Смотрю на него с таким ужасом, что он замолкает, сжав губы. Мой рот сам собой открывается, чтобы мне не умереть от удушья, а когда делаю вдох, из глаз катятся слёзы, вместе с судорожным выдохом.
— Ты сейчас шутишь?.. — Спрашиваю вибрирующим голосом. — Шутишь, да?..
Он запрокидывает голову и делает глубокий вдох. Его грудь поднимается и опускается. А когда он снова на меня смотрит, я вижу это в его глазах.
Это не шутка!
Не…шутка!
— Тебе пора домой. — Говорит мой муж отстранённо, продолжая удерживать мой взгляд своим.
Вскакиваю и сметаю со стола свой завтрак.
— Опозоренной?! — Ору, ударяя руками по столу. — Что ты делаешь со мной?! Что?!
— Мира, — Гаркает он, вскакивая тоже. Его стул падает и ударяется о стену. Он упирается кулаками в стол и мрачно сообщает. — Я вернул приданое тебе. Ты обеспеченная женщина…
Запрокидываю голову и начинаю реветь, пошатнувшись.
Я никогда не плакала вот так. Как в последний раз. Навзрыд. Наизнанку.
Срываюсь с места и начинаю всё крушить. Швыряю на пол всё, что попадается под руку. Посуду, еду, приборы.
Кажется, я сошла с ума…
Я не контролирую себя. Будто смотрю со стороны, на то, что творят мои руки.
— Прекрати… — с рыком требует Марат, обхватывая меня руками и прижимая спиной к своей груди.
Как стальными тисками.
Его шумное дыхание обжигает мой висок. Меня колотит и трясёт. Ору, выворачиваясь и брыкаясь, но он сильнее. Ору и рыдаю. Рыдаю потому что…
— Я не хочу! Слышишь?! — Кричу, вцепившись в его запястье.
Я ненавижу себя. Забыв о Заре, презрев все мыслимые человеческие достоинства, охрипшим голосом ору:
— Не хочу! Не хочу! Мой дом здесь!
— Больше нет… — Шепчет он мне на ухо, сдавливая ещё сильнее.
Его тело, как камень за моей спиной! Почему, почему он такой сильный?! Такой всесильный, а я такая слабая?!
— Ты не можешь…это не законно! — Скулю, оседая в его руках. — Ты трахал меня четыре года!
— Я всё могу. — Обрывает он.
Его лицо где-то в моих волосах. Его руки повсюду.
Мои колени, как желе. Вырываю, отдираю от сердца слова, которые давно ношу в себе. Откидывая голову на его плечо, сквозь слёзы выкрикиваю:
— Я люблю тебя! Люблю тебя!
— Мира…замолчи… — шепчет он, прижавшись губами к моей щеке. — Замолчи…
— Люблю! — Кричу, выворачиваясь в его руках.
Обвиваю его шею, повисая на нём. Прижимаюсь губами к шее и повторяю, повторяю, повторяю:
— Люблю тебя, люблю, люблю…
— ЗАМОЛЧИ! — Рычит он, пытаясь отодрать меня от себя.
— Не отсылай меня…пожалуйста…пожалуйста…Марат… — повторяю, как скороговорку, как заклинание. — Я твоя жена…
— МАКСУТ! — Сотрясает комнату его громогласный голос, безжалостные руки сжимают мои плечи.
Цепляюсь за него. Ужас от того, что я его больше не увижу придаёт мне сил. Вырываю пуговицы на его рубашке, когда он отталкивает меня назад.
— Забери её… — хрипит мой муж, резко поворачиваясь ко мне спиной.
— Нет…не трогай! Аааааааа…Марат! — Визжу, отбиваясь от Максута, и бью ногами воздух, глядя в удаляющуюся широкую спину. Он проводит рукой по волосам и выходит из столовой широким шагом, отшвырнув ногой стул, который валяется на полу. — Марат! — Ору ему в след, теряя его силуэт за пеленой слёз.
— Фатима! — Орет мой охранник, таща меня в холл, а потом наверх.
Ничего не вижу вокруг. Только темноту. Спасительную.
Не хочу возвращаться оттуда.
Не хочу…
Два часа спустя я покидаю дом своего мужа, не оглядываясь. В чёрном траурном платье и с Чили на руках. Фати влила мне в глотку очередное варево, наверное, придуманное на тот случай, когда нужно забрать у человека волю и все силы.
Мои руки и ноги ватные, а в голове пусто. Как и в сердце. Там у меня пустыня. Выжженная. Вытоптанная.
Лицо моего отца недовольное.
Мне плевать.
Я не взяла с собой ничего. Ничего из своих вещей. Они не мои. Как и этот дом. Как и его хозяин.
Глава 7
Две недели спустя…
Все знают, что на рабочем столе моего отца красуется коллекционный религиозный двухтомник, который ему подарил один очень уважаемый в городе человек в знак почтения. Мне к этим книгам с детства прикасаться было запрещено. Даже пыль с них стирали строго по расписанию. Я бы и не стала к ним прикасаться. Они большие, тяжёлые и унылые. Там нет картинок. Да, я всё же заглянула внутрь. Однажды.
Я не знаю, что толкает меня на эти поступки. Какие-то посторонние силы, наверное? Тогда мне сильно досталось…
Я не простила. Это всего лишь книги. Старая рухлядь. Если…если у меня появятся дети…я буду позволять им…всё-всё…
Мои дети…
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прогоняя ком, сдавивший горло. Дышу так минуту, а может больше. Сейчас я справляюсь гораздо быстрее, чем неделю назад. На этой неделе я другая. Другая Мира. Я перестала понимать, что вокруг меня творится. Я просто делаю то, что хочется, не думая о последствиях.
Всем плевать.
Я невидимка…
Да, невидимка.
Меня будто не существует. Я обнаружила это недавно. То, что без своего…
О нет…это имя нельзя называть…только…не произноси…
Без…НЕГО, меня будто нет. Сама по себе я никому не интересна. Сама по себе я не представляю никакой ценности. Вообще! Я не думала, что такое возможно. Он…расторг наш брак…отказался от меня…самым позорным способом. Самым унизительным.
Нет унизительнее способа отделаться от жены, чем расторгнуть брак с ней. Вернуть её домой. Бесполезную.
Об этом знают ВСЕ! Весь город! Будто они не знали раньше, что я ему не нужна…что я для него никто…
Я…бракованная. Никому не интересная. Никому не нужная.
Он просто…вышвырнул меня из своей жизни…
Шлёпаю себя рукой по здоровой щеке. И ещё раз. И ещё разок. Я не могу постоянно плакать. Я противна сама себе. За то, что каждый вечер, выключая свет и ложась в постель, мечтаю проснуться…дома…
Марат Джафаров…я тебя ненавижу…
Покинь мою голову!
Убирайся!
Когда…мой отец понял, что я ничего не знаю о его делах…был зол. В ТОТ день…он допрашивал меня до самой ночи…
Мучил-мучил-мучил…
Давил, угрожал…бесконечными вопросами…я не стала бы делиться, даже если бы знала хоть что-нибудь!
Но, я ничего не знаю!
НИЧЕГО!
Ничего не знаю о человеке, с которым прожила четыре года! Каждый день. Каждую ночь. Либо с ним, либо в ожидании его.
Ничего не знаю, кроме его вкуса и его запаха. Его голоса. Чувства защищенности и бесконечно борьбы с самой собой!
Мой отец сказал, что я главное разочарование в его жизни. Я сказала, что думаю о нём также. Он велел мне…закрыть рот…а я…я посоветовала ему сделать тоже самое, за что получила по лицу тем самым двухтомником.
Я ушла в тот же день. Не взяв ничего, разумеется, только Чили.
От раската грома, сотрясшего помещение, потрескивает лампочка под потолком. Дёргаюсь и открываю глаза, ловя своё отражение в карманном зеркальце. Осторожно наношу мазь на свою припухшую скулу и веко.
Звон дверного колокольчика привлекает моё внимание. Захлопываю зеркальце и выглядываю из-за барной стойкой.
— Ура! — Выдыхаю с облегчением.
В уютное кафе с двумя столиками, стряхивая с капюшона капли дождя, заходит кареглазая брюнетка с потрясающими шёлковыми волосами, которые она всегда собирает в косу. Это грех, прятать такую красоту, хотя, коса у неё тоже красивая. Как и её хозяйка. По крайней мере, на мой взгляд.
Это Тина. Она моя кузина. Мы родились в один день с разницей в один год. Она родилась первая. Мы не общались много лет. Четыре года. Сейчас мне за это стыдно, потому что я знаю…она искала встречи.
Тина оставила меня за главную на пятнадцать минут, но, я молилась о том, чтобы никто не пришёл. Хоть это и в ущерб её бизнесу. Тина показала мне, как пользоваться кофемашиной, но, я настолько неприспособленна к жизни, что вообще ничего не запомнила. Она тоже это поняла.
— Как дела? — Спрашивает сестра, вещая свой плащ на напольную вешалку.
— Отлично. — Тут же отзываюсь я, упираясь руками в стойку. — Никого не было.