Несчастный имам, которому приходилось лавировать между двумя сильными женщинами, обрадовался:
– Не клялся. Только обещал.
– Я освобождаю вас от этого обещания, а с Хуррем Султан поговорю сама. Давайте письмо.
Имам достал лист, подал валиде, рассчитывая, что та станет читать сразу, и он тоже узнает, что же прятала Хасеки от валиде. Но Хафса вовсе не собиралась открывать письмо при нем, сунув в руку имама большой перстень со словами: «На нужды мечети», она удалилась быстрым шагом.
Хуррем, наблюдая, как валиде и хезнедар-уста почти бегом возвращаются в свои покои, рассмеялась:
– Повезло имаму, небось, еще заработал.
– Что вы там написали, госпожа?
Хафса от волнения уже держалась за сердце.
– Читай…
Самира распечатала лист и с изумлением уставилась на него.
– Что?
– Вот…
Нет, лист не был пустым, на нем значилось:
«Не стоило этого делать. Письмо совсем в другом месте, я знала, что вы будете искать».
Хафса сидела, опустив руку с листком на колени и поджав и без того узкие темные губы. За много лет она так привыкла поджимать губы, чтобы не сказать лишнего, чтобы промолчать, когда из груди рвался крик, чтобы сначала десять раз подумать, прежде чем открыть рот, что сами губы превратились в узкую темную ниточку.
Но Самира заметила, что темная ниточка временами становится светлой, а на висках госпожи выступают капельки холодного пота. У валиде болело сердце, все чаще болело и долго не могло успокоиться.
– Госпожа, вам принести успокоительный чай?
– Да. С этой Хуррем скоро придется только его и пить…
– Лист вернуть имаму?
– Зачем? Она же прекрасно знала, что мы его откроем.
– У кого она еще может прятать?
– Все равно. Передай Исре, чтобы больше не появлялась во дворце и ничего не делала. Пусть занимается своими делами.
– Вы уступите Повелителя этой женщине?
– Если это возможно, то уже уступила. Но Хуррем не Нур-Султан, она долго не продержится. Для меня лучше не мешать ей, а просто найти замену, но так, чтобы Хуррем не догадалась, что это мои старания. Но сначала нужно понять, чем же так понравилась Повелителю эта худышка.
– А если она его действительно любит?
– Пусть любит, я же не хочу, чтобы сын был несчастлив. Мне нужно лишь, чтобы Хуррем не разрушила мое собственное влияние на Повелителя и не сбила его с нужного пути.
– Разве женщина может сбить умного мужчину?
– Еще как может, умного особенно. Это упорного глупца не собьешь…
– Повелитель любит с Хуррем беседовать, потому что она много знает. Она себе даже служанку купила какую-то очень разумную.
– Эта служанка попадалась на глаза Повелителю?
– Она заинтересовать падишаха не сможет, возраст не тот, да и внешность тоже. Черна, как ворон, кривозуба, востроносая.
– Значит, надо найти светловолосую умницу.
Самира улыбнулась:
– Валиде-султан, а потом будем искать третью, чтобы отвратить от Повелителя эту?
Хафса вздохнула тоже с улыбкой:
– Ты права, так можно искать бесконечно.
– Нужно просто поставить Хуррем под свою руку. Она снова беременна, пока стоит предложить Повелителю красавиц, непохожих на Хуррем, чтобы почувствовал разницу.
– Она следит за тем, какая женщина бывает у Повелителя.
– Она! А должны следить вы. Вы старшая женщина гарема, вам выбирать наложниц для Повелителя, а не ей. Если вы добровольно уступите Хуррем это право, конечно, она им воспользуется! Ваше право в гареме, не забывайте об этом. И ваше право купить Повелителю новых красавиц, а может, и не купить…
Хафса снова надолго задумалась, она понимала, что Самира права, что просто так отдавать Хуррем Сулеймана нельзя, это могла сделать Гульфем, даже Махидевран вон сопротивлялась. Да, валиде не может царапать лицо наложнице, даже если та Хасеки, но в силах предложить Сулейману другую.
Утром она ни с того ни с сего вдруг произнесла, когда она были наедине с хезнедар-уста, словно продолжая начатый разговор:
– Беда только в том, чтобы эта другая не оказалась более хваткой, чем Хуррем.
– Пираты привозят многих…
– Пираты?
– Да, валиде-султан. Именно такая женщина – привезенная пиратами или купцами – вам и нужна. Та, что воспитана в гареме, не рискнет связываться с Хасеки, а если это и сделает, то неуклюже. Кроме того, поразить Повелителя привычными к гаремным ласкам женщинами уже трудно, недаром ему понравилась Хуррем.
– Ты права… Попроси-ка позвать ко мне Хатидже. Нет, давай поедем к ней сами.
– Вряд ли стоит рассказывать все Хатидже.
– Мне нужна не дочь, а ее муж. Ибрагим-паша все теснее связывается с купцами и разными иноземцами и живет теперь там. Он скорее сможет найти.
Самира чуть усмехнулась. Следом усмехнулась и Хафса:
– Я помню, что именно Ибрагим-паша привел в гарем Хуррем. Ничего, это хороший урок, она ему мешает не меньше, чем мне. Второй раз мы такой ошибки не повторим.
Сулейман подарил сестре и зятю огромный дворец у Ипподрома с хорошим садом и великолепным открывающимся из сада видом. Размерами это здание превосходило любую постройку Топкапы и особенно Старого дворца, в котором были помещения гарема.
Хатидже встретила мать радостно, она привыкла видеть валиде каждый день и теперь мучилась оттого, что не могла то и дело советоваться, рассказывая о любой мелочи. Поговорить хотелось о многом, но по секрету. Поняв это, Самира сделала вид, что забыла что-то в носилках, мать и дочь остались наедине.
Хафса на некоторое время забыла о Хуррем и о том, зачем пришла. Рядом с ней сидела любимая дочь, Хатидже немало лет, не отдай ее Сулейман за Ибрагим-пашу, кто знает, что было бы. Но Хафса прекрасно видела, что Хатидже действительно любит своего мужа, и была рада состоявшемуся браку. Только бы Хатидже поскорей забеременела.
Она с легким смущением показывала матери и вернувшейся хезнедар-уста огромный дворец, вернее, его женскую часть.
– Я так привыкла к многолюдству, странно, что вокруг нет бесконечной болтовни женщин, никто не мелькает перед глазами, никто не ссорится…
Это была правда, как зять султана, женатый на его сестре, Ибрагим-паша не имел права на гарем и был вынужден раздать своих прежних наложниц. Только сестра падишаха и никто больше. Именно потому, несмотря на почет, сестер не слишком любили брать в жены. Огромный гаремлик был пуст, не считая четверых евнухов (зачем больше?) и десятка служанок (тоже ни к чему еще). И поговорить бедняжке Хатидже не с кем.
Услышав такое сожаление, Хатидже кивнула:
– Да, хорошо, что вчера приезжала Хуррем, мы с ней болтали полдня.
Валиде только глазами сверкнула:
– Она выезжает из гарема, не спрашивая меня?!
– Они приехали вместе с Повелителем, но Сулейман с Ибрагимом уехали по делам, а Хуррем с Михримах остались. У нее такая хорошенькая девочка! Михримах очень похожа на мать, она будет еще красивей. Повелитель без ума от дочки. Да он от всех детей без ума и от их матери тоже! – рассмеялась Хатидже.
– Особенно от матери, – вздохнула Хафса.
– У Повелителя действительно прекрасные дети. Мехмедик такой маленький, но уже так много знает. Он многое умеет произносить по-итальянски. А еще он умеет считать, загибая пальчики.
– Когда это она успела научить?!
То, что Хуррем позволяет служанке говорить с детьми по-итальянски, валиде знала, но к чему учить считать ребенка, которому нет и пяти лет? Хочет показать, что ее дети самые особенные? Будто Мустафа глупей!
– Его Повелитель научил. Просто так пальчики загибали и называли, а Мехмедик запомнил.
Конечно, странно, что этого не знала бабушка ребенка, но Хатидже помнила, что их общение сводится к простым поцелуям, потому что рядом всегда Махидевран, которая зорко следит, чтобы валиде не отдавала предпочтение младшим внукам. Баш-кадина как можно чаще приводила к бабушке Мустафу, подчеркивала, как тот похож на отца, какой он умненький, какой прекрасный будет наследник у Повелителя. Однажды Хафса даже не выдержала:
– Махидевран, стоит ли так часто напоминать, что Мустафа наследник? Ты словно не можешь дождаться, когда он станет султаном!
Махидевран вовсе не глупа, она прикусила язык, больше не напоминала, но часто называла сына старшим принцем. Конечно, ее злило рождение у Хуррем сначала Мехмеда, а потом Абдуллы. Теперь эта Хуррем мать целых трех принцев, да еще и принцессу родила, принцессу, которую просто обожает Повелитель. Было от чего злиться баш-кадине.