Ты такой теплый.
Его руки пробегают по моему позвоночнику, зарываются мне в штаны. Я приподнимаюсь, когда он осторожно стягивает джинсы с моих бедер. Большие пальцы цепляются за мое нижнее белье.
― Я отчаянно нуждаюсь в тебе, ― стону я между поцелуями. ― Отчаянно.
Боже, он мне так нравится. Я утопаю в его совершенстве. Его добродушии и чистом сердце. Романтике его второго языка. Милых карих глазах и красивой улыбке.
― Ты?
― Да, Ретт, я.
― Ты хочешь, чтобы я… ― Он с трудом сглатывает, кадык подпрыгивает. Смотрит на мою грудь, потом на дверь. На пол. ― Ты хочешь, чтобы я… поднял их с пола?
Я целую его в челюсть, посасываю нижнюю губу.
― Думаю, мы готовы сделать следующий шаг, не так ли?
Его гигантская лапа обхватывает мою челюсть, глаза изучают меня.
― Я знаю, но не хочу давить на тебя.
― Забавно — я думала о тебе то же самое.
Мы смеемся, нервы посылают мой смех в небольшие припадки. Нижняя половина трясется, тело опустошено, когда он бросает меня на кровать, чтобы оставить, крадется через комнату, хватая презервативы с пола. Бросает их на покрывало, чтобы они были рядом.
Стягивает шорты вниз по мощным бедрам. Стоит в одних трусах и, раскрасневшийся, забирается обратно на середину кровати.
Притягивает меня вплотную к своему большому, сильному телу и целует, раскинув руки на моей спине, на ягодицах, сжимая; пульсация удовольствия уже нарастает внутри меня.
Боже, как я люблю, когда он сжимает мою задницу.
― Я рада, что мы покончили с разговорами о сексе. ― Смеюсь, когда его рот движется к моей ключице, задыхаюсь, когда он облизывает ложбинку между моими сиськами. Ударяет мой сосок кончиком носа, прежде чем втянуть его в рот и пососать. Щелкая по нему языком. ― Т-так рада.
― Похоже, кто-то принес мне еще печенья, ― шепчет он в мою обнаженную плоть.
― Ты голоден?
― Изголодавшийся.
Мы, очевидно, говорим не о печеньках; мы говорим о сексе, и мне это нравится. Мне нравится его сексуальная, но осторожная сторона. Он рискует со мной, что ему не совсем комфортно, и восхищаюсь им за это.
Я настолько вне его зоны комфорта, что это смешно.
И вот мы здесь.
― Это будет наше кодовое слово для секса? Печенье? ― Я приподнимаю бедра, когда он засовывает руки за пояс моих штанов, стягивает их вниз.
Он улыбается от уха до уха. Целует мой пупок.
― Ты думаешь, у нас будет достаточно секса, чтобы нуждаться в кодовом слове?
― Господи, надеюсь, ― я стону, когда мои штаны падают на пол. ― Но не думала о сексе, когда пекла тебе печенье, так что выкинь это из головы.
― Может, я и не разбираюсь в некоторых вещах, Лорел, но знаю, что значит, когда ко мне заходит девушка с выпечкой.
Я игриво закатываю глаза.
— Ладно, попалась. Я хотела, чтобы ты съел мое печенье.
― Они были хороши. Растаяли у меня во рту. ― Его губы касаются моего горла. Ключицы.
― Сладкие?
Прижимается к моему соску.
― Очень вкусные.
Ох, этот мальчик. Эти слова. Этот язык.
― Ты такой милый. ― Убираю волосы с его глаз, чтобы получше его рассмотреть. ― Я нахожу тебя неотразимым.
Он изучает меня, опираясь на руки.
― Вот как?
Его голос ― глубокий тембр, от которого меня бросает в дрожь, карие глаза завораживают.
― Иначе меня бы здесь не было. ― Я провожу руками по его мускулам, по твердым, как камень, бицепсам. Ох, эти руки. ― Embrasse moi (перев с фран.: Поцелуй меня). Давай залезем под эти простыни.
Он откидывает угол одеяла, чтобы мы могли забраться под него. Когда мы это делаем, я снимаю трусики и бросаю их рядом с кроватью.
― Вот, голая.
Ретт сглатывает.
— Не знаю, смогу ли я долго продержаться ― прошло уже несколько лет. Я не хочу ставить себя в неловкое положение… или разочаровывать тебя.
― Разочаровать меня? Это невозможно.
Интересно, стоит ли мне отсосать ему, чтобы он кончил поскорее, и когда мы, наконец, займемся сексом, он продержится дольше. Я такая эгоистка.
Отбросив одеяло, под которое мы забрались, опускаю грудь вниз по его громоздкому телу, обхватив руками эластичный пояс его темно-синего нижнего белья. Тащу его вниз, прижавшись ртом к его толстой эрекции.
― Вот дерьмо, ― стонет он, когда я сосу. ― Что ты делаешь?