Александра Торн - Возвращение надежды

Патрик вспомнил сцену в конторе отца перед его уходом на войну. Он ее никогда не забудет.

– Ты совершаешь трагическую, ужасную ошибку, – объявил Ламар Прайд, и печать недовольства омрачила его лицо патриция. – Если бы я знал, что ты вздумаешь отправиться на эту бессмысленную бойню, я бы никогда не заплатил за твое обучение в колледже.

– Мне очень неприятно слышать это, отец, – ответил Патрик. – Я знаю, ты надеялся, что я последую по твоим стопам и стану юристом. Но я давно понял, что это не для меня. Не могу представить себя вот так всю жизнь просидевшим в одной конторе, в одном кресле. И потом, кто-то ведь должен воевать за нашу страну.

– Пусть этим кем-то будет кто угодно, только не мой сын. И пожалуйста, не пытайся выдавать свою юношескую жажду приключений за патриотизм. Ты очень восторженный, Патрик. – Ламар разочарованно посмотрел на сына. – Боюсь, ты никогда ничего не добьешься».

И вот теперь, спустя двенадцать лет, приятно было сознавать, что ничего не сбылось из того, что предсказывал его отец. Совсем наоборот.

А широко раскрытые глаза Шарлотты при упоминании о десяти тысячах акров земли это ощущение еще больше усилили.

– Но ведь это же огромная плантация, – выдохнула она. – У вас, должно быть, работают сотни рабов.

– Это не плантация, Шарлотта. Это ранчо. И у меня нет рабов. Там работают всего двадцать человек – ковбоев.

– А что это значит ков бой? – Она произнесла это, как два разных слова. – Я никогда не слышала прежде такого выражения.

– Так в Техасе называют людей, которые работают со скотом. Понимаете, я не имею рабов, потому что не выращиваю хлопок. Я развожу коров породы лонгхорн.

– Ой, как интересно! Какой вы умелый и ловкий! А мне так надоело слышать эти постоянные разговоры о рабстве и аболиционизме и о том, что мы не можем обойтись на наших хлопковых полях без черных. Замечательно, в первый раз за много месяцев я провожу время за ужином без скучных и утомительных дискуссий на эту тему. Теперь расскажите мне об этом вашем, как вы его назвали, ранчо.

«Слава Богу, – подумал Патрик, – эта женщина не интересуется политикой». Он вспомнил последний спор с Эльке перед отъездом.

Судя по всему, Шарлотта была полной противоположностью Эльке.

– Я не против рассказать вам о моем ПП, буду даже рад. Боюсь только, что это скучно.

– Да что вы, разве мне может быть с вами скучно! – Она произнесла это со своим очаровательным южным выговором. Голос ее напоминал мед, густой ароматный мед. – А что означают буквы ПП?

– Согласен, название не очень оригинальное. Это просто мои инициалы. Буквами ПП я клеймлю свой скот. А вообще-то мои немецкие друзья во Фредериксбурге называют между собой это ранчо «Страсть Прайда».

Ее глаза вспыхнули, засверкали, заискрились ярче, чем драгоценности вокруг шеи и в ушах.

– Это, наверное, потому, что вы очень страстный мужчина?

– А вот теперь пришла моя очередь ответить вам тем же: придется немного подождать, и вы сами увидите, Шарлотта, – ответил Патрик, наслаждаясь ее порозовевшими щечками.

– Надеюсь, ждать придется недолго, – пробормотала она. – Но вы вроде бы собирались рассказать мне о своем ранчо.

Патрику не надо было повторять эту просьбу дважды. Для него ничего приятнее не было, как рассказывать о местах, где он провел последние двенадцать лет. Он принялся подробно описывать местность, все манипуляции, какие проделывают со скотом, начиная от отела и кончая клеймением. Ну а закончил он свой рассказ детальным описанием дома, который был предметом его гордости. Тут уж он красок не пожалел.

Все время, пока Патрик говорил, Шарлотта не сводила с него своих янтарных глаз. Казалось, она была вся воплощенное внимание, как будто то, о чем он рассказывал, интересовало ее больше всего в жизни.

– Я надеюсь, вы не сочтете это бестактностью, – закончил он, – но к западу от Бразоса только у меня в доме есть ватерклозет, то есть внутренний туалет с водой, в комплекте с раковиной, цинковой ванной и шкафом.

– Это просто восхитительно и… практично, если учесть, что у вас нет рабов, чтобы выносить за вами эти… ну… хм, нечистоты. Я не знала, что в Техасе все так современно.

Шарлотта слушала долгие рассуждения Патрика и неимоверно скучала. Ну а описание ухода за породистым скотом: как его купают, кормят, лечат – все это буквально вогнало ее в сон.

Конечно, вполне естественно, что у мужчины есть какие-то интересы, которые женщина разделять не может. Но мать приучила ее выглядеть заинтересованной разговором. Это очень важно. И к тому же просто – надо только не сводить глаз с лица мужчины, а самой в это время думать о чем угодно.

В данный момент Шарлотту волновало другое. Ее служанка Элла Мэй так затянула на ней корсет, что дышать было невозможно. Долго она не вытерпит! Она также думала о новых платьях, заказанных в Лондоне. Скорее бы они пришли… Мысли ее были заняты теперь нарядами.

Но упоминание Патрика о туалете пробудило ее интерес.

Их плантация Виндмер была одной из самых процветающих на Юге, но даже у них не было такого туалета. Отец говорил, что это дорого стоит, а сейчас, когда все только и говорят, что скоро придется освобождать рабов, он не может себе позволить потратить на такие бесполезные вещи ни пенни.

Ее отец, благослови Господь его сердце, был безнадежно старомодным по сравнению с Патриком Прайдом.

– Может быть, мы с мамой нанесем вам визит когда-нибудь. Мне бы очень хотелось увидеть ваше ранчо и познакомиться с настоящими ковбоями. – И хотя Шарлотта не произнесла это вслух, но про себя добавила, что ей очень бы хотелось испытать этот, как он его назвал, ватерклозет.

– Я был бы этому несказанно рад. А тем временем я попрошу разрешения вашего отца встретиться с вами.

«Вот это действительно настоящая удача», – подумала Шарлотта, чувствуя, как учащается ее пульс.

В Натчезе уже почти месяц все только и говорили о Патрике Прайде. Он был богат, интересен и уже каждая незамужняя девушка в городе нацелила на него свой глаз.

«Как я должна реагировать на его слова? – размышляла она. – Скромно взмахнуть ресницами, потупить взор, томно вздохнуть? Или лучше смело посмотреть ему в глаза и сказать то, что я думаю с самого начала, как только села рядом с ним?»

Внезапно Шарлотта поняла, какой ответ больше всего его заинтригует.

– Я почувствовала сейчас огромное облегчение, Патрик, потому что, если бы вы не захотели со мной встретиться, я бы сама попросила об этом.

Эльке стояла обнаженная перед высоким зеркалом в своей спальне, изучая изменения, которые произошли за пять месяцев беременности. Ее груди стали больше и покрылись тонкими голубыми прожилками, а соски потемнели. Живот выпирал вперед, как миниатюрный холмик.

Никаких отклонений от нормы она не замечала, но подобными осмотрами занималась почти каждый день. Ей очень нравилось быть беременной.

Впервые в жизни она радовалась своему росту, не такому уж большому, всего метр семьдесят три, но все же она выглядела более стройной, чем низенькие женщины в ее положении. А надо признаться, сейчас она в свое платье едва влезала.

Вспомнив, что ее ждет Отто, Эльке поспешила одеться. Достала из гардероба чистую блузку и надела ее, оставив три нижние пуговицы незастегнутыми. А свою любимую серую юбку из саржи вообще с трудом смогла застегнуть.

Конечно, можно было бы затянуть корсет, но они с Отто решили, что корсет она носить не будет, чтобы не повредить ребенку. Как бы в подтверждение этих мыслей она почувствовала шевеление ребенка, и это в очередной раз ее восхитило.

В первый раз он шевельнулся месяц назад. И чем больше становился живот, тем сильнее были толчки. Теперь она могла почти с уверенностью сказать, в каком положении он там у нее находится.

Другие женщины, беременные первым ребенком, наверное, ворчали бы по поводу утраченной стройности. Она же радовалась. Что значит линия талии по сравнению с чудом зарождения новой жизни? Эльке никогда еще не чувствовала себя лучше и… счастливее.

С того самого утра, когда она сообщила Отто эту потрясающую новость, его поведение было образцовым. Большинство мужчин ведут себя в подобном положении достаточно сдержанно. Но не Отто. Он вел себя так, как будто был первым мужчиной на земле, зачавшим ребенка, и делал это так мило и естественно, что Эльке это совершенно не раздражало.