– Ты хорошо питаешься? Не голодаешь? – вопрос застал врасплох. Именно поэтому с ответом Майя прокололась. Эпично прокололась.

– Нет, что ты, папа, здесь очень вкусно кормят!

Под ответную паузу Майя прижала пальцы ко лбу. Черт. Черт! Черт!!!

– Где кормят? – наконец раздался удивленный папин голос.

– Ну, в общежитии! – она лихорадочно соображала, как выкрутиться и что сказать.

– А разве вы не сами готовите?

Именно так в общежитии и делают! И надо же было… Это все стряпня Елены Дмитриевны виновата!

– Сами, но я не очень умею, ты же знаешь! Поэтому меня угощают. Ой, мне пора, папуль, надо бежать. Я позвоню попозже. Целую!

Майя с облегчением отбросила телефон на кровать. Как же тяжело давалась ложь самым близким и дорогим людям. И как она от всей этой лжи устала. Раздавшийся за спиной звук заставил вздрогнуть и обернуться.

Опершись плечом о дверной косяк, на пороге спальни стоял Июль. С фирменным абсолютно непроницаемым выражением лица. Но он совершенно точно все слышал. И прекрасно все понял. Этот мужчина все понимал мгновенно.

Вот и финал. Вранье открылось. И стало вдруг легче.

– Теперь можешь смело меня выгнать! – она задрала подбородок как могла выше.

Он молчал. А Майя вдруг осознала, что слышит его молчание. Оно бывало разным. Разноцветным. Это было теплым. Уютным и светло-коричневым, как ковер в кабинете. То молчание, которое воцарилось сейчас в спальне, не пугало ее. Но подбородок все-таки опустился. Все ниже и ниже. Пока не был пойман его пальцами. Июль заставил поднять лицо и посмотреть в глаза.

– Ты этого хочешь?

– Нет, конечно! – она хотела фыркнуть, но вышел почти всхлип. И дальше добавила совсем обреченно: – Но за ложь полагается наказание. А у тебя талант указывать людям на их ошибки.

Удивительно. Невозможно. Невероятно. Но у него смеются глаза.

– Мне сказали, что сегодня в общежитии запекали рыбу. Май, пойдем ужинать?

Что-то туго завязанное внутри внезапно распускается. А она неожиданно для себя подается вперед и обнимает его за пояс.

– Пойдем.



***

Машина застряла в пробке. Москва вечером привычно стояла. Водитель чуть прибавил звук радио. Илья проверил электронную почту, написал пару распоряжений секретарю и посмотрел в окно. На тротуаре остановилась группа студентов и что-то активно обсуждала, мешая прохожим. У Май тоже скоро должны закончиться занятия. Как-то незаметно учебное расписание консерватории вошло в его собственное. Илья знал, что по средам после обеда она свободна, а в четверг приходит домой в семь. И еще знал, что Май почти не ездит к родителям. Они не обсуждали это, Илья просто знал. И считал, что Майя должна сама решить этот вопрос – рассказать о своей жизни отцу и матери. Она должна взрослеть. И нести ответственность за свои слова и поступки. Он видел два дня назад в спальне, как тяжело Майе давалась ложь в разговоре с Михаилом Львовичем, как не по себе было, когда Май поняла, что обман с командировкой в Шанхай раскрыт. Он привычно читал все, что отражалось на ее лице. И понимал – девочка еще много будет думать над создавшимся положением и обязательно сделает шаг. Правильный. Или он в ней ошибся. Но Илья был уверен, что не ошибся.

Машина, наконец, сдвинулась с места. Илья посмотрел на часы. Должны успеть вовремя.

– Это еще потому, что дорогу ремонтируют неподалеку, Илья Юльевич, – подал голос водитель. – Это же только у нас дорогу ремонтируют в самое время, когда машин больше всего. Но мы сейчас дворами.

И свернул в ближайший переулок.

Вчера Майя устроила очередной сюрприз. Илья возвратился домой и увидел на двери спальни… портрет скрипача. В лучших традициях девичьих влюбленностей. Густые длинные волосы, смазливое лицо, джинсы, скрипка и – восторг в глазах Майи. Все бы ничего. Но ЭТОТ тип на двери ЕГО спальни.

Порой Илье казалось, что она его провоцирует. Специально. Как с тем контрабасом, что стоит в гостиной. Нет, он все понял про инструмент и Севу, но футляр с содержимым вполне можно было разместить там же, где и скрипку. Места достаточно. Однако Майя поставила его на самое видное место – в гостиную. Словно ждала: что дальше? А дальше Илья уже пару раз натыкался на этот контрабас в темноте, отбил ногу, выругался и услышал в ответ со стороны кухни: «Осторожно! Не урони! Ты расстроишь инструмент!».

Скрипач в спальне, похоже, был следующим номером программы. Илья отошел на некоторое расстояние от двери и стал задумчиво разглядывать постер, как в картинных галереях изучают полотна известных мастеров.

– Нравится? – глаза Май блестели. Девочка откровенно хулиганила. – Он виртуоз.

Илья кивнул головой, а потом сказал:

– У тебя есть ровно десять минут, что бы снять отсюда виртуоза.

– Почему?

– Потому что если это буду делать я, то, боюсь, получится не очень аккуратно.

Сказал и вышел.

Ровно через десять минут всю квартиру наполнили труднопереносимые звуки. Что-то среднее между ором кота, которому прищемили хвост, и царапаньем по стеклу. Это Майя водила смычком по струнам скрипки, издавая ужасающее завывание.

Так Илья понял, что постер все же сняли. И сразу же стали высказывать свое отношение к несправедливости этого мира.

Он искал в морозилке лед для виски и улыбался. Не просто улыбался – ему было хорошо. Илья как-то разом прочувствовал все: темный вечер за окном, уютный теплый дом – свой дом, предстоящий вечер, Май, которая после душа раскидает полотенца по всей ванной, а потом уснет у него под боком…

Она не выдержала первая. Звук прекратился, и вскоре из коридора послышался вопрос, заданный невинным голосом:

– Июль, я тебе не сильно мешаю? Просто современные композиторы… они своеобразны.

– Что ты, – очень серьезно ответил он. – Совсем не мешаешь. Но на всякий случай передай современным композиторам, чтобы аккуратнее сочиняли. Можно расстроить скрипку, наверное.



***

Она все-таки сделала это. Сделала то, от чего уберегла себя в дни после… когда мучительно минуту за минутой перемалывала в себе ТО событие. Их первую близость. Его слова про господина без сердца. Горький запах табачного дыма, которым тянуло с балкона. И десять дней молчания.

Тогда она удержала себя. Сейчас – нет. Намертво въевшаяся информация с приглашения. Его будто невзначай сказанное: «Я буду поздно». Нет, Майя должна посмотреть. Какой он вот там. В своей среде обитания. В своей каждодневной реальности, в которой он существует большую часть времени. Тот день, когда она была в его офисе, казался далеким и сном. А Майе нужна информация. Чем больше, тем лучше. Чтобы утолить постоянное сосущее чувство голода внутри. Голода трех НЕ – неуверенности, незнания, непонимания.



***

– Где лучше припарковаться, Илья Юльевич? – поинтересовался водитель.

Они уже подъехали к банку.

– Возьми правее, там больше места.

Водитель согласно кивнул. Илья не знал, сколько продлится презентация, и надеялся, что затраченное время принесет свои плоды. Только он ступил на тротуар и захлопнул за собой дверь машины, как тут же услышал:

– Вот так встреча. Здравствуй, Илья.

Великолепная блондинка смотрела в упор и лучезарно улыбалась.

– Привет, Алиса.

– Ты в банк? – она кивком указала на сторону здания.

– А ты из банка?

Алиса рассмеялась:

– Да, получала новую карту. Совсем отвыкла от наличности, а на основной кредитке срок действия подходил к концу.

– Бедная Алиса, – покачал головой Илья.

– Кстати, я получила приглашение на какой-то необыкновенно крутой прием в Рублевском закрытом клубе. Знаю, что твоя мама собирается. Тебя ждать?

Она подошла почти совсем вплотную, и в какой-то момент Илье показалось, что сейчас начнет снимать несуществующую нитку с плеча его пальто.

– Я так полагаю, что мама как раз будет представлять всю нашу семью на том приеме.

– Какое разочарование, – театрально вздохнула Алиса. – Наверное, у тебя по-прежнему кто-то есть. А жаль, – тут она подалась вперед и прошептала на ухо: – ты меня ужасно интригуешь, – затем отстранилась, – мне пора. Встреча с новым кандидатом на должность мужа. Дела.