Не говоря друг другу ни слова, они с Мередит вцепились в дверцу. Дверца щелкнула, приоткрылась на пару миллиметров, а потом с очень отчетливым «вамм» захлопнулась снова.

Мередит и Мэтт посмотрели друг на друга. Потом Мередит снова опустила глаза и вытащила из волос Бонни еще несколько веточек.

– Не больно?

– Нет. Почти…

– Ты дрожишь.

– Это от холода.

В машине действительно стало холодно. Снаружи, но не сквозь некогда открытые стекла, которые теперь были наглухо закрыты стволами деревьев, до Мэтта доносился шум ветра. Он свистел, словно в ветвях многочисленных деревьев. Был слышен и другой звук – на удивление громкий скрип дерева. Как это ни нелепо, он доносился откуда-то сверху. Было похоже на бурю.

– Кстати, что это была за дрянь? – вдруг крикнул он, с силой пнув спинку переднего сиденья. – Та дрянь на дороге, из-за которой я вывернул руль?

Мередит медленно приподняла свою темную голову.

– Не знаю; я как раз собиралась закрыть окно. Я видела ее долю секунды.

– Она появилась прямо посреди дороги.

– Волк?

– Там ничего не было, и вдруг она появилась!

– Волки другого цвета. Она была рыжей, – бесцветным голосом сказала Бонни, отрывая голову от плеча Мередит.

– Рыжей? – Мередит покачала головой. – Но она была слишком большая для лисы.

– Мне тоже кажется, что она была рыжей, – сказал Мэтт.

– Волки рыжими не бывают… А оборотни? У Тайлера Смоллвуда нет родственников с рыжими волосами?

– Это был не волк, – сказала Бонни. – Он был… задом наперед.

– Задом наперед?

– У него голова была не с той стороны. Или у него было две головы.

– Бонни, ты очень сильно меня пугаешь, – сказала Мередит.

Мэтт не произнес этого вслух, но Бонни сильно напугала и его тоже. Он видел это животное лишь долю секунды, но у него было ощущение, что оно действительно выглядело так, как описала Бонни.

– Может быть, мы просто увидели его под таким углом, – предположил Мэтт, а Мередит одновременно с ним сказала:

– Может быть, просто какой-то напуганный зверь…

– Чем напуганный?

Мередит подняла глаза на крышу машины. Мэтт проследил за ее взглядом. Очень медленно, скрипя металлом, крыша просела. Потом снова. Как будто на нее давило что-то очень тяжелое.

Мэтт обозвал себя нехорошими словами.

– Я же мог просто поехать вперед, когда был на переднем сиденье, – он лихорадочно просунул руку сквозь ветки, пытаясь нащупать акселератор, зажигание, – интересно, ключи еще там?

– Мэтт, мы сползли в канаву. И, кроме того, если бы это имело хоть какой-то смысл, я бы сама предложила тебе поехать вперед.

– Но тогда дерево снесло бы тебе голову.

– Да, – просто ответила Мередит.

– Но ты бы погибла!

– Я бы предложила этот вариант, если бы у вас двоих был шанс выбраться. Но вы смотрели по сторонам, а я видела то, что впереди. Они уже там были. Деревья. Со всех сторон.

– Этого… не может… быть! – Мэтт стучал кулаком по спинке переднего сиденья, чтобы подчеркнуть каждое слово.

– А это – может?

Крыша снова скрипнула.

– А ну-ка перестаньте ругаться! – сказала Бонни, и ее голос сорвался на рыдания.

Послышался хлопок, похожий на ружейный выстрел, и машина внезапно качнулась назад и влево.

– Что это такое? – ошарашенно спросила Бонни.

Тишина.

– …лопнула шина, – выговорил наконец Мэтт. Он не верил собственным словам. Он посмотрел на Мередит.

Бонни тоже посмотрела на нее.

– Мередит… все впереди уже заполнено ветками. Я едва могу различить лунный свет. Здесь темнеет.

– Я знаю.

– Ну и что же нам делать?

Мэтт видел, что лицо Мередит выражает невероятное напряжение и отчаяние, словно все, что она говорила, пробивалось сквозь крепко сжатые зубы. Но голос ее был спокойным:

– Не знаю.


Стефан все еще содрогался, а Елена свернулась на кровати, как кошка. Она улыбалась ему, и в этой улыбке были наслаждение и любовь. Он думал о том, чтобы схватить ее за руки, повалить и повторить все заново.

Вот до какого безумия она его довела. Дело в том, что он знал – знал прекрасно, по собственному опыту, – в какие опасные игры они играют. Еще немного – и Елена превратится в духа-вампира, как до того она была первым вампиром-духом, с которым ему доводилось встречаться.

Какая же она была! Он выскользнул из-под Елены, как иногда делал, и просто смотрел на нее, чувствуя, что от одного ее вида его сердце начинает бешено колотиться. Ее волосы, настоящего золотого цвета, шелком упали на кровать и растеклись по ней. Ее тело, освещенное единственной лампой, казалось, было обведено золотым контуром. Действительно, ощущение было такое, что она порхает, и двигается, и спит в золотой дымке. Это было невероятно; словно он, вампир, принес в свою кровать живое солнце.

Он понял, что подавил зевок. Она сделала с ним то же, что Далила, сама того не желая, сделала с Самсоном, – отобрала его Силу. Пускай он и был полон до краев ее кровью, но одновременно им овладела приятная сонливость. Он был готов провести сладкую ночь в ее объятиях.


В машине Мэтта становилось все темнее и темнее – деревья продолжали перекрывать лунный свет. Какое-то время молодые люди пытались звать на помощь, но это не дало никаких результатов. Кроме того, как сказала Мередит, им надо было экономить воздух. Поэтому теперь они снова сидели тихо.

В конце концов Мередит залезла в карман джинсов и вытащила оттуда связку ключей, на брелоке которых болтался карманный фонарик. Он светился голубым светом. Она нажала кнопку, и все они наклонились вперед. Какая мелочь, а как много значит, подумал Мэтт.

Теперь и на передние сиденья что-то давило.

– Бонни, – сказала Мередит. – Наших криков отсюда никто не услышит. Если бы неподалеку кто-нибудь был, он услышал бы, как лопнула шина, и решил бы, что это ружейный выстрел.

Бонни затрясла головой, словно не желая слушать. Она все еще вытаскивала из кожи иголки.

«Она права. До ближайшей живой души несколько миль», – подумал Мэтт.

– Здесь что-то очень плохое, – сказала Бонни. Она сказала это совсем тихо, произнося слова одно за другим, словно кидала в пруд камушки.

Мэтт почувствовал, что его лицо становится серым.

– Насколько… плохое?

– Настолько, что… я никогда такого раньше не чувствовала. Ни когда убили Елену, ни с Клаусом, ни с кем. Я никогда такого плохого не чувствовала. Это что-то очень плохое и очень сильное. Никогда не думала, что что-то может быть таким сильным. Оно давит на меня, и мне страшно…

Мередит оборвала ее:

– Бонни, мы с тобой обе понимаем, что выход только один…

– У нас нет выхода!

– …понимаю, что тебе страшно…

– Ну кого мне звать на помощь? Я бы позвала… но звать некого. Я могу смотреть на твой фонарик и попытаться представить себе, что это огонь, и войти…

– В транс? – Мэтт бросил на Мередит сердитый взгляд. – Мы же решили, что она больше не будет входить в транс.

– Клаус уже мертв.

– Но…

– Меня никто не услышит! – завопила Бонни и, наконец, громко разрыдалась. – Елена и Стефан слишком далеко, да к тому же они, наверное, уже спят! А больше тут никого нет!

Всем троим пришлось сгрудиться, потому что ветки дерева придавливали их передними сиденьями. Мэтт и Мередит оказались достаточно близко друг к другу, чтобы переглянуться через голову Бонни.

– Хм, – задумчиво сказал Мэтт. – Мы… уверены в этом?

– Нет, – сказала Мередит. В ее голосе звучали и тоска и надежда. – Помнишь то утро? Какая уж тут уверенность? Вообще говоря, я уверена, что он все еще где-то рядом.

Теперь плохо стало Мэтту, а Мередит и Бонни выглядели странно в голубом свете фонарика.

– И… перед тем, как это произошло, мы много чего успели обсудить…

– …главным образом, о том, что изменило Елену…

– …что это была его вина.

– В лесу.

– При открытом окне.

Бонни всхлипывала.

Мэтт и Мередит смотрели друг на друга и, кажется, пришли к молчаливому соглашению. Очень мягко Мередит произнесла:

– Бонни, попробуй докричаться до Стефана, разбудить Елену или… Или попросить прощения у… Дамона. Боюсь, что придется сделать именно это. В конце концов, он никогда не желал нашей смерти. И, кроме того, он же должен понимать: вряд ли он легче заполучит Елену, если убьет ее друзей.