– Она продает ваши подарки?
– Да, но для детей. Пусть посидит и подумает, а я поохочусь. Если поймет свои ошибки, вернется во дворец.
– А если нет?..
Султан только нахмурился. Ему совсем не хотелось думать о такой возможности. Сулейман просто не мог жить без этой зеленоглазой колдуньи.
– Заодно и выяснится, привораживает ли она меня. Из Летнего дворца, в то время как я охочусь в Эдирне, делать это будет трудно.
– А откуда вам известно, что Хуррем продала драгоценности?
– Пока всего одну. Этот браслет мне принес ювелир, а я свою вещь отличу от любой другой. Пришлось бедолаге объяснять, откуда взял…
Сулейман был прав, Хуррем умчалась в Летний дворец, подхватив детей и самое необходимое. Но у нее хватило ума забрать драгоценности.
Фатима и остальные служанки были в ужасе:
– Повелитель выгнал госпожу?!
– Нет, я сама так решила.
Ну кто же поверит, что кадина может себе такое позволить?
В Летнем дворце на другом берегу Босфора хорошо только весной и летом, зимой он мало приспособлен для роскошной жизни. Конечно, в старых постройках, оставшихся еще от прежнего владельца, в крохотных комнатушках жили отставные наложницы и рабыни прежних султанов, озлобленные на жизнь и тех, кто оказался удачливей старухи. Крохотные комнатки было легче отопить, а жить по несколько человек в одной большой женщины категорически не желали, памятуя прошлые обиды. Тяжелое соседство.
Главное здание зимой не отапливалось, и когда наступала весна, требовалось время, чтобы все проветрить и просушить. Каково же было изумление слуг Летнего дворца, когда они увидели, что с барка высаживаются женщины. Женщины в зимнюю пору могли означать только одно: султан кого-то выставил вон из гарема.
Даже в таком заброшенном месте новости разносятся мгновенно. Хуррем с детьми и сопровождающими еще не успела выгрузиться на берег, а все население дворца собралось поглазеть. По богатству нарядов и обилию вещей стало ясно, что это кто-то очень важный. Ой-ё… что творится в этом Стамбуле!.. Давно ли здесь жила баш-кадина Махидевран? Султан не желает топить своих женщин, он их высылает в Летний дворец, чтобы перевоспитались?
Если бы только сплетницы с той стороны Босфора знали, как близки к истине.
Но им было некогда раздумывать, потому что оказалось: вновь прибывшая сама Хасеки Хуррем Султан! Если бы злорадство могло стекать лужей, все обитательницы Летнего дворца стояли бы по колено в собственной желчи. Это потом Хуррем начнут сочувствовать, в первые минуты было только злорадство: еще одна, занесшаяся высоко, получила по заслугам!
Если бы спросили за что, ни одна не ответила бы, но все были уверены, что свершилась справедливость, тот, кто высоко возносится, обязательно должен низко и больно упасть.
Хорошо, что лицо Хуррем скрывали яшмак и вуаль, к тому же женщине было не до подруг по несчастью, да и несчастной она себя не считала. Пока. Хуррем еще не осознала, куда попала и каково ей будет здесь. Мысли Хасеки занимали дети и их обустройство на новом месте. Она все еще верила, что это ненадолго, что уже завтра султан пришлет за ними кизляр-агу, а то и приедет сам. Однако драгоценности с собой взяла, потому что что-то внутри подсказывало, что нужно быть готовой к любым неожиданностям.
Смотрителю дворца Хуррем коротко объяснила, что пока поживет в Летнем дворце, Повелитель согласен. Это озадачило смотрителя. Что значит «пока» и «Повелитель согласен»? Но вопросы задавать не стал, тем более получив несколько золотых монет. Хуррем попросила купить еду на ближайшие дни, а также распорядиться о покупке дров и подготовке назавтра хамама.
– Мы так устали от переезда, хотелось бы пойти в хамам.
Поскольку Хуррем уезжала без предварительного распоряжения Повелителя, никто в Летнем дворце предупрежден не был, и хотя Хуррем Султан торопились создать условия (мало ли что, Махидевран Султан вон вернулась, и довольно быстро), эти условия были несравнимы с теми, что остались во дворце.
Нагреть удалось всего одну большую комнату, в которой и устроились пока. Перекусили тем, что Гюль сообразила взять с собой, уставшие дети начали капризничать, их пришлось устраивать спать в первую очередь.
Наконец все было закончено: комната нагрелась, внесенные в нее матрасы тоже, дети и взрослые поели, Хуррем покормила самого маленького Селима, который еще не бросил грудь, и, уложив детей, вышла из комнаты.
Ей старались не мешать, потому все женщины вышли в коридор, вернее, на длинный балкон, тянущийся по всему периметру. Служанки стояли, зябко кутаясь в свои одеяла.
– Идите в комнату, не стоит мерзнуть, дети заснули. Если завтра не придется возвращаться, то постараемся протопить несколько комнат, чтобы жить по-человечески.
Когда все зашли внутрь и они остались вдвоем, Фатима вздохнула:
– Ой, боюсь, нам долго придется ждать приглашения вернуться.
– Это почему?
– Уж валиде с Махидевран постараются. У них появилась такая возможность от вас отделаться, вернее, вы сами ее дали.
– Ничего ты не понимаешь! Немного погодя султан сам примчится сюда или пришлет кизляр-агу. А я не вернусь в гарем, придется забирать нас в Топкапы.
– Куда?!
– Ты не ослышалась: в Топкапы.
– Там нет гарема, и женщине нельзя появляться там, где проходят заседания дивана.
– А приходить к только что родившей женщине можно? Повелитель уже не раз нарушал все правила, нарушит и еще одно!
Старая служанка снова качала головой:
– На сей раз вы перестарались, госпожа.
Хуррем и сама думала так же, но старалась не подавать вида. Если испугается она, плохо будет всем. Не может Повелитель бросить своих детей просто так, обязательно постарается вернуть хотя бы их, а уж как вернуться самой, Хуррем придумает! А вдруг и правда завтра следом приплывет кизляр-ага с приказом вернуться? Она решила немного покочевряжиться, прежде чем давать согласие на свое возвращение.
На следующий день никакого кизляр-аги или его посланника не было. Во дворце делали вид, что ничего не случилось, словно Хуррем никогда и не жила рядом с ними. Хуррем понимала, что в гареме праздник по поводу избавления от ненавистной Хасеки Султан, на это ей было наплевать, но почему так ведет себя Повелитель? Сулейман, так любящий своих малышей, не мог о них забыть за минуту.
Хуррем старалась не оставаться без дела по двум причинам: во-первых, это давало возможность не разговаривать с теми, кто жил в маленьких комнатках, не слышать их шипения, жалоб на тяжелую и скучную жизнь и друг на дружку, во-вторых, это позволяло не смотреть без конца на гладь Босфора в ожидании барки Повелителя. Второе было даже важнее.
Она присматривала за тем, как чистят и моют комнаты, как выносят негодную или почему-то не устраивавшую ее мебель, как вытирают светильники, вытряхивают старые подушки, одеяла, уносят старые и приносят новые матрасы, беседовала с поваром, со смотрителем, распределяла работу между слугами и евнухами, кормила детей, следила за тем, чтобы были накормлены слуги… Она весь день была занята.
Уже к вечеру жизнь наладилась, пусть не такая, как была во дворце, но вполне сносная. Все сыты, пристроены, уложены…
И тогда настало время подумать, что же происходит. Хуррем ужаснулась сама себе. Во-первых, ей понравилось распоряжаться. Во-вторых, она делала это так, словно была уверена, что жить придется долго. Обманывая сама себя, твердила: да, так и есть, я не позволю быстро уговорить себя вернуться, я еще подумаю. А внутри билась страшная мысль: а если и уговаривать не станут?
Через два дня в Летнем дворце появилась Зейнаб. Пришла спокойно, словно никуда и не уходила, приветствовала, ни о чем не напоминая, и принялась распоряжаться, взяв на себя часть забот.
Со всеми, кто и раньше жил в Летнем дворце, Хуррем с первого дня старалась держаться приветливо, но не сближаться. Кто знает, что за женщины здесь собрались. Это был верный шаг, потому что, как и в большом гареме, здесь тоже были свои противницы, соперницы, ненавидящие друг дружку и старающиеся навредить. Просто у этих женщин больше ничего не осталось в жизни, кроме воспоминаний и взаимной ненависти.
Еще через несколько дней принесли очень неприятное известие: Повелитель отправился охотиться в Эдирне!
Хуррем не могла поверить своим ушам, Сулейман уехал в Эдирне на несколько месяцев, взяв с собой почти всех визирей дивана, но оставив детей в холодном Летнем дворце, даже не поинтересовавшись, как они там?! Пусть бы забыл ее, разлюбил, взял себе другую, но дети?! Что она должна отвечать Мехмеду и Михримах, которые уже вполне способны понять, что папа не приходит, а мама плачет по ночам?