— Разглядел возможность, — выплевывает он. — Ты разглядел возможность.

— Да. Зачистить территорию… для тебя.

Миг спустя я впечатываюсь в стену, стою лицом к лицу с пылающей яростью Кита.

— О, нет, не надо, — шипит он. — Не смей.

— Что «не смей»? — Озадаченно хмурюсь.

— Не смей заявлять, будто сделал это ради меня! Ты поступил безрассудно и точно не ради меня!

— Ничего и не безрассудно!

Он хрипло и изумленно хохочет.

— Ты невозможен! Это было далеко за пределами безрассудства. — Он хватает меня за кофту, стиснув ткань в кулак, прижимает костяшки к моему солнечному сплетению и придвигается ближе.

Никогда его таким не видел — настолько бешеным и сердитым. Он вообще не подозревал, насколько опасна наша ситуация. Обычно он спокоен и непробиваем.

— Но в этом-то и весь смысл, да? В этом твоя истинная миссия. Ты умрешь. Неважно, во время поиска Ползина или зачистки территории для другого бойца. Чушь про месть звучит офигительно, но все дело в чувстве вины. Они погибли. Ты — нет. И ты хочешь это исправить.

— Да пошел ты! — Отпихиваю его от себя.

Он отшатывается, но снова ко мне подходит, вновь пихнув к стене, прижимает предплечье к моему горлу.

— Это верная смерть, — рычит он. — А, чтоб умереть, ты воспользовался мной.

— Да все не так.

— Все именно так. Очнись!

— Туфта, Кит. — Толкаю его. — Я откопал нам зацепку и зачистил территорию. Успешно! Свое дело я сделал. И я все еще жив, черт возьми. Теперь ты получишь ответы. Так что не понимаю, какого дьявола ты ноешь.

— Нет? — Взгляд у него бешеный. — А как насчет того, что ты чуть не погиб? Вообще без повода! Как насчет того, что мне практически пришлось хоронить единственного мужчину, которого я любил? Как тебе? Можно мне поныть на эту тему?

Кровь в жилах начинает бегать быстрее.

— Что?

Но, словно по щелчку, его гнев испаряется. Он делает шаг назад.

— Да пофиг. Нам нужно перетащить Глеба и валить отсюда. Бери его за ноги.

«Единственный мужчина, которого я любил».

— Кит…

— Я сказал, бери его за ноги. — Он направляется к телу.

Грандиозность произнесенных им слов проникает в подсознание, и я оступаюсь. Он меня любит?

А я…

На протяжении нескольких лет я размышлял лишь о том, как грохну Ползина. Единственное, что я позволял себе видеть в будущем, — это убийство и, может, собственную гибель в процессе. «Черт». Выходит, Кит прав?

— Уилл! Шевелись!

— Точно. — Возвращаюсь к заданию и подхватываю ноги Глеба. Один из немногих приобретенных мной навыков — невзирая ни на что, фокусироваться на миссии. Крепко держать порезанной ладонью не выходит, поэтому зажимаю его ноги здоровой ладонью и левым предплечьем, как клешней.

Ворча и задыхаясь, мы доносим Глеба до мусорного бака. Он действительно был массивным парнем. Мы его усаживаем, кажется, будто бездомный парень просто спит.

Кит подбирает сплюснутые коробки и, вытащив бумажные скатерти из мусорного контейнера, закрывает тело. Помогаю все обустроить.

— Погоди, — говорит Кит, когда мы уже почти все уладили. Он вынимает телефон и светит на руки Глеба, переворачивает их и рассматривает окровавленные ладони.

— Что?

На левой ладони что-то написано. Там сказано: «Кондитерский островок», и указан адрес.

— У него всегда была память как у золотой рыбки, — произносит Кит. — Идем.

Глава 24

Кит

Вбиваю в поисковике на телефоне написанный на ладони Глеба адрес.

— «Кондитерский островок». Похоже, он в другой части острова. — Протягиваю Уиллу мобильник, обшарив карманы Глеба, нахожу ключи, а затем вновь его прикрываю. — Видишь, на чем он приехал?

— На красной. — Уилл указывает на стоящую под фонарем маленькую машину.

Идем к ней и забираемся в салон. Я сажусь за руль, а Уилл при помощи приложения задает направление, говорит, где повернуть, перевязанной рукой держит телефон. Стоит лишь задуматься о его ране, и я вздрагиваю. Нож был довольно широким. Должно быть больно. Не то чтоб Уилл хотя бы намекает. Он мной управляет. Влево. Направо за угол. Прямо четыре квартала.

Работать с ним легко. Будто моей тупой выходки и не было вовсе.

Боже. О чем я только думал? «Единственный мужчина, которого я любил?». Подобной информацией не стоит делиться. Как там говорил Арчи?

«Любая информация имеет свою ценность. Ни с того ни с сего ты отдал бы кому-нибудь свои золотые часы? Конечно, нет. То же касается и информации».

Рассказывать Уиллу о своих ничтожных чувствах… Уилл со мной не на одной волне, я уже это понимал. Он предан лишь своей миссии. Для чего-то или кого-то другого просто-напросто нет места. И мне прекрасно известно, что люди не меняются. Это характерно для Уилла и, безусловно, характерно для меня.

Он верен и целеустремлен.

А я коррумпирован и скомпрометирован.

Припоминаю сказанное Уиллом после признания, что я подозреваю отца в предательстве. После признания в том, сколько времени я убил на поиски проклятого файла.

«Но некоторые люди… Они хотят знать правду. И если потребуется, умрут за нее».

Было похоже на одобрение. Может, даже отпущение грехов. Будто Уилл разглядел человека, которым я был раньше, давно потерянного Кристофера Шеридана. Казалось, если б он сумел рассмотреть во мне того мужчину, тогда я смог бы отыскать дорогу обратно. А теперь я задаюсь вопросом: может, он говорил лишь о нашей общей цели? Что мы, два бойца, рискуем всем ради выполнения своей миссии?

Именно так считает Уилл. Именно так раньше считал я. Но с тех пор, как нарисовался Уилл, все перевернулось с ног на голову. Если б кто-нибудь мне заявил, что успех моей операции зависит от гибели Уилла, в ту же секунду я от всего отказался бы.

И вот он я, еду хер знает куда, а он сидит справа от меня. И на меня все это давит. Такое ощущение, будто катастрофа неизбежна. В конце-то концов, этот мужчина рвется под пули из-за решительности и упорства. Ему совершенно фиолетово, жив он или мертв.

Ну, разумеется, именно в такого парня я и должен был влюбиться.

Смотрю на него. Глаза опущены вниз, лицо слегка освещено светло-голубой подсветкой телефона. Разглядываю его и чувствую, как меня переполняют эмоции. Любовь. Странно, но для меня не имеет значения, любит он меня или нет. Здесь дело не в принципе «ты — мне, я — тебе», как ожидалось. Я смог бы пережить его отказ.

Мне невыносима мысль о его гибели. Что в этом мире его больше не будет. И от этого ошалеть как больно.

Он поднимает взор, а я перевожу глаза обратно на дорогу, вынуждаю разум думать наперед. Присутствие Глеба на острове означает лишь одно…

— Ты же понимаешь, что Ползин здесь. Он будет в этой пекарне и будет не один.

— Ага, — отзывается Уилл. Перекладывает трубку в здоровую руку и сгибает перевязанные пальцы. Стискивает губы.

— Больно?

— Нормально, — отвечает он. — Как, думаешь, Ползин допер, что надо ехать сюда?

Резонный вопрос. Если Ползин все это время знал, как отыскать Феникса, то уже давно бы к нему отправился.

— Понятия не имею, — говорю я. — Ты прошерстил ЦРУшников… может, это вызвало цепную реакцию. Билеты я оплачивал кредитной картой, хотя уверен, счет он отследить не сумел бы. А, может, и сумел. Вполне возможно, он заполучил тот же список ретрансляторов, что и мы. Может, он тоже не сумел сузить круг поиска, а потом выяснил, что мы едем сюда…

Бросаю взгляд на свой телефон, который Уилл держит в своей огромной руке. Телефон, мои ботинки, мой кошелек. Мог Ползин меня выслеживать? Я всегда был очень осторожен, но в последнее время все составные части этой игры перемещались все быстрее и быстрее. И да, с момента появления Уилла я успел кое-что натворить, что, должно быть, подтолкнуло Ползина ко мне присмотреться.

— Наверно, теперь уже неважно, — произносит Уилл.

— Да, — соглашаюсь я.

Вскоре мы оказываемся в скромном деловом районе. Он разительно отличается от туристической части острова. В поле зрения попадает ряд витрин магазинов, все закрыты, на каждой двери вывеска. Прачечная, мясная лавка, кофейня, и наконец-то красными буквами на белой ярко подсвеченной вывеске написано «Кондитерский уголок».