Тянусь к правой ноге, то же самое. Он в курсе, что произойдет. Но сейчас он связан более чем на восемьдесят процентов, результат неизбежен. Он по-прежнему не сдается, борется до последнего. Наконец-то закрепляю вторую цепь и, чтоб полюбоваться своей работой, делаю шаг назад.

Один взгляд на него, и я почти кончаю.

Из-за длины двух цепей ступни не дотягиваются до пола, и он вынужден согнуть колени. Его длинные ноги широко раздвинуты. Юбка туники задралась до бедер, открывая взору узкие шелковые брифы и плоский живот. Поразительное зрелище: он беспомощен, но при этом свиреп. Выражение лица излучает ярость.

Неистово тянет до него дотронуться, но я знаю, лучше этого не делать. Вместо этого я скольжу пальцем по тонкой цепочке на лодыжке, что надета поверх ремешков сандалий.

— Наверно, с пистолетом все-таки сочетается, — говорю я.

Он дергает ногой, что лишь подчеркивает, у кого здесь все под контролем — у меня. Браслет на лодыжке довольно симпатичный, с серебряным кулоном, но на самом деле мне хочется касаться лишь гладкой бледной голени.

Заставляю себя сосредоточиться на кулоне и обнаруживаю фото лодки.

— Что-то... Остров, — произношу я. — Остров Медлин. Что это?

— Ты не знаешь? Это в Америке.

— Я не знаком с каждым местом в Америке. — Отпускаю маленькую вещицу, и она повисает на щиколотке. Желаю, чтоб вместо какого-то куска металла его кожи касались кончики моих пальцев. — Ты бывал в этом месте?

— Не сработает, ты же знаешь. — Голос нежнее обычного, но и столь же резкий. Не знаю, почему меня так возбуждает британская резкость — спокойная, но пронизывающая.

— Н-да? — Перенимаю ровный, безразличный тон. — Что не сработает?

— Попытка надо мной доминировать.

— Не знаю. Глядя на тебя, сразу можно понять, кто тут господствует.

Его глаза поблескивают.

— Все делается не так, ты же знаешь.

От его слов внутри все сжимается. Несмотря на все, что я с ним сделал — и полную физическую беспомощность — он грозен как никогда.

И даже больше.

Как бы ни было оскорбительно, я хочу — мне необходимо — услышать, почему он считает, будто мой физический контроль над ним ничего не значит. Почему я не могу над ним доминировать, несмотря на все металлические изделия?

Подозреваю, все дело в том, что где-то в глубине души я отдал бы все на свете, чтоб сейчас оказаться на его месте. Ощутить путы на запястьях и лодыжках.

Мысленно переношусь в тот вечер в моем гостиничном номере. Как он мной распоряжался, пока я был в душе. Какие охеренные эмоции я испытал от его слов, что звучали с верным нажимом, с верным количеством пренебрежения и обожания. Каково было стоять перед ним на коленях и повиноваться его прихотям. Даже немного унижаться.

Медленно и ласково он произносит:

— Ты не можешь на полном серьезе считать, что я тебе позволю оставить меня здесь, Уилл.

С трудом сглатываю, зная, что скачущий кадык выдает меня с головой. Кажется, реакцию замаскировать не выходит.

— Я как-то не думаю, что ты помог бы с убийством Ползина.

— Нет, — соглашается он. — Во всяком случае, не сейчас. — Пауза. — Это реально должно произойти именно сейчас, Уилл?

— Это и без того уже заняло кучу времени. — Голос хрипит.

Секунду он меня разглядывает, взгляд знающий и пронзительный.

— У тебя к нему нечто личное, да?

— Можно сказать и так.

— Он убил того, кто был тебе важен? Но не из семьи. Тогда кого?

— Давай ты захлопнешься?

— Любовника? — Он всматривается в меня, потом качает головой. Пробует снова, вбрасывает идеи и наблюдает. — Друга? Близкого человека...?

— Да твою ж мать...

— А-а, твоих солдат, — придя к заключению, восклицает он. — Ну, конечно. Мужчин под твоим командованием, да? Ты был военным командиром, а Ползин поимел твоих парней — может, даже убил...

— Я сказал, захлопнись, — говорю я слишком быстро, слишком громко.

— Так вот оно что. — Теперь в тоне улавливается ликование. — Чертовы военные! Так и знал! Морская пехота? Нет, не в твоем стиле. Возможно, армия...

Тогда-то я и срываюсь с места, нависаю над ним и шиплю в лицо:

— Как тебе спится по ночам? А работается на такого человека?

Он широко улыбается, словно я дал именно то, чего ему хотелось.

— У всех нас своя мотивация, Уильям. У меня — твердая валюта.

Пульс ускоряется. Наши лица в миллиметрах друг от друга, его теплое дыхание, как перышко, щекочет мои губы.

«Поднимись, отойди, убирайся отсюда», — уговариваю себя.

Не могу.

А, может, не хочу.

— Ползин — сраный психопат, — изрыгаю я. — А ты — его цепной пес. Ну, и кто ты после этого, Кит?

Его глаза опасно поблескивают.

— Хорошо оплачиваемый щенок.

Мне нужно исчезнуть с его орбиты, но вместо этого, испытывая отвращение, я подаюсь ближе.

— Ты мне омерзителен.

— Но тебе все равно хочется, чтоб я тебя трахнул.

Резко втягиваю воздух, приливающий жар бесит.

Он пытается приподняться, чтоб до меня дотянуться, использует все привязи, касается губами моих губ в легком поцелуе. Потом он падает, крепления тянут его обратно к скамье.

Пялюсь на него, кровь разгоняется.

А в следующий миг я уже на нем, захватываю его губы своими губами, пропихиваю язык в его жаждущий рот. Раздираю его тунику — застежка с плеча катится по полу.

Удовлетворенно ворчу, когда касаюсь пальцами гладкого обнаженного тела.

Тяжело дыша, разрываю поцелуй. Его глаза безумно сияют.

— Для протокола: я не позволил бы тебе себя трахнуть, — информирую я. — Я никому не позволяю себя трахать.

— Почему?

— Потому что.

— Без разницы, — нетерпеливо говорит он. — Достань мой член. Можешь отсосать мне.

Мы смотрим друг на друга, прожигаем друг друга взглядами, но команда в его голосе тверда как сталь.

В конце концов, делаю то, что он говорит. Где-то глубоко трепещет удовлетворение, когда я вынимаю из жилета одно из лезвий и разрезаю его шелковые брифы, обнажая прекрасный, розоватый член и подтянутые яйца.

Рядом с ним я опускаюсь на колени.

— Соси, — требовательно бросает он, к чему я и приступаю, обхватываю теплыми влажными губами его мускусную плоть, жадно вдыхаю его аромат.

Неустанно его обрабатываю, посасываю и пускаю слюни на его член. Мой собственный член настолько напряжен, что почти больно.

Вскоре его сдавленные вскрики превращаются во всхлипы, а связанные, подвешенные ноги начинают дрожать.

— Боже... охереть как интенсивно. — Он хватает ртом воздух. А потом: — Хватит. Иди сюда, покажи мне свой член.

Отпускаю его и поднимаюсь на ноги. Легкий доступ на кожаных брюках наконец-то пригождается, разрываю их и являю свое нехило разбухшее достоинство.

Кит спрашивает:

— Просто из любопытства: у тебя есть смазка?

Тяжело сглатываю и качаю головой.

— Как уже было сказано, я не позволяю парням себя трахать.

Он закатывает глаза.

— Да, ты говорил. Но мне нравится и так, и так, и я хотел бы, чтоб ты взял меня в такой позе.

Издаю стон.

— Боже, Кит...

Он озорно улыбается.

— Меня обслужит мой собственный жеребец.

От одной лишь мысли член пульсирует, а на кончике выступает влага. Что я творю?

— Неважно, — продолжает он. — Не вижу причин, по которым ты не сможешь доставить мне удовольствие. Мне нравится и фроттаж, и секс. Тащи сюда свой огромный член и покажи, что умеешь. И Уилл?

— Да? — сиплю я.

— Никаких рук и не кончать раньше меня, уяснил?