– Когда любишь, всегда немного больно.
И воздуха не стало снова. И он молчал. Смотрел на нее и молчал, а потом все же выговорил:
– Повтори.
– Что именно тебе повторить? – Май обняла его лицо руками.
Они так и смотрели друг на друга, не расцепляясь. Смотрели и молчали. Он не мог заставить себя ее отпустить, а она держалась руками и ногами, словно приклеенная, пока, наконец, Илья все же не перевернулся на спину, и Май не оказалась на нем. Он гладил ее волосы и целовал в макушку, и через некоторое время Майя заснула. Как ребенок. Тихо и сладко.
Илья лежал, чувствуя на себе ее тяжесть, обнимал и вспоминал весь вечер. С самого начала. С самого своего прихода домой. И в какой-то момент стало казаться, что он понимает причину произошедшего. Ее попытку сказать важное. Вот так. Неумело. Болезненно. Безоглядно.
Маленькая Май, какая же ты отчаянная.
Он поможет. Обязательно.
***
Она проснулась. И словно бы нет. Волшебная дрема… истома… что-то теплое и восхитительное не отпускало. И спустя несколько секунд с закрытыми глазами Майя вспомнила – что.
Весь вчерашний вечер стремительно развернулся перед глазами. Нелепая попытка соблазнения. Истерика. Вела себя – дура дурой. Но, вопреки всему, получила награду.
Майя резко распахнула глаза. Постель пуста. Рядом нет того, кто вчера был так близко. Так близко, как никогда.
Не жалел. Не щадил. Не учил. Не показывал. А на равных. Бешеным стуком сердца, дрожащими пальцами, хриплым дыханием. Интимными, взрослыми и бесстыдными ласками – уже не спрашивая ее разрешения, а беря свое. Отдавая свое.
А ее куда-то несло вчера – вверх и вверх, за вершиной другая вершина. И все еще мало. Еще. Еще, пожалуйста.
А там, за «еще» – вообще уже космос. В котором только они вдвоем, но как единое целое. И финальным аккордом после крещендо – его стон. Никогда не стонал. В первый раз.
Идеальный стон цвета тяжелого литого золота.
Звуки за дверью спальни заставили Майю вынырнуть из омута сладких воспоминаний. Женский голос что-то спросил, мужской – ответил. Уже пришла Елена Дмитриевна! А Июль наверняка почти собрался на работу. Она торопливо отбросила одеяло в сторону. Вся ее вчерашняя одежда, аккуратно сложенная, лежала на тумбочке с ее стороны. Вся одежда, включая сброшенные вчера стринги. И Майя точно знала, что эта стопка одежды не Елены Дмитриевны рук дело.
Так, надо быстрее вставать, достать из шкафа джинсы, футболку и нормальные человеческие трусы и одеться.
За дверями спальни на всю квартиру пахло кофе. Слышалось, как на кухне чем-то деловито гремит Елена Дмитриевна. А в проеме кабинета было видно, как Июль убирает в портфель бумаги.
Оказывается, песочно-коричневый ковер очень приятный на ощупь, если на него ступать босыми ногами. А она вчера не заметила. Она вчера вообще ничего не замечала.
Майя ступала по мягкому ворсу бесшумно. И обняла со спины, прижавшись щекой к плечу. Он замер сначала. Потом отправил последнюю пачку листов в портфель, щелкнул замком и мягко освободился из ее рук. Чтобы обернуться и обнять самому. Крепко.
– Я сегодня, скорее всего, задержусь, у меня совещание, – твердые губы коснулись макушки. Там есть специальное место, куда Июль ее часто целует. Раньше в этом месте бывала заколка, которой Майя убирала волосы от лица. Теперь не носит. Потому что он ее туда целует.
Кивнула. И все никак не могла надышаться запахом его свежей рубашки и легкой горчинкой парфюма.
Из дома в тот день Майя выходила не одна – в компании с Севкиной прелестью. И водителем машины, которую выделил Июль. От слов благодарности снова отмахнулся, сказав, что давно ждал дня, когда контрабас покинет их квартиру.
Неуемный Шпельский уже грозился не сегодня-завтра явиться на занятия. А Майя, хоть и ворчала и крутила у виска, в душе была рада. Без Севки в консерватории было как-то не так.
***
К тому вечеру и ночи они больше не возвращались. Не вычеркнули, нет. Даже если и хотели – не получилось бы. Но Майя стала прежней – самой собой. Консерватория, скрипка, занятия… разве что прикосновений стало больше. Она стала чаще его касаться. Свободнее. Без девичьей робости. По-женски. Каким-то своим внутренним чутьем ощущая – когда именно можно.
Это было удивительно. Она его… чувствовала. Как чувствует свою скрипку.
Никто из них не упоминал в разговорах слова, что произнесла в тот вечер Май. Но Илья помнил.
И в этих словах тоже не было юношеской влюбленности. Как исчезла она и во взгляде. Майя менялась. И менялись интонации. Все становилось серьезнее. Глубже. Их затягивало. Обоих. Он снова чувствовал свою ответственность. За Май.
И, видя, куда все это движется, все отчетливее понимал, почему она тогда поступила так. И что пора сделать следующий шаг.
***
Звонок телефона раздался сразу после того, как закончилось последнее занятие. Словно Илья точно знал ее расписание.
– Ты уже освободилась?
– Только что пара кончилась. А что?
– Выходи на улицу и перейди дорогу, чтобы мне не разворачиваться. Я сейчас буду.
Вот это новости. Вот это постановка вопроса. Впрочем, вполне в его стиле. По-июльски.
– Да, господин.
Он не ответил. Но его улыбку в нескольких секундах перед тем, как связь разъединилась, Майя отчетливо услышала. И улыбнулась в ответ. Интересно, что он задумал?
Илья был не за рулем. Он вышел из машины со стороны переднего пассажирского, а потом, открыв дверь, и вовсе сел сзади, рядом с ней. Молча.
– Куда мы едем?
– Гулять, – одновременно с тем, как автомобиль трогается с места. Односложный ответ, ровный тон и что-то такое в глазах. Что дает ей понять, что лучше подождать, замерев от предвкушения. От ожидания.
Но все равно Майя оказалась не готова к тому, что машина остановилась перед похожим на огромную стеклянную шкатулку зданием Пассажа. Ей даже не приходило в голову никогда туда заглянуть. Там дорогие бутики, там цены, сопоставимые со стоимостью половины квартиры. Туда просто как в музей, зайти поглазеть смелости не хватало. А теперь вот…
Дальше началась такое, что Майя вдруг почувствовала себя героиней фильма. Она даже поняла, какого. Кино это, в отличие от сверстниц, Майе не нравилось совсем – и герой слащавый, и в слезы героини на «Травиате» не верила. Но от ассоциаций поначалу не могла отделаться. Впрочем, только поначалу. До первого купленного платья. А потом красота тканей, фасонов, фактур поглотила ее целиком. И она не спорила. Кивала. Примеряла то, что выбирал Июль. И послушно шла в следующий бутик. Брюки, блузка, джемпер. Сумочки, пара платков, плащ, туфли, сапожки, удобные ботинки.
Все было настолько красивым, элегантным, стильным и идеально подходящим друг другу и ей, что затмило дурные мысли и неправильные ассоциации. Красота вообще, как известно, страшная сила. Она даже сломила остатки девичьей стыдливости в магазине женского белья. И там Майя тоже послушно примеряла то, что приносила девушка-продавец. И смело смотрела в глаза Июлю, когда он заглядывал в примерочную. И ей ужасно нравилось то, что она видела в его глазах. Он получал удовольствие, может быть, даже большее, чем она сама – от жемчужно-серого атласа и персиковых кружев. Все это сидело на Майе как вторая кожа – красиво и ладно. В отличие от тех дурацких стрингов.
Последним пунктом их путешествия стал бутик известного косметического бренда. Там, в царстве духов, помад и кремов Илья ее оставил. Пока она оглядывалась по сторонам, он что-то негромко сказал подошедшей девушке-консультанту, а потом тронул Майю за плечо.
– Я отойду, мне нужно позвонить.
И вышел за стеклянные двери с руками, полными пакетов.
Спустя полминуты общения с продавцом неловкость Майи куда-то делась. А еще спустя сорок минут, которые пролетели как две, она стала обладательницей полного комплекта всего – тон, пудра, тени, тушь, помады. А еще – да. Духи. Те самые, легендарные.
Которые Илье совершенно не понравились. Он вернулся уже с пустыми руками и отрицательно покачал головой, вдохнув аромат с узкой полоски картона.
И все пошло по второму кругу. Куча обрызганных разными ароматами блоттеров. И каждый раз голова вправо-влево. Нет. Не то. Пока, наконец, не…