Потому-то я ему и позволяю жадно и отчаянно впиваться в мои губы. И мне настолько приятно, что я отвечаю на поцелуй столь же отчаянно. Его язык напористо меня изучает; словно ему не удается проникнуть внутрь достаточно глубоко, достаточно пылко. Это непристойно. Это агрессивно.

На секунду он отстраняется, и я предполагаю, что все закончилось. Но нет, он снова наклоняет мою голову и целует с большей страстью, терзает мои губы, пока наконец-то не зажимает мою верхнюю губу меж зубов. Чувствую на губах его горячее дыхание. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Распахиваю глаза и вижу, что его глаза закрыты. Причем не просто закрыты, а эмоционально зажмурены, словно ему все это противно.

А потом он отпускает мою губу и отпихивает меня. Рука, в которой я до сих пор держу «люгер», опускается вниз.

— Я не ревную, — усмехается Неро. — Ни в чем себе не отказывай. Наслаждайся своим русским папиком.

Он не добавляет «пока можешь», но оно и так ясно. Между нами повисает угроза. «Я убью Ползина». Таково его послание.

Натянуто улыбаюсь.

— Я так и планирую. — Мой жесткий, резкий тон — предупреждение. Нужно, чтоб он услышал мою решимость, чтоб понял: я больше не буду таким добрым.

— Ты никогда не найдешь никого лучше меня, солнышко, — играя свою роль, рычит он.

Улыбаюсь и играю свою роль.

— Лучше больше не отсвечивай в обозримой близости, Коди. Как бы ни был хорош этот минет, повторять представление желания нет.

Он выпячивает подбородок.

— Считаешь, я стану выполнять твои приказы?

Склоняю голову вбок и хлопаю ресницами.

— Да. Иногда, думаю, да.

И он становится красным — на самом деле разрумянивается. О, да. Я жажду повторить представление. Еще как. Хочу его под собой, возле своих ног, под своими острыми тринадцатисантиметровыми каблуками. Хочу его любым способом, каким смогу заполучить. Я не хочу его убивать.

Но вдруг понимаю, что этот мужчина вынудит меня его убить.

Вздыхаю.

— В следующий раз я не буду таким любезным, — предостерегаю я.

Повисает тишина, и в голову приходят непрошеные образы того, каким нелюбезным я мог бы с ним быть. И ни один из них не рисует картинку его убийства. Подбираю с пола клатч и убираю «люгер», потом провожу ладонью по его руке и вытаскиваю его из комнаты.

Водитель и двое охранников все еще стоят в коридоре. Ползин оставил их со мной — в глазах всего мира я по-прежнему трофейная подружка, которой требуется его защита, а не наоборот. Видимость для Ползина очень важна.

Симулируя скуку, охрана наблюдает, как я тащу Неро к лифту в конце коридора. Возле закрытых дверей мы останавливаемся, и я нажимаю на кнопку.

— Все кончено, — говорю я, надеясь, что он смирится. В глубине души я осознаю, что нет. Некоторые не могут прекратить до тех пор, пока не умрут. Ничего другого я от Неро и не жду.

Он смотрит на меня своими черными глазами, — в действительности они темно-карие: смесь жженой умбры и ламповой сажи — и его губы подрагивают.

— Ты разбиваешь мне сердце, солнышко.

— Не провоцируй меня, — произношу я, и тут же открываются двери. — Я серьезно.

Спиной вперед он спокойно проходит в лифт и не отрывает от меня взора. Даже не взглянув, жмет на кнопку.

Заставляю себя отвернуться, прежде чем двери закроются, и переключаю внимание на своих товарищей.

Они сообщают, что Ползин все еще внизу. «Черт». Разумеется, получив от охраны информацию, что мы с нарушителем знакомы, он откажется уезжать. Нужно его увезти.

Приказываю Власову остаться и начать демонтаж оборудования. Чуть позже Ползин прогонит все записи — вероятно, сегодня. Иногда у него находятся другие дела, но что-то вот такое он просматривает лично.

Власов резко кивает. Ему не нравится то, кем я являюсь. Им всем не нравится. Им неприятно, что я в два раза лучше их всех вместе взятых и симпатичнее любой женщины, которую они могли бы заполучить.

Ну, что тут скажешь? Я всегда был гением.

Смотрю на Диму и Дмитрия.

— Идем. Пора увозить босса.

На лифте спускаемся вниз, потом они двигают забирать машину, а я выискиваю Ползина.

Он в баре. Заметив мое приближение, он широко улыбается и протягивает руку.

— Пчелка, — зовет он по-русски. Он желает познакомить свою девушку с большим количеством людей.

«Пчелка» — русское ласковое обращение, эквивалент слову «милая». Без сомнений, жало Ползин тоже учитывает. Он любит свои маленькие секреты. Но он отдал бы жизнь за информацию, что бодигард, которого он представляет как свою девушку, — агент британского правительства. Вряд ли эта тайна доставила бы ему удовольствие.

Проскальзываю к нему и, изображая скуку, холодно приветствую его новых друзей. Их утомляет моя грубость, они извиняются и уходят. Как только они сваливают, беру Ползина под руку и тяну в сторону двери.

— Я устала от Нью-Йорка, — выдаю я. — Нам нужно уехать.

Он морщит мясистый лоб и касается моего подбородка.

— Почему, пчелка?

— Здесь немного скучно.

Он широко улыбается.

— Слышал о твоем дружке. О любовной ссоре. — Он цокает языком, будто я непослушный ребенок.

Сдержанно улыбаюсь, представляю, с какой легкостью лезвие скользнуло бы по его яремной вене.

— Не в том дело. — Понижаю голос. — На этой вечеринке полно твоих врагов. Целая куча. Нам нужно уехать отсюда.

— Мы уедем в среду, пчелка.

Сканирую зал.

— Нужно все упаковать уже сейчас. Мы уедем сегодня. Здесь ты в опасности.

— Вот для чего ты и нужна. Ты меня защищаешь. — Он замолкает. Пожимает плечами. — Везде небезопасно.

— Да, но в мою компетенцию входит исключать опасные для тебя моменты до того, как они произошли. Знать, когда уехать. — Опускаю ладонь на его грудь. — Моему бублику нравится дышать? — Улыбаюсь. «Бублик» — русское прозвище, которым я с наслаждением его называю.

— Ты меня огорчаешь. — Он надувает губы. Надувающий губы Ползин — не самое привлекательное зрелище.

— Ты хочешь, чтоб я выполняла свою работу? Если да, вот что я предлагаю: возвращайся в пентхаус с Димой и собирай вещи. Мы можем улететь до рассвета.

Он хмурится.

— У меня... встреча.

— Уже нет. Выспаться сможешь в самолете.

Он хохочет.

— Какая властная, — говорит он. — Моя Катерина любит командовать.

— Твоей Катерине ты нравишься живым.

«Пока что».

Он фыркает, но подчиняется. Как никто другой мой бублик любит дышать.

— Мне нужно проверить Власова. Отправляйся с Димой и Дмитрием.

В знак согласия он ворчит, а я сматываюсь оттуда и, проходя мимо, посылаю Диме сигнал отвести Ползина в лимузин.

Вместо того, чтоб подняться наверх, шагаю в дамскую комнату. Оказавшись внутри, из-под подкладки клатча достаю второй телефон и набираю Арчи. У Арчи есть связи в ЦРУ. Он не любит ими пользоваться, но угроза непривычная.

Арчи отвечает незамедлительно.

— Это твоя любимая племянница, — сухо проговариваю я.

— Китти, дорогая.

Он произносит слова как приветствие, но в голосе слышится вопрос. В Лондоне почти три часа утра. Он что, пьет глинтвейн и раскладывает в библиотеке пасьянс? Иногда у него возникают проблемы со сном.

После взрыва в Судане, который убил моих родителей, Арчи взял меня под свое крылышко. У нас появился ритуал: я делал домашнюю работу за громадным столом из красного дерева, а Арчи занимался делами. Иногда всю ночь и до самого утра. Мы никогда много не болтали. Арчи немногословен. Те слова, которые он произносит, должны выполняться.

У нас существует негласное правило: если не считать запланированных отчетов, я могу ему звонить только в крайних случаях.

— Быстрый вопрос, — бойко начинаю я. — Слышал о пареньке по имени Неро?