Оливия Крэнк - Возвращение

– Твои в правом ящике.

– Окей. Значит, из этого ящика берем всё. Или только часть?

– Пожалуйста, оставь мои трусы в покое и объясни толком, что происходит?

– Ты же прекрасно знаешь, Патрик, кто мой отец.

– Твой?

– Вот именно, дорогуша. И твой тесть. Привыкай. Каким болваном надо быть, чтобы походя, невзначай, отметить, кто именно родители Келли, и отбросить эту информацию, как ненужную! Мы же просто идиоты.

– Богатые они. Ну и что?

– Не надо, не надо разыгрывать святую наивность. Впрочем, нет, верю тебе. У меня у самого только что глаза открылись. Он не просто самый богатый человек в городе, чёрт его знает, может, во всём штате, а еще и самый влиятельный. Он спонсировал избирательную кампанию мэра, он близкий друг губернатора. Улавливаешь?

– Нет.

– Патрик! Не будь ребенком. Да стоит ему только глазом моргнуть, и Хэнк на пушечный выстрел не подойдет к Монике.

– Хэнк ее отец, у него все права. К тому же, есть решение суда. Не надо, не обостряй. Мы проиграем и станет только хуже. Дойдет до того, что нам совсем запретят ее видеть.

– Ага, запретят. Только не нам. Решение суда отменят, вот увидишь.

– С какой стати?

– С такой! Слишком-то уж не наивничай. Папа нажмет на педали. А потом его вообще признают социопатом. Я добьюсь этого, обещаю. Он по медицинским показаниям не может никого воспитывать, это ж очевидно.

– Не перегибай.

– Короче, ты со мной или нет?

– Даже так? А если нет?

– Аистёнок, ты что? Не доверяешь мне? Пожалуйста, пойми, нам всем так будет лучше. У папаши весь мир в кармане, он не даст нас в обиду какому-то сбрендившему копу. И вообще никому. Сейчас мы переедем к ним за огромный забор с электрической проволокой и круглосуточной охраной по всему периметру. А через пару месяцев вообще улетим на Каймановы острова. И будем все вместе греть животы. Я свой побольше отращу, как планировали. И монстр никогда нас впредь не побеспокоит. Мы снова будем жить своей семьей. Почти как раньше. Только еще в достатке и роскоши. Это же мечта, аистёнок!

– Как-то цинично это. И вообще неправильно.

– Почему же неправильно?

– Получается, мы станем использовать этих людей.

– А они нас. Хотят, ведь, чтобы я был рядом.

– Не ты.

– Нет, я! Получается, я забрал у них любимую дочь, видит Бог – невольно, и обязан вернуть, всё, что могу. Хотя бы то, что есть в моем распоряжении. – Патрик промолчал. – Любимый, прости меня, знаю, тебе было очень плохо, но возможно, я здесь для того, чтобы быть со своим ребенком.

– Но Моника сейчас у Хэнка.

– Завтра я приеду и заберу ее из школы.

– Тебе не отдадут.

– Пусть только попробуют. Я и спрашивать не стану. И вообще поеду не один, возьму с собой пару дюжих молодцев и семейного адвоката. Ну, и тебя, если хочешь.

– Поверить не могу. Это сон какой-то.

– Прекрасный сон, Патрик.

– Скорее тревожный.

– Перестань, ты же сам только что говорил, то, что творится с нами – приятные приключения, не больше. Неразрешимые проблемы кончились. Теперь и я отчетливо это вижу. Так. К чёрту старые тряпки. Купим тебе, всё что нужно. Вставай и поехали. Сейчас за мамой приедет ее шофер и мы покатим в новую жизнь на личном лимузине.

– Как ты, мой хороший?

– А как бы ты себя чувствовала, если бы переехала в сериал «Династия»?

– Бедняжка.

– Ужасно хочется домой. Завтракать на своей кухне, свободно лазить в свой холодильник, спать на свих простынях. Здесь всё как в дорогой гостинице. Я никогда не привыкну. Но мосты, похоже, сожжены. Что там Хэнк? Бесится?

– О! Можешь себе представить. У него теперь еще и на работе проблемы.

– Нет?!

– Да! От дел отстранили, посадили разбирать бумажки. В принудительном порядке посещает психолога. Поговаривают даже, что его комиссуют.

– Ужас какой.

– Я тоже считаю, это перебор. Полицейский он неплохой.

– У меня такое чувство, что я во всём виноват.

– Не вини себя. Открылось, что за ним действительно числится парочка нехороших подвигов во Франции. Вроде бы превышение полномочий. Что именно не знаю, питаюсь слухами. Но дыма без огня, сам понимаешь. И я, конечно, враг номер один. Имела как-то неосторожность ляпнуть, что доложу о его гомофобии.

– И что? Кому-нибудь что-нибудь говорила?

– Не по своей инициативе. Со мной, так сказать, провели беседу. В рамках внутреннего расследования, прикинь.

– И?

– Сказала правду. Но это уж после того, как его отстранили.

– Майк тебе об отце его рассказывал?

– Нет, а что с ним?

– Спроси у мужа. Бедный Хэнк и вправду имеет основания на содомитов зуб точить. Мы с Роджером, оказывается, не первые его обидели.

– Вижу, ты его жалеешь?

– Есть ощущение, что с ним обходятся не вполне справедливо. Правда, лично от меня теперь ничего не зависит. Я такой же заложник положения, как и он.

– Золотая клетка?

– Ага.

– Не хочу еще больше тебя расстраивать, но я, наверное, тоже переезжаю. В сериал «Полиция Майами».

– Решилась?

– Да. Майк хочет жить на побережье. Яхты – его страсть. И Сайману тамошний климат пойдет на пользу. Планов у него громадьё! И плавать учиться и серфинг осваивать. Я боюсь до смерти. Но Майк подогревает вовсю. А! Еще и дайвинг. У них теперь разговоры только об одном.

– Скоро?

– На мое место должны прислать специалиста. Пару недель введу его в курс, и адью.

– Оставишь меня одного?

– Патрик! У тебя полно друзей.

– Да, но ты единственная, кто знает.

– Дорогой мой, ты несчастлив?

– Как тебе сказать? Я верю, что это он. Но мне нужен мой Роджер.

– Никак не привыкнешь к женскому телу?

– Если бы только это. Словами всего не передашь. Они так спелись с новой мамашей и ее компанией. И вообще… Всё не так, как мне хотелось бы. А как я хочу – теперь уже не знаю.

– Не съехать ли тебе от них обратно домой?

– И дальше что? Это дом Роджера. Одному мне там нечего делать. Проходили, знаем. Иногда начинает казаться, что мне вообще нет места в этом мире. Кому я нужен? Мать от меня отказалась. Новый Роджер, как будто лишь долг свой исполняет, таская меня за собой. Дочка без ума от него. А я никогда по-настоящему ей не был близок. Ты и то уезжаешь.

– Хочешь, мы и тебя возьмем?

– А смысл? В вашей семье я буду таким же инородным элементом, как в семье Келли.

– Будем болтать по скайпу, часто-часто. Ты почти не заметишь разницы, вот увидишь.

– Хорошо.

И Патрик заплакал. В первый раз осуществилась ее уже подзабытая, совсем не чаянная теперь фантазия. Как она целует мокрые щеки его, как подрагивает вызывающе близко остренький кадычок. «Это мой Томми. Только взрослый. Но он несчастен. Так не должно быть! Нужно что-то сделать. А что я могу? Томми нужен Майк. Его Майком был Роджер. Но, пора взглянуть правде в лицо, Роджера больше нет. Неужели ничем нельзя помочь? Как болит за него душа!». Она гладила дрожащие тоненькие плечи, крепко прижимала к груди его голову, и понимала: он прав. У нее своя жизнь, своя семья, скоро они уедут. А он – ее прекрасная греза, такой чужой в этом мире, такой одинокий, останется здесь.

Расставшись с Лорейн, он понимал, что не навсегда, но всё равно было грустно, Патрик отправился на поиски Келли. Теперь он часто так ее называет. В отведенных им апартаментах никого не оказалось. Проще всего позвонить по мобильнику, но на это не хватает моральных сил. Небось, в бассейне с подогревом плавает, стройняшка. Какое там брюшко! И думать забыто. Диеты, фитнес, массаж возведены теперь в культ. Всё на благо нового прекрасного тела. Точно, в бассейне кто-то есть. Патрик зябко поежился и решил не раздеваться. Совсем нет настроения мокнуть. Впрочем, сидеть и смотреть, как плавает Келли, тоже не предел мечтаний. «Ладно, скажу, что вернулся и пойду поиграю немного. Теперь меня только музыка успокаивает». Он не сразу поверил тому, что пришлось увидеть. И ужасно растерялся. Не в силах сообразить, куда ему деться, так и остался стоять и смотреть, как мускулистый охранник по имени Хэнк (ирония судьбы) смачно трахает Келли в шезлонге у бассейна. Глаза ее были открыты. И она взглянула на Патрика в упор. Крепче обхватила шею Хэнка и ногами половчее обвила его задницу. Было похоже на дешевую порнушку. В детстве с одним своим дружком Патрик смотрел что-то наподобие, еще на видеокассетах. Они тогда впервые потрогали друг друга. Он отчетливо припомнил то первое свое сексуальное возбуждение. Но сейчас не возбудился. И не обиделся. И не заревновал.