Мэтт недоверчиво хмыкнул.

– Может, он и не хочет, чтобы погибли мы все, но с него станется подождать, пока погибнет кто-нибудь из нас, а потом спасти остальных. Я никогда не доверял…

– Ты никогда не желал ему зла, – громко перебила его Мередит.

Мэтт моргнул и закрыл рот. Он почувствовал себя полным идиотом.

– Так, начали. Фонарик включен, – сказала Мередит, и даже в такой ситуации ее голос был ровным, ритмичным, убаюкивающим. Жалкий крохотный фонарик тоже был драгоценностью. Только он спасал их от полной тьмы.

Но, когда наступит полная тьма, думал Мэтт, это случится потому, что весь свет и весь воздух выключат, перекроют эти деревья. А потом деревья переломают им все кости.

– Бонни? – Голос Мередит был голосом всех старших сестер, когда-либо приходивших на помощь младшим. Мягким. Сдержанным. – Представь себе, что это пламя свечи… пламя свечи… пламя свечи… и войди в транс.

– Я уже в трансе, – голос Бонни был каким-то чужим: он звучал как будто издалека и был больше похож на эхо.

– Тогда зови на помощь, – тихо сказала Мередит.

Бонни зашептала, вновь и вновь повторяя одни и те же слова и явно отключившись от окружающего мира:

– Пожалуйста, Дамон, приди и спаси нас. Если ты нас слышишь, прими наши извинения и приди. Ты уже напугал нас как следует, и я знаю, что мы это заслужили, но – пожалуйста, пожалуйста, приди. Нам больно, Дамон. Нам так больно, что я сейчас закричу. Но я не кричу, я берегу энергию, чтобы вложить ее в Зов – Зов, обращенный к тебе. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помоги…

Она бормотала пять минут, десять, пятнадцать, а ветки тем временем росли, обдавая их густым ароматом смолы. Она все продолжала бормотать; Мэтт даже не подозревал, что она сможет продержаться так долго.

Потом погас свет. В наступившей темноте не было слышно ни звука, кроме шороха хвои.


Технически все было сделано безупречно.

Дамон снова пристроился между небом и землей, на этот раз даже выше, чем в тот раз, когда шагнул прямо в спальню Кэролайн на третьем этаже. Он по-прежнему не разбирался в названиях деревьев, но это его не остановило. Ветка была словно театральная ложа, из которой удобно было смотреть разыгрывавшийся внизу спектакль. Впрочем, сейчас он начинал скучать, потому что на земле уже довольно давно не происходило ничего нового. Некоторое время назад он сбежал от Дамарис, потому что его заставила скучать она, заговорив о женитьбе и на другие темы, которых он хотел бы избежать. Например, о ее муже. Скучно. И он сбежал, даже не проверив толком, превратилась она в вампира или нет, хотя ему казалось, что скорее превратилась, а значит, дома ее муженька будет ждать сюрприз. Губы Дамона дрогнули в полуулыбке.

А спектакль тем временем близился к кульминации.

Да, да, технически все безупречно. Они охотятся стаей. Дамон не имел ни малейшего понятия, что за маленькие твари управляют деревьями, но в любом случае они довели свое искусство до сияющих высот, как волки или львицы. Собраться стаей, чтобы заловить добычу, слишком быструю и крепкую, чтобы поймать ее в одиночку. В данном случае – машину.

Тонкое искусство командной игры. «Обидно, что у нас, вампиров, каждый сам по себе, – подумал он. – Если бы мы сплотились, весь мир был бы у наших ног».

Он моргнул сонными веками, после чего вспыхнул ослепительной улыбкой – просто так, не направленной ни на что конкретно. Ясное дело – если бы смогли, скажем, захватить город и поделить между собой его население на части, то рано или поздно мы поделили бы на части друг друга. В ход пошло бы все – зубы, когти, Сила, словно ножи или шпаги, и в конце концов останутся только ошметки плоти и водопроводы крови.

Впрочем, это тоже красиво, подумал он и прикрыл глаза, чтобы насладиться картинкой. Элегантно. Пурпурные лужи крови, чудесным образом не загустевшей и стекающей по мраморным ступеням афинского стадиона Каллимармарон. Целый город, очищенный от шумных, бестолковых, вечно недовольных человеческих существ, обретет спокойствие, в нем останется только необходимое – несколько артерий, из которых можно выкачать много сладкой красной жидкости. Сказка про молочные реки и кисельные берега, но в версии для вампиров.

Он снова раздраженно приоткрыл глаза. Внизу стало шумно. Человеческие существа начали издавать громкие звуки. Зачем? Для чего? Кролик всегда визжит в пасти лисицы, но неужели на его крики хоть раз прибежал другой кролик, чтобы его спасти?

О, только что на свет родилась новая пословица – и новое доказательство того, что люди глупы, как кролики, – подумал он, но мир мечтаний был разрушен. Мысли Дамона стали ускользать, однако беспокоил его не только шум внизу. Молочные реки, кисельные берега… что-то здесь не то. В том, что он стал об этом думать, была какая-то ерунда. Тем вечером, неделю назад, кожа Елены была как молоко, белой и теплой, а не прохладной, даже в лунном свете. Светлые волосы в тени – словно пролитый мед. Если бы Елена полюбовалась на результаты стайной охоты, ей бы это не понравилось. Из ее глаз полились бы хрустальные слезы, похожие на росинки. По запаху они были бы похожи на соль.

Внезапно Дамон напрягся и, будто круговым радаром, ощупал все вокруг своей Силой.

Но не обнаружил ничего, кроме безмозглых деревьев на земле. Какое бы существо ни управляло ими, его было не обнаружить.

Ну ладно. Тогда попробуем другое, подумал он. Сосредоточившись на всей той крови, которую он выпил за последние дни, он выстрелил струей чистой Силы, словно Везувий, разорвавшийся смертоносным пирокластическим извержением. Сила окружила его со всех сторон, образовав пузырь, подобный раскаленному газу, двигающийся со скоростью пятьдесят миль в час.

Потому что неизвестный вернулся. Невероятно, но он снова взялся за свое – попытался залезть Дамону в голову. Иначе происходящее не объяснить.

«Неизвестный усыпил его бдительность, – предположил Дамон, в рассеянной ярости потирая заднюю сторону шеи, – пока остальная компания добивает своих жертв в машине». Нашептывал что-то прямо в его разум, забирал его собственные темные мысли и возвращал их, сделав еще на пару тонов темнее, так что получался цикл, в результате которого Дамон мог сорваться с места и полететь убивать, убивать и снова убивать из чистого черного бархатного наслаждения.

Теперь разум Дамона стал холодным и черным от гнева. Он встал, вытянув затекшие руки и плечи, и принялся за поиски. Он искал уже не при помощи радарного кольца, а толчками он посылал Силу и разум во все стороны, пытаясь найти паразита. Он должен быть где-то рядом, ведь деревья продолжают делать свое дело. Но Дамон опять не нашел ничего, несмотря на то что применил самый быстрый и эффективный из известных ему способов поиска, – тысяча разнонаправленных тычков в секунду, по модели случайного блуждания. По идее, он должен был моментально наткнуться на мертвое тело. Но он не нашел ничего.

Это разозлило его еще больше, но в его ярости появился оттенок возбуждения. Ему хотелось драться, ему хотелось убить так, чтобы убийство было осмысленным. И вот теперь у него появился противник, который соответствовал всем требованиям, – но он не может его убить, потому что не может найти. Искрясь от ярости, он разослал во все стороны сообщение.

Я уже предупреждал тебя. Теперь я ВЫЗЫВАЮ ТЕБЯ НА БОЙ. Покажись – ИЛИ ДЕРЖИСЬ ОТ МЕНЯ ПОДАЛЬШЕ!

Он собрал Силу, собрал ее, собрал ее еще раз, вспоминая обо всех смертных, из которых он взял ее кусочки. Он помедлил, полелеял ее, заточил под нужную задачу, усилил ее мощь с помощью всего того, что его разум знал о борьбе и военных хитростях. Он удерживал ее в себе, пока у него не возникло ощущение, что он держит в руках ядерную бомбу, а потом резко выпустил, словно создал направленный взрыв, скорость волны которого приближалась к скорости света.

Теперь-то уж он наверняка должен почувствовать предсмертные муки чего-то очень крупного и хитрого – существа, которое сумело выжить после его предыдущей бомбардировки, специально предназначенной для сверхъестественных тварей.

Всеми своими органами чувств, обострившимися до крайней степени, Дамон старался увидеть или почувствовать, как что-то разбивается вдребезги, вспыхивает огнем, валится с высоты в лужу собственной крови – с ветки, с воздуха, откуда угодно. Откуда угодно, но какое-то существо должно было камнем рухнуть оземь или вцепиться в землю огромными, как у динозавра, когтями – существо, наполовину парализованное и абсолютно обреченное, поджарившееся изнутри. Но, хотя Дамон и заметил, как в ответ на его удар усилился и завыл ветер, а на небе стали собираться огромные черные облака, он так и не сумел почувствовать темное существо, которое было бы достаточно близко, чтобы залезть в его мысли.