Раздается свисток, и оба парня встают, направляясь к своим углам для тренировки, пьют.

Затем раздается свисток, и они снова начинают: Ретт с тремя очками, Нельсон с одним. Это быстро, гораздо быстрее, чем я думала, будут матчи, оба мужчины желают взять верх. Ловко и быстро. Скрестив ноги, Ретт обнимает Илая за талию, плечи прижаты к матам, рядом с белым, вне пределов досягаемости.

Перезагрузка, и Нельсон опускается на колени.

Так же, как он взял меня вчера вечером.

Я отключаюсь от Венди, диктора, выкрикивающего заработанные очки. Пристально наблюдаю, как оба мужчины опускаются на колени, Ретт встает позади Илая, обхватывает его за локоть, обнимает за талию. Я знаю, что это не должно напоминать мне о сексе, но это так, и мои распутные девчачьи части оживают.

Боже, он чертовски горяч.

Мышцы на его руках напряглись. Бедра.

Задница.

Все это так, так горячо.

Может, сыграем сегодня в борьбу? Будет ли он играть в ролевые игры?

Я ерзаю на сиденье, нога нетерпеливо подскакивает, гормоны зашкаливают.

― Нам ведь не разрешается спускаться к ним, верно?

― Нет, милая, не раньше, чем все закончится. ― Венди гладит меня по руке. ― И они обычно направляются прямо в раздевалки. ― Она искоса смотрит на меня. ― Что вы, ребята, делаете сегодня вечером?

― Вы не останетесь?

― Нет, дорога длинная, а в понедельник у мальчиков школа. ― Она не сводит глаз с сына. ― Сегодня мы остановимся в отеле, чтобы завтра не так устать. У моего мужа есть несколько рабочих звонков по воскресеньям, поэтому он хочет занять этот день. ― Ее улыбка таинственна. ― Это дает вам свободное время. Наедине.

Я знала, что его мать мне нравится не просто так.

― Мы не обсуждали планы на вечер. Может, он захочет встретиться с друзьями? Но… я не знала, что у него день рождения, до вчерашнего дня, так что просто пошла и купила ему торт сегодня. Я подумала, что удивлю его, если он не слишком устанет, чтобы тусоваться.

Ее брови взлетают вверх. Она отрывает взгляд от коврика и поворачивается ко мне всем телом, кривая улыбка на ее губах так похожа на улыбку Ретта.

― Праздничный торт?

― Что? Он не может есть торт? ― Фу, какая же я безмозглая идиотка. Калории! ― Черт, извините, не подумала о его взвешивании.

Хотя, я могу придумать несколько других вещей, что сделать с глазурью вместо того, чтобы есть ее.

― Нет, милая, он может съесть торт. Уверена, ему понравится. ― Она похлопывает меня по бедру так, как это может сделать только мать. ― Ему понравится.


Ретт


Я чертовски устал.

Опустошен.

Едва тащу свои ноги, я встречаю свою семью в туннеле возле раздевалки, ярко-рыжие волосы Лорел ― первое, что я вижу, когда несу в коридор свою грязную одежду.

Обтягивающая черная футболка Айовы. Узкие джинсы. Черные сапоги. Чертовски сексуально, и она здесь для меня.

Я хочу сжать кулаки, похлопать себя по чертовой спине за свою удачу. Отрываю от нее взгляд, чтобы поздороваться с родителями.

Мама делает шаг вперед, широко раскинув руки.

― Поздравляю, дорогой. Отличный матч.

― Спасибо, ― бормочу я ей в плечо, когда она прижимает меня к себе. Моя мама, по сравнению со мной, крошечная, маленького роста, но не в отношении — не с тремя сыновьями.

Папа может носить брюки, но мама контролирует молнию.

Она встает на цыпочки и шепчет мне на ухо:

― Мы с папой забираем мальчиков. Уезжаем из города.

Сегодня только суббота; нет смысла проделывать весь этот путь только для того, чтобы на следующий день повернуть назад.

― Почему?

Она все еще шепчет мне на ухо:

― Я не понимала… мы хотим дать тебе пространство. Уверена, у тебя есть дела поважнее, чем тусоваться с родителями. ― Ее руки вокруг моей талии, обнимая меня. ― Лорел не могла оторвать от тебя глаз сегодня. Надеюсь, ты это понимаешь.

Отстраняется, поправляет воротник моей рубашки. Хватает меня за щеки и целует в переносицу.

― Такой красивый.

― Мама. ― Я закатываю глаза.

― Что? Разве мать не может сказать сыну, что он красив?

Иисус.

― Остановись.

― Хватит спорить, иди, попрощайся с братьями. Обними папу, ― инструктирует она, подталкивая меня к братьям, шлепая по заднице.

Я ерошу волосы на макушке Бо. Он отбрасывает мою руку.

Остин позволяет мне пожать ему руку.

Отец хватает меня за плечи и тянет к себе. Дважды хлопает меня по спине.

― Мне нужно домой на воскресные звонки. К тому же, твоя мама, кажется, думает, что ты хочешь побыть наедине со своей новой девушкой.

Мое лицо покраснело от адреналина; теперь оно горит от полного гребаного смущения.

― Надевай презерватив. Не будь ослом.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он меня перебивает.

― Я говорил с твоим тренером, и тот заверил меня, что вы, ребята, на верном пути после того, как побывали в лесу или что там еще было, но я хочу, чтобы ты позвонил нам, если что-нибудь случится. ― Он бросает взгляд на Лорел, которая смеется вместе с моими братьями. ― С такими рыжими волосами она, наверное, немного темпераментна. Может быть, она будет хороша для тебя.

Она будет.

Она уже хороша.

― Но используй свою проклятую голову — вот эту. ― Он стучит меня по голове. ― Не делай ей ребенка.

Господи Иисусе, папа.

― Ладно. Мы собираемся уходить. Гордимся тобой.

― Спасибо. ― Что мне еще сказать?

― Проводи нас. ― Еще один шлепок по спине, рука сжимает мое плечо, направляя меня обратно к матери. Братьям. Лорел.

Девушка краснеет, когда я подхожу, бросая робкие взгляды на моих родителей, на бетонный пол под нашими ногами, обратно на моих родителей.

― Эй.

― Эй.

В последний раз, когда мы стояли в этом коридоре в конце встречи после матча, который я только что выиграл, то прижал ее к стене и засунул язык ей в горло.

Вместо этого мои руки висят по бокам, правая взваливает на плечи тяжесть моего рюкзака.

Бок о бок мы следуем за родителями по длинному коридору, так близко соприкасаясь пальцами. Лорел шевелит указательным, проводя им по моей ладони.

Мама замечает, что я сдерживаю глупую улыбку, когда она оглядывается через плечо, поднимает брови, наблюдая за нами обоими. Подталкивает моих братьев перед ней, потому что они попусту тратят время.

Мы подходим к тяжелым стальным дверям, протискиваемся на стоянку стадиона, следуем за группой к черному внедорожнику моей мамы — тому самому внедорожнику, который возил меня с тренировки на матчи, на встречи и обратно домой в течение многих лет, пока я не научился водить.

Мы стоим рядом с ним, мои братья, не заботятся о прощании немедленно прыгают на заднее сиденье.

― Пока, милый. ― У мамы слегка дрожит нижняя губа. ― Такой взрослый.

Я хочу застонать вслух, но вместо этого обнимаю ее.

― Пока, мам. Люблю тебя.

Она шмыгает носом мне в шею.

― Ты выглядишь таким счастливым.

― Тогда почему ты плачешь?

― Потому что мой ребенок влюбился.

Я оглядываюсь, чтобы увидеть, кто наблюдает, поглаживая ее по голове.

― Господи, мам.

― Мама всегда знает такие вещи.

― Мама…

Она хмурится и разрывает объятия. Шмыгает носом.

― Позволь мне сказать то, что я должна сказать.

― Здесь? ― Сейчас? Боже.

Лорел и мой отец смотрят, неловко стоя рядом с машиной, не зная, что делать с собой, пока мы стоим у боковой панели. Папа натянуто улыбается.

― Ты слишком много работаешь. Я хочу, чтобы ты повеселился.

― Так и есть.

― Но на самом деле это не так. Ты прячешься в своей комнате и держишься особняком, и я знаю, что у тебя были трудные времена. ― Ее руки теребят пуговицы на моей рубашке. ― Но теперь у тебя есть Лорел, и я думаю… Она хороший друг.

Друг.