– Нет, сейчас моя очередь! – выкрикнула Кэролайн, стремительно пройдя мимо близнецов и оказавшись лицом к лицу с Меридит. – Я и в первый раз должна была выбирать сама. Значит, теперь уж точно моя очередь.
Мисао истерически хохотала, но погруженная в транс Мередит уже сделала шаг вперед.
– Конечно, делай что хочешь, – сказал Дамон, но не тронулся с места – он стоял и слушал обращенные к Мередит слова Кэролайн:
– У тебя всегда был язык как у змеи. Почему бы тебе не раздвоить его ради нас – прямо здесь и прямо сейчас? Перед тем как ты порежешь его на кусочки.
Не говоря ни слова, Мередит вытянула руку вперед – как автомат.
По-прежнему не сводя глаз с Дамона, Елена медленно втянула воздух. Грудь сжимали спазмы – как тогда, когда прилипающая трава опутала ее и не давала дышать. Но ничто происходящее в ее теле не могло остановить Елену.
«Как же мне выбирать? – подумала она. – Бонни и Мередит – я люблю их обеих».
А больше мне ничего не сделать, осознала она, помертвев. И даже если я… сдамся Дамону, не факт, что он сумеет спасти обеих. Остальные – Шиничи, Мисао, даже Кэролайн – все они хотят крови. А Шиничи управляет не только деревьями, но и практически всем в Старом лесу, в том числе и этими жуткими людьми-деревьями. Что, если на этот раз Дамон взял на себя слишком много, пообещал то, чего не сможет выполнить? Он хотел заполучить меня – но, добиваясь своей цели, зашел слишком далеко. Я не вижу выхода.
И вдруг она его увидела. Внезапно все встало на свои места и оказалось кристально ясным.
Она поняла.
Елена посмотрела сверху вниз на Бонни, почти в состоянии шока. Бонни тоже посмотрела на нее. На ее маленьком треугольном личике не было никакой надежды на спасение. Бонни смирилась со своей судьбой – мучительной смертью.
Нет, подумала Елена, не зная, услышит ли ее Бонни.
Верь, мысленно сказала она.
Нет, не вслепую. Верь в то, что твой разум признает истиной, а твое сердце – верным путем. Я никогда тебя так просто не отдам – и Мередит тоже.
Я верю, подумала Елена, и ее душа содрогнулась от силы этой мысли. Она почувствовала резкий прилив внутренней энергии и поняла: пришло время действовать. Одно-единственное слово звенело в ее сознании, когда она встала и разжала руки, которыми цеплялась за ствол дерева. Это слово эхом отдавалось в ее разуме, когда она нырнула вниз головой со своей ветки, находящейся в шестидесяти футах над землей.
Верю.
37
Она летела вниз, и в ее сознании проносилось все.
Тот день, когда она впервые увидела Стефана… она была тогда совсем другой. Внешне – ледяной, внутри – сумасшедшей… или наоборот? Она все еще не могла прийти в себя после смерти родителей, которая произошла так давно. Пресыщенная жизнью и отношениями с парнями… принцесса в ледяной башне… желающая только одного – завоевывать, покорять… пока она не увидела его.
Верю.
А потом мир вампиров… и Дамон. И неистовое безумие, страсть, которая вдруг проснулись в ее душе. Центром притяжения был Стефан, но Дамон был огненным дыханием, на котором держались ее крылья. Как бы далеко она ни зашла, Дамон, казалось, всегда был готов заманить ее чуточку дальше. И она знала, что когда-нибудь они зайдут слишком далеко… для обоих. Но сейчас ей надо было делать что-то одно и очень простое.
Верить.
И Мередит, и Бонни, и Мэтт. Она изменила отношения с ними – о да, в этом нет сомнений. Поначалу, даже не понимая, как ей удалось заслужить дружбу таких людей, как эти трое, она не заботилась о том, чтобы обращаться с ними так, как они заслуживали. Но они все равно ее не бросали. И теперь она знала, как отдать им должное, – надо было просто умереть за них, если это понадобится.
Там, внизу, Бонни следила за ее падением. Следили за ним и с крыши, но именно в глаза Бонни она смотрела, падая; Бонни была изумлена, напугана, не верила своим глазам, была готова завизжать и в то же время понимала, что никакой визг не спасет Елену, которая летит вниз головой навстречу своей смерти.
Бонни, ты должна верить в меня. Я тебя спасу.
Я вспомнила, как летать.
38
Бонни знала, что сейчас умрет.
Об этом ей было отчетливое предзнаменование; оно явилось за секунду до того, как эти существа – деревья, которые двигались как люди, с жуткими физиономиями и толстыми узловатыми руками, – окружили маленькую группу людей в Старом лесу. Она услышала вой черного пса, охраняющего плотину, обернулась и успела заметить, как он убегал, напуганный светом ее фонарика. Эти собаки были давней частью семейной истории Бонни – когда одна из них выла, это означало, что кто-нибудь скоро умрет.
Она предположила, что на этот раз «кем-нибудь» будет она.
Но она не сказала ничего, даже тогда, когда доктор Альперт произнесла: «Силы небесные, что это такое?» Бонни воспитывала в себе мужество. Мередит и Мэтт были мужественными. Это было у них что-то встроенное – способность идти дальше, когда любой другой уже давно развернулся бы и дал деру. Просто для обоих интересы группы были важнее собственных интересов. Ну и, естественно, доктор Альперт тоже была смелой, не говоря уж о том, что она была еще и сильной. А миссис Флауэрс, похоже, решила, что несет за эту молодежь личную ответственность.
Бонни ужасно хотела доказать, что и она тоже может быть смелой. Она тренировалась – надо держать голову высоко поднятой, прислушиваться к звукам в кустах и одновременно напрячь экстрасенсорные чувства – вдруг придет какой-нибудь сигнал от Елены. Напрягать оба этих слуха одновременно было делом непростым. До реальных ушей доносилось множество звуков – из кустов слышались всевозможные хохотки и шепотки, которых оттуда не могло доноситься. Но от Елены не было ни звука, хотя Бонни вновь и вновь звала ее: Елена! Елена! Елена!
Она все-таки снова стала человеком, с грустью подумала Бонни. Она не слышит меня и не может вступить со мной в контакт. Ей единственной из всех нас удалось чудесным образом спастись.
Именно тогда перед их группой возник первый человек-дерево. Это было как в детской страшной сказке: сначала появилось дерево – и вдруг оказалось, что это живое существо, похожий на растение великан; его верхние ветки зашевелились и оказались длинными руками. Все заорали и попытались разбежаться.
Бонни никогда не забудет, как Мэтт и Мередит помогали ей бежать.
Человек-дерево был не особо проворным. Но, когда они развернулись и побежали, оказалось, что за их спинами стоит такое же существо. И еще по одному – справа и слева. Они были окружены.
А потом их согнали в кучу, как скот, как рабов. Каждого, кто пытался сопротивляться, деревья хлестали и били крепкими, утыканными шипами ветками, а потом, накинув на шеи плети из гибких веток, их потащили.
Их поймали – но не убили. Их куда-то вели. Причину, по которой это происходило, было нетрудно представить, – скорей уж Бонни могла вообразить множество таких причин. Оставалось только выбрать из них самую страшную.
Под конец этой насильственной прогулки, которая, казалось, длилась несколько часов, Бонни стала понимать, где находится. Они снова возвращались к общежитию. Точнее сказать, они впервые возвращались к настоящему общежитию. У дома стояла машина Кэролайн, он снова был освещен сверху донизу, только на этот раз то тут, то там попадались темные окна.
А их ждали похитители.
И вот теперь, наплакавшись и наумолявшись, она снова решила быть смелой.
Когда юноша со странными волосами сказал, что Бонни будет первой, она сразу поняла, что он имеет в виду; она поняла, как именно умрет, – и обнаружила, что в душе ее не осталось ни капли смелости. И все-таки она сказала себе, что не проронит ни звука.
Ей были видны зловещие фигуры на крыше, и она видела, что Дамон смеялся, когда люди-деревья стали срывать с нее одежду. Потом он смеялся, когда Мередит взяла в руки садовые ножницы. Она больше не будет его ни о чем умолять – тем более что это, похоже, абсолютно бессмысленно.
Она лежала на спине, привязанная за руки и за ноги, беспомощная, а от ее одежды остались только клочки и полосы. Она уже хотела, чтобы ее убили первой, и ей не пришлось смотреть, как Мередит разрезает на кусочки собственный язык.
И в тот момент, когда крик ярости неумолимо поднимался в ней, как змея, ползущая вверх по шесту, она увидела над собой, в ветвях белой сосны, – Елену.