Вчера я была не в духе, когда Эстелла рассказала мне, что, пока я спала, звонил Ремингтон. Я поинтересовалась у нее, почему она не разбудила меня. Она объяснила, что мне нужен отдых, а ее сын обязательно позвонит еще раз. Затем недовольство прошло, и я спросила ее в лоб, почему не нравлюсь ей. Она пыталась успокоить меня, но я была безутешна. Позже, она объяснила мне, почему не питает ко мне теплых чувств. Эстелла была в ужасе, что ее сын снова вернулся в то состояние, в котором пребывал после смерти Колетт. Она волновалась, что, когда я окончательно покину Францию, ее сын и внук останутся в полнейшем замешательстве. Я заверила ее, что люблю обоих — и отца, и сына. После того, как я рассказала ей о своей малышке Инес, Эстелла раскрыла мне свои объятья и я плакала, пока она обнимала меня. В дальнейшем ее отношение ко мне смягчилось, но она по-прежнему смотрела на меня с опаской, когда сосредотачивала свое внимание на мне.
Я засыпаю в страхе, и каждый день просыпаюсь от собственных криков, так как ночные кошмары преследуют меня до самого пробуждения. Единственным утешением служат те моменты, когда я вижу, как в палату входит Адриан за руку с Эриком или со своей бабушкой, а также ежедневные беседы с Ремингтоном по телефону. И Марли. Она — гарант моей стабильности и мой краеугольный камень, пока я продолжаю восстанавливаться.
Доктор Бланшетт каждый день навещает меня, чтобы проверить мое состояние. Он рассказал мне о желании Ремингтона перевезти меня в Париж. Иногда я не могу вспомнить кое-какие детали, что очень меня огорчает. Временами мне кажется, что я тону — признак начала панической атаки. В большинстве случаев, когда я не могу успокоиться достаточно быстро, меня успокаивают с помощью укола.
Но сегодня один из тех дней, когда я ощущаю воодушевление, ведь напротив меня сидит Адриан и, сосредоточенно хмуря бровки, рисует мой портрет в одном из моих альбомов с зарисовками моделей нижнего белья. После того как Эстелла привезла Адриана ко мне, она уехала пообщаться с компанией, с которой Ремингтон подписал контракт о работах в замке. Марли растянулась на диване, стоящем у стены, и читает детективный роман одного из своих любимых авторов.
— Так кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила я Адриана.
Он замер. Затем поднял голову и сморщил носик.
— Пилотом. Нет. Хочу заниматься музыкой, — его глаза распахнулись, как будто он внезапно вспомнил что-то. — Хочу быть как папа, — он вернулся к рисованию и пробормотал, — еще хочу быть пожарником, — он широко улыбнулся, и на его левой щеке появилась ямочка.
Я сжала губы, стараясь не улыбаться. Он выглядит счастливым и таким миленьким.
— Ты можешь стать кем захочешь, тигренок.
Спустя несколько минут, в течение которых я слушала его огорченное бормотание, когда рисунок получился не совсем таким, как ему хотелось, он заявил:
— Я закончил, — и повернул альбом, чтобы я могла посмотреть.
— Вау, действительно хорошо получилось, Адриан, — он улыбнулся мне. Рисунок получился действительно неплохим для пятилетнего ребенка. Помимо волос и ушей, которые получились совершенно непропорциональными, он проделал очень хорошую работу. — Могу я оставить его себе?
Он кивнул и спрыгнул с кровати.
— Хочу в туалет, — Адриан побежал в сторону ванной комнаты.
— Как ты себя чувствуешь, сестричка? — поинтересовалась Марли, запуская пальцы мне в волосы.
Я улыбнулась.
— Лучше.
Она внимательно изучала меня несколько секунд и в ее глазах блестели слезы.
— Пообещай мне кое-что. Больше никогда так не пугай меня, ладно?
— Я королева драмы, детка. Я должна играть свою роль, — улыбнулась я ей в ответ, так широко, как позволяли лицевые мышцы. Улыбка вызвала у меня странные ощущения. Марли часто заморгала и провела пальцами под глазами. Черт, почему я всегда пытаюсь шутить в сложных ситуациях? — Прости.
Я почувствовала, как что-то коснулось моих рук. Нежные руки Марли держали мои ладони в своих.
— Ты разговаривала с мамой и папой?
Она кивнула.
— Они прилетят в Париж через несколько дней, как только мама получит разрешение врача. Прежде чем позволить ей ехать, он хочет проверить уровень сахара в крови и убедиться, что лекарства, которые он прописал ей, не приносят вреда.
— Мне так жаль, что вам приходится проходить через все это. Они не заслужили очередные проблемы от меня, особенно после того, как выхаживали меня последние два года.
Она рассмеялась.
— Как будто родители могли иначе, — она хитро улыбнулась. — Ты кое-что утаивала от меня. Ремингтон сексуальный.
Я с улыбкой посмотрела на нее.
— Да, он такой, правда? И он так хорошо относится ко мне.
Она сжала мою ладонь.
— Самое время найти кого-то, кто будет обожать тебя такой, какая ты есть. Ты заслуживаешь этого.
Я покачала головой.
— Думаю, я вбила это себе в голову. Боже, я вела себя так эгоистично.
— Что ты имеешь в виду?
Я сделала глубокий вдох.
— Адриан спросил меня, можно ли ему называть меня мамой.
Ее глаза округлились, когда она поняла, что я сказала.
— Ох. Ох, пожалуйста, скажи мне, что ты не сказала ему то, что я думаю, ты могла сказать.
Я закусила губу и кивнула, чувствуя, как глаза защипало от слез.
— Сказала. Ощущения были такие приятные. Я просто... как я могла позволить ему называть меня так, зная, что через несколько месяцев уеду?
— Эй, послушай меня, — сразу же начала она, и на ее лице появилось озабоченное выражение. — Я бы не стала использовать слово «эгоистичная», чтобы описать тебя. Ни за что. Должно быть, ты ответила ему импульсивно, но ты совершенно бескорыстна. Ты слишком сильно любишь, и это оказывает влияние на твои суждения. Я не говорю, что это плохо. Ты такая, какая ты есть, и я бы ни за что не стала менять тебя. Ты видела, как этот мальчик смотрит на тебя? Знаешь ли ты как выглядишь сама, когда видишь его?
Я замолчала, глядя на нее.
— Как?
— Словно он для тебя целый мир. От одного лишь упоминания имени Ремингтона твое лицо начинается светиться.
Я улыбнулась, устраиваясь поудобнее на подушках. Прищурившись, она изучала мое лицо, а затем сказала:
— Ты не собираешься возвращаться домой, да?
Как, черт возьми, она догадалась?
— Что?
— Ты приняла решение в ту минуту, когда встретила Ремингтона и Адриана. Просто не поняла сразу.
Я закатила глаза.
— Вижу, твой психиатр хорошо поработал.
Из ванной вернулся Адриан, шаркая ногами по полу.
— Мне скучно. Тетя Марли, мы уже можем пойти, пожалуйста?
Марли быстро отложила в сторону книгу и соскочила с дивана. Я усмехнулась, наблюдая, как она спешно нацепила свою обувь, пока Адриан носился по палате, изображая самолет. Он успешно вьет из нее веревки. Она схватила сумочку со стола и устремилась к двери, но Адриан внезапно помчался ко мне, взобрался на кровать и обхватил меня своими ручонками за шею.
— Я так рад, что ты жива, мама.
Я сморгнула слезы.
— Я тоже, дорогой, — от того, как он произнес «мама», на сердце у меня потеплело. Марли права. Я не оставлю этого мальчика. Ни за что. Но мне нужно поговорить с Ремингтоном, чтобы выяснить, как он относится к этому.
Марли бросила на меня взгляд, и мне не удалось понять, что он означает. Она быстро вытерла слезы с глаз и улыбнулась.
— Я так счастлива за тебя, сестричка.
Марли, моя поддержка. Я так люблю эту девушку.
Раздался стук в дверь и через несколько секунд в палату вошел физиотерапевт. Он быстро осмотрел палату, а затем улыбнулся мне. Марли фыркнула и встала, собираясь уходить. Очевидно, при первой встрече Ремингтон произвел на него впечатление. Марли — мой главный источник информации — рассказала, что Ремингтон продемонстрировал один из своих знаменитых взглядов — строгое выражение лица, дополненное взглядом, следящим за каждым движением его рук.
Адриан оставил на моей щеке влажный поцелуй, а Марли помахала рукой, после чего они ушли и начался сеанс терапии.
Прошлой ночью у меня никак не получалось уснуть. Всякий раз, когда я пыталась, мысли о том, что произошло в Провансе, одолевали меня. Я несколько раз просыпалась ночью и безумно боялась, что если врачи дадут мне лекарство, которое поможет уснуть, что-нибудь может произойти, пока я буду спать.