– Он натурал. Так что требуется нечто на грани фола.
– Как натурал? Не забывай, мой мальчик, о святой обязанности голубых мафиозо постоянно привлекать новых адептов.
– А что, я уже член?
– Деточка, доброе утро! Какие могут быть сомнения? Или у тебя взносы за несколько лет не оплачены?
– Со взносами, пожалуй, всё в порядке.
– Вот видишь. Дисконтная карта моего магазина имеется. Это вообще пропуск в высшую лигу.
– Хотите пригласим сюда Рэнди и Гарри? Раз уж вы собирались с ними увидеться. У них еще не было возможности оценить здешние преобразования.
– А ты нам поиграешь?
– Посмотрим.
– Боюсь, как бы их не убило, всё, что ты здесь натворил.
– Наверное, они крепкие ребята, раз согласились на такую авантюру.
– Ну, что же, гулять, так гулять. Давай звони им, а я сгоняю в магазинчик. Затарю всё для вечеринки. Не скучай, красотуля, я скоро.
Лорейн не получилось дозвониться. Благо Майк всегда на связи. Всегда жизнерадостный и ироничный.
– Ты чего такой опрокинутый, Салли?
– Держись за стул, а то и сам опрокинешься. Ни за что не угадаешь, кто явился сейчас ко мне прямо домой. В мою новую квартиру.
– Папа Римский?
– Мог бы пооригинальней версию выдвинуть. Но реальность как всегда превосходит самые смелые выдумки. Отец Хэнка собственной персоной.
– Святые угодники!
– Что это тебя сегодня на религиозную тематику распёрло? К причастию готовишься?
– Уже причастился с утра по стаканчику с одним клиентом. Но это неважно. Рассказывай лучше про старого чудилу.
– Вот то-то и оно. Как ты мне в красках обрисовал, я и представлял себе именно старого и именно чудика. У меня же мысли такие были, когда я ушел от своих, найти несчастного старичка, отвергнутого всеми. Рисовался эдакий дешевый дом престарелых, трясущееся существо в кресле каталке, дурно пахнущее и размалеванное помоечной косметикой. И вдруг он сам звонит мне в дверь! По виду чуть больше полтинника ему. На счет нелепых шмоток – наплюй в глаза тому, кто тебе рассказал об этом.
– Как ты думаешь, кто мне рассказал?
– Вот ему и наплюй.
– Тебе теперь там ближе.
– Не будем о грустном.
– Да, давай продолжай о веселом.
– Угу, веселое есть. Он очень манерный. Даже слишком. И ручкой, действительно делает, точно как ты изображал. Но мне кажется, это поза. Маска для чужих, самозащита. Не думаю, что с людьми по-настоящему близкими он вот так всегда кривляется.
– Всё ясно, ты от него без ума.
– В первую очередь я без ума от самого факта. Это ж магия какая-то. Думал о нём, собирался разыскивать, а он приходит сам ко мне в квартиру, прежних жильцов искать. А знаешь, что по-настоящему смешно? Как он похож на Хэнка. Думаю, я узнал бы его, если б встретил на улице. Сразу б догадался, кто это.
– Жутковато звучит, Хэнк – манерный дурашка.
– Согласен. Видимо гротеска его поведению добавляет как раз то, что я знаю Хэнка. Так-то у меня полно знакомых с растяжечкой говорящих, и ни один никогда меня так не шокировал. Да! Самое интересное! У него есть своя концепция гомосексуализма, как социального феномена.
– Ты меня пугаешь.
– Эх, с тобой, с натуралом и говорить о таком не стоит. А концепция грандиозная. И очень симпатичная. Он и сам симпатичный. Короче, скажи Лорейн, сегодня мы затеваем пьянку в честь знакомства. А завтра пусть обязательно мне дозвонится. Оболью ее впечатлениями с головы до ног.
– Окей. Повеселись там, как следует.
– Майк! Майк! Погоди! Как ты думаешь, сказать ему о Монике?
– Нет, Салли, извини, в таких делах я не советчик. Подожди пока. Послушай, что тебе Лорейн завтра скажет.
– Ладно, отважный капитан, счастливого тебе плаванья.
Рэнди и Гарри сразу же пожелали забрать свою квартиру назад.
– Ах вы свинюшки! – Попрекнул их Эдди. – Ничего, моя гуленька, отдай этим злым завистникам их жалкую холупу и перебирайся ко мне.
– Это шутка была, Эдди! Комплименты нововведениям.
– А ему понравился Патрик и нужен предлог пригласить его.
– Чушь! Эдди может вполне обойтись и без надуманных предлогов. Я еще в состоянии сделать предложение, кому захочу. Патрик, душечка, у тебя вот здесь стояли фотографии, зачем ты убрал их? Я как раз собирался рассмотреть получше.
– Какой ты беспардонный, Эдди. Он совершенно не обязан выворачиваться перед нами наизнанку и демонстрировать то, что не хочет.
– Вынужден признать, я такой торопыга. Это всегда меня губит. Не обижайся, рыбонька, старичок Эдди уже успел привязаться к тебе.
– Я тоже очень рад нашему знакомству. Ты, кажется, хотел послушать мою игру?
– О, будь так добр, мой мальчик! Сидите смирно, олухи. И не вздумайте шептаться. Я хочу насладиться в полной мере.
Патрик играл, а по лицу Эдуарда текли вполне себе неподдельные слезы.
«Ясно, что он рисуется, но всё равно приятно. Что мне делать с тобой, нечаянная радость? До какой степени возможно наше сближение? Я воспитывал твою внучку, ненавидел твоего сына. Думал о тебе, как об одиноком сердце, нуждающемся в моей поддержке. Теперь ты здесь. Укутанный в оболочку принужденной веселости, зарытый глубоко под слоем дешевых эффектов. Удастся ли мне тебя откопать? И стоит ли браться за лопату? Ничего не понимаю. Ни о тебе, ни о себе, ни об этой жизни. Один в океане. И не вижу берега, к которому мог бы прибиться. Майку хорошо, у него навигационные приборы».
Пили мало. Но много и оживленно болтали. В основном, Эдди и супружеская пара. Перемалывали косточки общим знакомым и голливудским знаменитостям. Последних Эдди поголовно записывал в гомосексуалисты:
– Этот свой! К гадалке не ходи.
– Обожаю твою теорию. – В очередной раз восхитился Патрик. – По ней мы не затюканная кучка отчепенцев, прозябающая на краю благополучного гетеро мира. А тайная сила. Могучая общность. Очень круто.
– Так и есть, моя радость. Все мы одна семья.
– А как ты полагаешь, геями рождаются, или становятся?
– Конечно, рождаются! – Выпалил Рэнди.
– Не торопись, дорогуша. Прикинем хорошенько. Тут, как видите, или-или. Либо нас такими создал Бог. Либо мы сами, сознательно сделали выбор. В этом месте снова развилка. Быть геем, хорошо или плохо? Нет, если так нас состряпали – все вопросы снимаются. По крайней мере, они не к нам. Но раз уж речь заходит о выборе, тут, как говорится, будь добёр, неси ответственность. Плохо быть геем? Стало быть и ты нехорош. Ступил на путь порока, как минимум ошибся и должен исправиться. Нет, мои конфетки. Тем, кто исправляться не желает, никак не выгодно признавать, что это плохо. Признаём, значит, что хорошо. А если хорошо, котятки мои, какая разница? Сделал ты прекрасный выбор, или Бог тебя отменно наградил?
– А если, всё-таки плохо? – Подал неуверенный голос Рэнди.
– Чудо мое! Если подлец бьет себя в грудь кулаком и уличает – всё, он уже не подлец, уже спасен. Если гей утверждает, гомосексуализм – порок, и признаёт, что сознательно ему придался, это начало его пути ко спасению и от порока того избавлению. Счастливый путь. Он больше не наш.
– А если Бог ошибся?
– Что это за Бог такой? Впрочем, если кто желает жить в аду, разве можно запретить? Хочешь чувствовать себя прыщом на теле человечества – дело твое. Но посмотрите, мальчики, хотя бы на Патрика. Разве он не совершенство? Ни Божье ли творение? И чем же хуже я, пожелавший стать в один ряд с ним и ему подобными?
– Значит, лично ты, всё-таки, сделал сознательный выбор?
– Кто знает, милый, кто знает. Прожил я полжизни с женщиной, это точно. Однако, всегда остается возможность, что я всего лишь возвратился в истинное, первозданное свое состояние.
– И ты счастлив?
– Почему же нет, мой ангел?
– А как быть с потерей близких, непониманием, упреками, осуждающими взглядами, ненавистью, разочарованием, одиночеством?
– Разве натуралы счастливо избегли всего этого? Я так не думаю. Патрик, золотце мое, мне пора. Позволишь еще тебя навестить? Поворкуем наедине, хорошо?
За сим последовали шумные уговоры не уходить, но Эдди гордо удалился. Без него вечеринка быстро протухла. Супруги еще для приличия похвалили новую обстановку, и сделали вид, что не хотят уходить, однако с удовольствием отчалили из сорокаметровой квартирки, в пятикомнатный двухэтажный дом с двумя ваннами.