Но ощущение было такое, что у него внутри что-то надорвалось. Он методично бил Шиничи в человеческом облике головой об стену, выкрикивая:
– Скотина… урод… где… мой… брат?..
– Я… могу прикончить тебя… на месте… – орал в ответ Шиничи, но дыхание его прерывалось. Видимо, Дамон оказался для него не самым легким противником.
– Давай! – немедленно ответил Дамон. – Тогда она, – он показал пальцем на Елену, стоящую на ветке дереве, – перережет глотку твоей сестре!
Шиничи буквально излучал презрение.
– Хочешь сказать, что девушка с такой аурой сможет кого-то убить? Хочешь, чтобы я тебе поверил?
Рано или поздно в жизни настает момент, когда тебе приходится встать в боевую стойку. Для Елены, лучащейся ратным духом, этот момент настал. Она глубоко вздохнула, мысленно попросила прощения у Вселенной и наклонилась, держа в руках садовые ножницы. Она изо всех сил сжала пальцы.
Черный лисий хвост с красным кончиком, извиваясь, упал на землю, а Мисао завизжала от боли и злобы. Упав, хвост какое-то время дергался, словно издыхающая змея, а потом стал прозрачным и растворился.
И тогда Шиничи закричал по-настоящему:
– Ты соображаешь, что ты натворила, тупая дрянь? Я сейчас поставлю этот дом тебе на голову! Я порву тебя на куски!
– Конечно-конечно. Но сначала, – Дамон отчетливо выговаривал каждое слово, – придется разобраться со мной.
Елена плохо слышала, что они говорят. Сжатие садовых ножниц далось ей нелегко. В голову моментально полезли мысли о Мередит, которая стояла, держа их в руке, о Бонни, распростертой на алтаре, о Мэтте, который корчился на земле. И о миссис Флауэрс, и о трех маленьких девочках, и об Изабель, и – очень много мыслей – о Стефане.
Но, как и в первый раз, когда она собственными руками пустила кровь другому человеку, у нее появилось странное чувство. Чувство вины. Нет, чувство ответственности. Ее, задыхающуюся, словно бы обдал ледяной ветер, который отбросил ее волосы и сказал ей прямо в похолодевшее лицо:
Никогда не делай этого без причины. Никогда не делай этого без необходимости. Никогда не делай этого, если есть другой выход.
Елена почувствовала, что она как-то быстро и внезапно выросла. Вот так, в один миг, не успев даже попрощаться с детством, она стала воином.
– Вы думали, что я не умею драться? – спросила она у собравшихся внизу. – Вы ошибались. Вы думали, что я беспомощна. И это было ошибкой. Я пущу в ход всю свою Силу до последней капли, потому что вы, близнецы, – настоящие чудовища. Нет, хуже, – вы воплощенная гнусность. А если я погибну, то лягу рядом с Онорией Фелл и снова буду охранять Феллс-Черч.
– Феллс-Черч сгниет и подохнет, и его будут есть червяки, – раздался голос у нее под самым ухом. Это был густой бас, не имеющий ничего общего с пронзительным голосом Мисао.
Елене не пришлось оборачиваться, чтобы понять, что это говорит белая сосна. Твердая бугристая ветка, покрытая колючими, липкими смолистыми иголками, ударила ее по животу, отчего она потеряла равновесие – и непроизвольно разжала руки. Мисао юркнула и спряталась в пышных, как у рождественского дерева, ветвях.
– Плохие… деревья… попадают… в ад, – кричала Елена, вонзая садовые ножницы в основание ветки, которая попыталась скинуть ее, и налегая на них всем телом. Ветка старалась увернуться, а Елена прокручивала ножницы в раненой темной коре. Она почувствовала облегчение только тогда, когда от ветки откололся и полетел вниз большой кусок, и только длинная полоска смолы осталась на том месте, где он был.
Потом Елена поискала глазами Мисао. Видимо, бегать по дереву оказалось для лисицы не таким легким делом, как та рассчитывала. Елена посмотрела на пучок ее хвостов. Как ни странно, в том месте, где должна была быть рана, не оказалось ни пустого места, ни крови, ни следа.
Интересно, она поэтому не превращается в человека? Из-за того, что лишилась одного хвоста? Даже если бы она, приняв человеческий облик, оказалась совершенно голой, как рассказывается в историях про оборотней, – все равно ей было бы удобнее спуститься на землю.
Дело в том, что Мисао, похоже, в конце концов выбрала медленный, но верный способ спуститься, – какая-нибудь ветка принимала на себя вес ее лисьего тела и передавала следующей, растущей внизу. Поэтому сейчас ее и Елену разделяло каких-то десять футов.
Дело было за малым: требовалось просто сползти по иглам и – то ли с помощью крыльев, то ли как-нибудь еще – остановить ее. Если ей удастся снова поверить в свои крылья. И если дерево не сбросит ее вниз.
– Ты слишком долго копаешься! – крикнула Елена. Она поползла вниз, сокращая дистанцию – не такую уж большую, если мерить ее размером человеческого тела, – до цели.
Но тут она увидела Бонни.
Миниатюрное тело Бонни по-прежнему было распростерто на алтаре – белое и на вид холодное. Но теперь ее держали четверо людей-деревьев – два за руки и два за ноги. Они тянули ее, каждый в свою сторону, с такой силой, что ее тело поднялось в воздух.
Бонни была в сознании, но она не кричала. Она не издавала ни звука, чтобы привлечь к себе внимание, и Елена, ощутив прилив нежности, ужаса и отчаяния одновременно, поняла – вот почему она не поднимала никакого шума перед этим. Она хотела, чтобы главные игроки играли свою игру и не отвлекались на ее спасение.
Люди-деревья отклонились назад.
Лицо Бонни исказила страшная мука.
Елена должна была поймать Мисао. Она должна была получить двойной лисий ключ, чтобы освободить Стефана, а рассказать о том, где он спрятан, могли только Мисао и Шиничи. Она подняла глаза и заметила, что небо чуть посветлело с тех пор, как она смотрела на него в последений раз, – оно было уже не кромешно-черным, а с сероватыми разводами, – но никакой помощи оттуда не предвиделось. Потом она посмотрела вниз. Мисао стала спускаться чуть-чуть быстрее. Если Елена сейчас ее упустит… Стефан был ее возлюбленным. Но Бонни… Бонни была ее подругой. Подругой детства…
И тут она поняла, что ей делать.
Дамон дрался с Шиничи – вернее, пытался драться.
Вот только Шиничи все время оказывался в сантиметре от того места, куда бил кулак Дамона. А вот кулаки самого Шиничи крепко били прямо в цель, и лицо Дамона уже превратилось в кровавую маску.
– Бей деревом! – визгливо заорала Мисао. Ее манера лепетать по-детски куда-то исчезла. – Все мужики придурки, думаете только о кулаках!
Шиничи одной рукой выломал деревянную колонну, подпиравшую крышу, продемонстрировав свою подлинную силу. Дамон ослепительно улыбнулся. Елена поняла – он предвкушал то, что сейчас произойдет, и ему было наплевать на то, что щепки могут нанести ему множество мелких ранок.
Именно тогда, в самый разгар, Елена крикнула:
– Дамон! Посмотри вниз! Бонни!
До этого, казалось, ничто не могло отвлечь Дамона – он решил во что бы то ни стало узнать, где его брат, или убить Шиничи в попытках выяснить это.
Но теперь, к легкому удивлению Елены, Дамон немедленно повернул голову. Он посмотрел вниз.
– Клетку! – крикнул Шиничи. – Сделайте мне клетку.
Со всех сторон потянулись ветки деревьев, они пытались отрезать Шиничи вместе с Дамоном от внешнего мира, изолировать их.
Люди-деревья отклонились назад еще больше. Бонни больше не могла терпеть – она закричала.
– Видишь? – засмеялся Шиничи. – Все твои друзья будут мучиться перед смертью как она – а то и сильнее. Мы заберем вас всех, одного за другим!
Вот тут-то Дамон, похоже, окончательно потерял голову. Он стал двигаться как ртуть, как вспышка пламени, как зверь, рефлексы которого были намного быстрее рефлексов Шиничи. В его руке оказался меч – без сомнений, он появился там благодаря волшебному ключу, – и этот меч стал рубить ветки, пытавшиеся запереть его. Потом он оказался в воздухе, во второй раз за этот вечер перелетев через перила крыши.
Но теперь Дамон идеально держал равновесие. Ни о каких переломанных костях и речи быть не могло – он изящно, по-кошачьи приземлился прямо около Бонни. Его меч описал вокруг Бонни огромную дугу, и все крепкие, похожие на пальцы кончики ветвей, державшие ее, оказались рассеченными.
Через секунду тело Бонни поднялось в воздух – ее держал на руках Дамон, легко соскочивший с грубо вытесанного алтаря и исчезнувший в тени у дома.
Елена выдохнула – до этого она задерживала дыхание – и вернулась к своим делам. Теперь ее сердце билось сильнее и чаще – от радости, от гордости, от благодарности, – когда она скатывалась по колючим, острым как лезвия иглам и словно бы ниоткуда возникла рядом с Мисао. Та попыталась нырнуть в сторону, но опоздала.