Ей казалось непостижимым, что в 1883 году королева Виктория еще правила Великобританией и Ирландией и даже здесь, в маленьком городке в просторах канадских прерий, влияние викторианского стиля жизни было очень сильным. Ей представлялось, что ханжеские женские одеяния отражают общую ситуацию, когда внешний вид значит больше, чем главные ценности и человеческие качества.
К примеру, эта история с нижним бельем.
В первый же день она получила выговор от Лулу Либерман за такой невинный проступок, как то, что она повесила свой лифчик и трусики на заднем дворе. Хозяйка меблированных комнат поджидала Пейдж, когда та вернулась после похода за покупками. Крохотный лифчик и трусики-бикини в руках Лулу выглядели источником заразы.
– Мисс Рандольф, я не должна была бы напоминать вам, что леди никогда, никогда не вывешивает неприличные детали своего туалета во дворе, где их видят все соседи. А это… это…
Лулу Либерман размахивала этими вещичками и закатывала свои голубые глазки так, словно у нее не хватает слов выразить, насколько неприличными она их считает.
После мучительного часа, в течение которого она выслушала лекцию о том, что означают ее лифчик и трусики. Пейдж отчасти поняла, почему Лулу так косо смотрит на ее белье.
В магазине, к полному своему отчаянию, она вынуждена была купить совершенно невозможные рейтузы вместе с предметом, выглядевшим как корсет – самое большое подобие того, что имелось у Роуз Рафферти вместо лифчиков. Похоже, что лифчики тоже еще не изобретены.
Голые лодыжки Пейдж и ее фигура без корсета ужаснули чопорную Роуз Рафферти, поэтому Пейдж неохотно купила еще пару полосатых черных чулок, соединявшихся со сложной системой подвязок, которые, в свою очередь, крепились к корсету. Она отказалась от корсета, несмотря на откровенное неодобрение Роуз и двух других пожилых продавщиц.
От одного взгляда на эти чудовищные чулки становилось жарко и неуютно, но альтернатива – теперь она понимала, что каждый встречный будет видеть в ней проститутку, – была еще менее желательной. Единственное хорошее обстоятельство заключалось в том, что все ее покупки обошлись ей в два доллара и сорок три цента.
С каждым уходящим днем надежда на чудесное возвращение в 1990-е годы становилась все менее и менее вероятной, и Пейдж вынуждена была посмотреть в лицо факту, что она останется здесь.
Это ставило перед ней проблему денег.
Она должна найти способ зарабатывать деньги, и поскорее. Дни уходили, и вскоре ей придется платить миссис Либерман за следующую неделю.
Разговаривая с другими постояльцами, Пейдж выяснила, что в Баттлфорде нет ни одного врача, город целиком полагался на доктора Болдуина, жившего в форте.
Проходя по городу, она убедилась, что значительная часть женского населения беременна, так что наверняка здесь есть нужда в высококвалифицированном враче-акушере.
Однако были некоторые проблемы с устройством врачебного кабинета.
Во-первых, она не могла доказать, что она врач. Ее диплом был выдан университетом, который еще не существовал. Во-вторых, у нее не было оборудования и не было денег на его приобретение.
Третье препятствие оказалось самым труднопреодолимым. Все, с кем она здесь разговаривала, одинаково воспринимали идею, что женщина может быть врачом.
Пейдж очень злило, но женщины здесь были людьми второго сорта. Она начинала сомневаться, есть ли в Баттлфорде мужчина или женщина, которые считают, что женщине-доктору можно доверить даже вросший ноготь на пальце ноги.
Выходит, она должна найти другой способ зарабатывания денег, но это означало, что ей необходимо обрести опыт, которого у нее не было и который использовать она не могла. Мысль о том, чтобы попробовать найти работу секретарши или горничной – две профессии, открытые для женщин, – приводила ее в отчаяние, и она откладывала этот вариант со дня на день.
Проблема работы становилась навязчивой, и Пейдж перестала спать. Она ворочалась до середины ночи, а потом на рассвете снова просыпалась.
Однажды утром, не в силах выдержать замкнутого пространства своей комнаты, она умылась, оделась и спустилась вниз, к задней двери. Она пошла к реке по еле заметной тропинке в густой траве, посидела на гладком камне, посмотрела на восход солнца и через некоторое время пошла обратно.
Было еще очень рано, город медленно просыпался, из печных труб начинал показываться первый дымок, там, где уже готовили завтрак, взъерошенные фигуры выползали из домов, петухи на задних дворах приветствовали пробуждающийся день.
Пейдж шла по улице, радуясь прохладному утру. Около магазина Компании Гудзонова залива уже собрались несколько индейцев, ожидавших, когда он откроется, навстречу ей по широкой улице ехал тяжелый фургон, запряженный двумя горячими лошадьми.
Мальчик лет пяти или шести играл со щенком перед бревенчатым домом.
Пейдж, проходя мимо, улыбнулась ему.
– Привет.
– Привет, – отозвался он и улыбнулся в ответ. Щенок вырвался из его объятий и побежал навстречу Пейдж.
Она наклонилась, чтобы поймать щенка, но он в последнюю минуту увернулся, выскочил на дорогу, и тихое утро огласилось криком.
– Пол, назад! – кричал мальчик.
Щенок, не обращая на него никакого внимания, с лаем выскочил прямо перед лошадьми и груженым фургоном. Лошади испугались и вздыбились.
– Пол!
– Нет-нет, не беги за ним! – выкрикнула Пейдж, но он уже устремился за своим щенком.
Щенок завизжал от боли, когда копыто лошади ударило и подбросило его высоко в воздух.
– Пол, Пол! – кричал мальчик.
Он оказался прямо под подковами лошадей. Возница выругался и закричал, пытаясь остановить свою у пряжку. Однако копыто одной из лошадей ударило мальчика по руке, и он вскрикнул, упав в пыль.
Пейдж уже стояла на коленях рядом с мальчиком, когда двое мужчин из соседних домов выскочили, чтобы схватить лошадей под уздцы и увести их в сторону. Фургон перевернулся, из него сыпалось зерно. Какой-то из мешков лопнул, и его золотое содержимое рассыпалось по грязи. Мертвый щенок лежал среди золотой пшеницы.
Мальчик был без сознания. Пейдж ощупала его своими проворными и осторожными пальцами, проверила его пульс, пытаясь определить, нет ли серьезного внутреннего кровоизлияния. Видимым повреждением был перелом правой руки. Она вывернулась под причудливым углом. Кость вылезла наружу, кровь хлестала из раны.
– Мне нужно полотенце, – закричала Пейдж. – Кто-нибудь, принесите мне полотенце, быстро!
Кто-то побежал в дом и принес полотенце. Пейдж прижала его к ране, стараясь остановить кровотечение.
– Билли, о Боже, что случилось с моим Билли?!
Худенькая молодая женщина в испачканном синем платье бежала по улице, она склонилась над ребенком и прижала руку ко рту, когда увидела кровь и открытую рану.
– Вы его мать?
Пейдж продолжала щупать его пульс – он был учащенный и слабый: шок давал себя знать.
У женщины начиналась истерика, она кричала и ломала руки.
– Он умирает, о Боже, Билли умирает!
– Прекратите кричать, сейчас не время! – прикрикнула на нее сурово Пейдж, и это сразу же остановило крики. – Я врач, и Билли будет в порядке, если вы будете делать то, что я скажу.
Женщина задохнулась и уставилась на Пейдж испуганными заплаканными глазами.
– Что? Все что нужно, только скажите мне, что я должна делать.
– Мы должны унести его с улицы. Нам нужны носилки, но уйдет слишком много времени, чтобы переправить его в госпиталь в форт… – Пейдж оглянулась вокруг, пытаясь что-нибудь придумать. Ее собственное сердце билось так, словно готово было разорваться. Здесь не позвонишь в скорую помощь по телефону 911.
– Эй, вы! – позвала она мужчину, стоявшего рядом. – Принесите доску, плоскую доску, на которую можно положить этого ребенка. И… Как вас зовут? – Пейдж тронула мать мальчика за руку.
– Мэри Уиггинс, мисс.
У нее побелели и дрожали губы.
– Мэри, я доктор Пейдж Рандольф. Вы должны держаться, Мэри, я не могу допустить, чтобы вы падали в обморок. Я хочу, чтобы вы достали мне чистое одеяло и очистили стол в вашем доме, чтобы положить Билли. Поставьте его около окна, где посветлее. И поставьте кипятить кастрюли с водой.
Однако, даже если мальчик будет в доме, Пейдж понимала, что ничего не сможет сделать без инструментов. Она поймала взгляд одного из молодых парней, удерживавших лошадей.
– Эй, ты! Сбегай, пожалуйста, в форт, расскажи доктору Болдуину о том, что случилось, и приведи его сюда как можно скорее. Скажи ему, чтобы он захватил инструменты, бинты, антисептические средства и анестезию. Мы будем в этом доме.