— Это была твоя мама? — спросила она, ее глаза округлились.
Я кивнул.
— И она сказала, что, когда Джейми и Чарли привезли из операционной, ты сидела с Джейми. Ты держала ее за руку, — мои губы парили над ее губами, и я мог чувствовать маленькие выдохи, которые покидали ее рот. — Что случилось, когда ты вошла в палату к Джейми?
Ее голос дрожал, и она моргнула несколько раз перед тем, как немного наклонила свою голову назад, чтобы встретить мой взгляд.
— Я сидела рядом с ее кроватью, держала ее руку и говорила, что она не одна,— я потер рукой лоб, принимая ее слова. — Ей не было больно, Тристан. Когда она ушла, доктор сказал, что ей не было больно.
— Спасибо, — сказал я. Мне нужно было это знать.
Левую руку я переместил к низу ее спины, и притянул девушку ближе к себе.
— Тристан, нет.
— Скажи мне не целовать тебя, — умолял я. — Скажи мне не делать этого.
Она не сказала ни слова, но ее тело дрожало в моих руках. Мои губы прикоснулись к ее, и я поцеловал Лиззи жестко и глубоко, извиняясь за все, что сделал, за каждую ошибку, что я совершил. Когда мы разомкнули губы, она продолжала дрожать в моих объятьях.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Нет. Не любишь.
— Люблю.
— Ты бросил меня! — заплакала она, отталкивая меня. Лиззи пересекла комнату, прикоснулась рукой к своим губам и встала ровно. — Ты бросил меня, не дав шанса объясниться.
— Я не знал, как справиться со всем, что случилось. Иисус, Лиззи. Все в последние месяцы происходило так быстро.
— Ты думал, что я этого не знаю? Я жила в таком же кошмаре, что и ты, но я хотела объяснить тебе, что случилось. Я хотела сделать так, чтобы это сработало.
— Я все еще хочу этого.
Она с сарказмом хмыкнула.
— Поэтому ты продолжал оставлять мне записки? Это был знак того, что ты желаешь этого? Потому что это приводило меня в замешательство еще больше. Это только делало мне больнее.
— О чем ты говоришь?
— Записки. Которые ты оставлял каждую неделю на окне моей спальни в течение пяти месяцев с твоими инициалами. Те же записки, что мы писали друг другу.
Я прищурился.
— Лиззи, я не оставлял тебе никаких сообщений.
— Перестань играть в эти игры.
— Нет, серьезно. Я не возвращался в город до сегодняшнего дня.
Элизабет смотрела на меня так, будто понятия не имела, кем я был. Я шагнул к ней навстречу, но она отшатнулась назад.
— Перестань. Просто я не хочу больше играть, Тристан. Я больше не хочу играть в твои игры. Может быть, если бы ты появился два месяца назад, я бы простила тебя. Или, может быть, месяц назад, но не сегодня. Перестань присылать записки и перестань играть с моим сердцем и с сердцем моей дочери, — она повернулась и покинула магазин, оставляя меня в жутком замешательстве. Когда я вышел наружу, Лиззи уже вернулась в кафе через улицу.
Мои внутренности завязались в узел, когда я вошел обратно в «Нужные вещи». Когда колокольчик над дверью зазвонил, я обернулся, надеясь увидеть Элизабет, но вместо этого увидел стоящего в дверях Таннера.
— Зачем ты вернулся сюда? — спросил он, в его голосе была настойчивость.
— Не сейчас, Таннер. Я, правда, не в настроении.
— Нет, нет, нет. Ты не можешь быть здесь. Ты не можешь вернуться сюда, — он начал расхаживать вперед и назад, потирая руками заднюю часть шеи. — Ты все разрушишь. Она уже почти вернулась ко мне. Она снова потеплела ко мне.
— Что? — от выражения его лица мой желудок перевернулся. — Что ты сделал?
Таннер фыркнул.
— Это действительно своего рода смешно. Я имею в виду, ты наплевал на все, оставив ее на месяцы, и в ту секунду, когда ты вернулся, она уже падает к твоим ногам. Целует тебя, как будто ты ее чертов Прекрасный Принц. Ну, блядь, поздравляю, — Таннер закатил глаза и повернулся, чтобы уйти. — Все не должно было так быть, — пробормотал он сам себе, когда я последовал за ним к выходу из магазина и через улицу к его автосервису.
— Ты оставлял записки у Элизабет дома?
— А что, прошу прощения, только тебе позволено делать это?
— Ты подписался моими инициалами.
— Да ну, Шерлок. Ты не можешь действительно думать, что только у тебя инициалы Т и К, — он подошел к одной из машин, открыл капот и начал возиться там.
— Но ты знал, что она будет думать, что они от меня. Откуда ты узнал, что мы писали друг другу записки?
— Полегче. Я как бы шпионил за вами двумя через маленькие камеры, — Таннер посмотрел на меня с натянутой усмешкой.
Я подошел к нему, схватил за футболку и ударил его об машину.
— Ты чертов психопат? Да что с тобой такое?!
— Что со мной такое?! — закричал он. — Что со мной такое?! Я выиграл в игру с монеткой! — он прошипел. — И он забрал ее у меня! Я сказал орел, он выбрал решку, и монетка сказала орел! Но он думал, что может просто взять и заставить ее любить его. Он все смешал в наших жизнях. Она была моей. И он смеялся надо мной снова и снова, годами. Просил меня быть его шафером. Умолял меня быть крестным отцом их ребенку. Годами он бросал мне это в лицо, хотя Элизабет должна была быть моей. Так что я справился с этим.
— Что? — сказал я, ослабляя хватку на его футболке. Его глаза были расширены, обезумевшие, и он не мог перестать улыбаться. — Справился с чем?
— Он сказал, что его машина барахлит. Он попросил меня проверить все под капотом, потому что они с Эммой собирались днем в путешествие за город. Я знал — то, что он приехал ко мне в тот день, было знаком, он хотел, чтобы я это сделал.
— Сделал что?
— Перерезал тормозной шланг под капотом. Он давал шанс Элизабет вернуться ко мне. Потому что я выиграл игру. И все шло замечательно, за исключением того, что в тот день на шоссе Эммы не было в машине. Она заболела и осталась дома.
Я не мог осознать, что он говорил. Я не мог поверить в то, что слышал.
— Ты пытался убить их? Ты испортил машину?
— Я ВЫИГРАЛ ИГРУ С МОНЕТКОЙ! — зарыдал он, как будто у него на самом деле были чувства.
— Ты безумец.
Таннер выпустил воздух из легких.
— Я безумец? Ты сидишь здесь, влюбленный в женщину, чей муж убил твою семью!
— Он не убивал их. Ты сделал это. Ты убил мою семью.
Мужчина погрозил пальцем.
— Нет, Стивен был за рулем машины. Он единственный, кто управлял машиной. Я был всего лишь механиком, покопавшимся под капотом.
Я бил его об машину снова и снова.
— Это не какая-то игра, Таннер. Это жизни людей, с которыми ты играешь!
— Жизнь — игра, Тристан. И я советую тебе отступить. Потому что я выиграл ее. Сейчас пришло время забрать свой приз, и последнее, в чем я нуждаюсь, так это в том, чтобы кто-то другой встал у меня на пути.
— Ты болен, — сказал я, уходя от него. — И если ты появишься где-то поблизости от Элизабет, я лично тебя убью.
Таннер снова засмеялся.
— Давай, приятель. Ты убьешь меня? Когда до этого дойдет, я уверен, что справлюсь с тобой трижды. Четырежды, если посчитаешь сегодня позже.
— Что?
— Давай. Ты же не думаешь, что я приму Элизабет с маленькой девочкой, которая всегда будет напоминать ей о ее мертвом муже?
— Если ты тронешь Эмму, — предупредил я, секундой позже того, как ударил его кулаком в лицо.
— Что? Что ты сделаешь? Убьешь меня?
Я даже не помнил, как бил его.
Но помнил, как он упал на землю.
— Лиззи! — закричал я, забегая в кафе. — Нам нужно поговорить.
Она сурово посмотрела в мою сторону, оказывая мне холодный прием.
— Тристан, я работаю и уверена, что мы уже достаточно поговорили.
Я обхватил ее запястье и легко потянул на себя.
— Лиззи, серьезно.
— Отпусти ее, — сказала Фей, маршируя к нам. — Сейчас же!
— Фей, ты не понимаешь. Лиззи, это был Таннер. Все это был он. Он стоял за записками, за аварией, он был за всем этим.
— О чем ты говоришь? — спросила Элизабет в замешательстве.