– Пока еще ничего не начиналось. Температура у нее по-прежнему высокая. Она только совсем немного снизилась, чуть ниже критической точки. Когда она проснется, я попытаюсь заставить ее проглотить немного бульона. Чтобы бороться с болезнью, ей нужно иметь силы.
– Может быть, мне приготовить бульон? – предложил Патрик.
– Не надо, потому что ты не знаешь, как его готовить. – Эльке устало поднялась на ноги, вспомнив бесплодную борьбу за жизнь родителей много лет назад. Неужели она позволит уйти Шарлотте тоже?
Эльке расправила плечи, готовая к борьбе. Первое, что нужно сделать, это сварить крепкий говяжий бульон. Если повезет, то он будет готов как раз к тому моменту, когда температура Шарлотты снова начнет повышаться.
– Никогда не чувствовал себя таким бессильным, – проронил Патрик, глядя на свою жену.
– Посиди здесь с ней немного. Если она забеспокоится, крикни меня.
Когда Эльке вошла, Кончита с Марией были уже на кухне. Они затопили плиту и поставили кофейник.
– Мы увидели чемоданы у двери. – Мария грустно смотрела на нее. – А потом сеньор Прайд пришел и рассказал нам о сеньоре. Он сказал, что у нее la gripa.[26]
– Вы уезжаете, потому что боитесь заразиться? – спросила Кончита и перекрестилась.
– Нет, я остаюсь здесь и буду ухаживать за ней, – ответила Эльке. – Но вы правы, la gripa – заразная болезнь. Я не хочу, чтобы вы и ваша дочь находились рядом с миссис Прайд до тех пор, пока ей не станет легче. – «Если когда-нибудь станет», – добавила она про себя. – Я буду за ней присматривать, а вы и Мария за всем остальным.
– Вы только скажите нам, что делать, – грустно отозвалась Кончита. – Вы здесь совсем недавно, сеньора, но сейчас у нас тут все, как в настоящем доме. Мы с Марией сделаем для вас все.
Эльке села в кресло рядом со столом и благодарно улыбнулась Кончите. Если та сейчас возьмет свою дочь за руку и побежит от этой ужасной заразы, она ее осуждать не будет.
– Для начала я хотела бы чашечку кофе.
Пока Кончита наливала кофе, Эльке перечислила дела по хозяйству, которые надо было сделать за день. Мария тут же выбежала за дверь, а Кончита, следуя указаниям Эльке, взяла кусок говядины, который остался от праздника, положила в котел, добавила специй и поставила вариться на медленном огне.
– Ни о чем не беспокойтесь, сеньора, – сказала Кончита. – Мы с Марией сделаем все, что вы скажете.
– Muchas gracias.[27] И еще, Кончита, – надо молиться. Нам всем надо много молиться.
Через несколько минут Эльке уже несла горячий кофе для Патрика.
– Есть какие-нибудь изменения? – спросила она с порога.
Он покачал головой.
Она протянула ему кофейник.
– По-моему, тебе это сейчас необходимо. Патрик выпил кофе несколькими глотками, даже не заметив, по-видимому, что он был обжигающе горячим.
– Я знаю, тебе надо идти работать, – сказала Эльке. – Так иди. Оставаться здесь никакой необходимости нет.
– Пока ей не станет лучше, я уйти не могу.
– Но это может продлиться много дней. Плечи Патрика опустились.
– Мне нужно поговорить с Рио. Но я скоро вернусь.
Он бросил на жену последний отчаянный взгляд, затем повернулся и вышел.
Все совершенно ясно: Патрик любит Шарлотту. И любит с такой беззаветной преданностью, что это не могло не тронуть сердце Эльке. Она сделает все, чтобы спасти Шарлотту. Спасти для него. А затем уйдет.
Горячечный сон Шарлотты с перерывами продолжался до полудня. Время от времени она звала мать и еще кого-то, кого точно, Эльке разобрать не могла. Странно, но она ни разу не позвала Патрика. Проснувшись в этот раз, она узнала Эльке.
– Мне жутко плохо, Эльке, – простонала она. – Не сиди здесь. Сделай что-нибудь.
– Я делаю все, что могу. Но и ты тоже должна стараться.
– Ты что, спятила? Я едва могу пошевелить рукой.
– Мне нужно, чтобы ты слушалась меня и делала все, что я скажу.
Шарлотта угрюмо посмотрела на Эльке.
– Мне нужна сиделка, а не надсмотрщица. Шарлотта, по-видимому, не осознавала серьезности своей болезни. Она капризничала, долго отказывалась от предложения Эльке сходить на горшок и делала попытки пойти в ватерклозет. Она была раздражительна и все время жаловалась, что ей то жарко, то слишком холодно. Она требовала, чтобы Эльке ее причесала, сменила простыни, помогла сменить рубашку.
Эльке потребовалось мобилизовать все терпение и такт, чтобы обхаживать ее, заставить пить много жидкости, которая была ей очень необходима. Эльке ее капризы даже в какой-то степени радовали, и она делала все возможное, чтобы выполнить все требования Шарлотты. Все лучше, чем бред.
Патрик вернулся довольно поздно. Он посмотрел на Эльке, сказал, что она выглядит хуже, чем Шарлотта, и приказал немедленно отправляться в постель. А с женой посидит он.
Возвратившись в свою комнату, Эльке увидела, что все ее вещи снова распакованы и разложены по своим местам.
«Это Кончита», – подумала она, вешая свой серый костюм в гардероб.
Ничего больше с себя не снимая, она скользнула под одеяло и мгновенно заснула. Ей снилось, что она выходит замуж за Патрика. Они стояли перед священником в кирхе Верейнс и давали клятву, которая должна была связать их навеки.
Вдруг сзади к алтарю подъехала обитая черным атласом погребальная повозка, а на ней гроб, весь в цветах. Крышка гроба медленно приподнялась, и из него выглянула Шарлотта. Она была, как и полагается, смертельно бледная и одета в чудесное платье жемчужного цвета.
Показав пальцем на Эльке, она произнесла замогильным голосом:
– Это из-за тебя я умерла.
Увидев на лице Патрика выражение невыразимого ужаса, Эльке закричала:
– Я пыталась тебя спасти! Поверь мне, я пыталась. Шарлотта начала вылезать из гроба.
– Ты намеренно сделала так, чтобы я умерла. А сама завладела моим мужем.
– Нет, нет, нет… – стонала Эльке, а Шарлотта подходила все ближе и ближе, пока не схватила ее за плечо.
Эльке дернулась и попыталась освободиться от этих цепких сильных рук.
– Проснись, Эльке, – продолжал твердить Патрик.
Глаза Эльке открылись, и она увидела его, склонившегося над ней.
– У Шарлотты снова началась горячка.
Эльке отбросила в сторону одеяло и вскочила на ноги, все еще не в силах прийти в себя от кошмара.
«Нет, даже если смерть Шарлотты освободит Патрика, как смерть Отто освободила меня, я все равно не смогу позволить себе воспользоваться этим».
А он стоял рядом, смотрел на полуголую Эльке, и в крови у него вскипал чистый огонь желания. Как же он себя ненавидел за это! Как можно желать сейчас Эльке, да так сильно, когда рядом при смерти лежит жена! Он ненавидел себя и все равно смотрел. Смотрел и желал.
Патрик пожирал глазами ее обнаженные плечи, растрепавшиеся во сне волосы, сладостное покачивание грудей под рубашкой. Слава Богу, она была слишком занята, чтобы осознавать произведенный на него эффект.
– Иди к ней, я через минуту приду, – сказала Эльке.
Он побежал назад с колотящимся сердцем. Бежал так, как будто дьявол гонится за ним по пятам. Он стоял у постели Шарлотты и обзывал себя подлецом и негодяем. Сам влез по уши в дерьмо, а эти две дорогие ему женщины должны за это расплачиваться.
Через мгновение появилась Эльке. Она наклонилась, чтобы пощупать лоб Шарлотты, и именно в этот момент по ее телу пробежала судорога. Она тряслась, извивалась и дергалась, как мустанг, на которого в первый раз надели седло.
– Дай мне быстро что-нибудь такое, что можно засунуть ей в рот. Иначе она подавится собственным языком! – закричала Эльке, бросившись на Шарлотту, пытаясь удержать ее, чтобы она не упала на пол.
Патрик подбежал к туалетному столику Шарлотты, схватил массивную с длинной ручкой перламутровую щетку для волос и сунул в руку Эльке. Она с трудом втиснула ее между зубами Шарлотты.
Первый приступ прошел, и Шарлотта застыла, неподвижная и такая белая, что на мгновение Патрик подумал, что она умерла. К его ужасу, Эльке начала стягивать с нее одеяло.
– Зачем ты это делаешь?
– Нам нужно ее охладить, пока не начался новый приступ, – объяснила Эльке и стянула с нее пропитанную потом ночную рубашку. – Мы с тобой сейчас погрузим ее в чан с холодной водой.
Ковбой, которого Патрик послал за доктором, вернулся только в полночь. Он принес неутешительную весть: во Фредериксбурге началась эпидемия гриппа. И хотя доктор обещал приехать на ранчо при первой же возможности, Эльке знала, что он покажется здесь не раньше, чем через две недели. Фактически они были предоставлены самим себе.