– Иди. Она играла для тебя – смелая и влюбленная. Не заставляй себя ждать.

Смелая и влюбленная… и назвала его самым неподходящим именем, какое только может быть. Маленький принц. Какие же фразы он читал недавно? Что-то про ответственность… мы в ответе за тех, кого приручили. Точно. Именно это. И он в ответе. За Май.

Из машины вышли молча, и на лифте поднялись тоже молча. Только Майя прижалась к нему и положила голову на плечо. Илья держал в руках футляр, а Май – букет роз от родителей.

В квартире вкусно пахло выпечкой. Видимо, Елена Дмитриевна решила внести свой вклад в этот день.

Май побежала на кухню, а Илья пошел в спальню – переодеваться.

– Булочки! Румяные! С изюмом! – послышался голос Майи.

Он уже натянул на себя джинсы и только взялся за футболку, как получил чем-то мягким и пахучим по носу. Через секунду понял – цветы. Букет, который ждал Майю в репетиционной. И сама Майя обнимала его спины. Вместе с этим букетом.

– Спасибо. Сегодня самый-самый удивительный день в моей жизни. И почти самый счастливый.

– Но не самый? – Илья вдруг не узнал собственный голос и был рад, что стоит спиной.

Он неожиданно понял, что ему важно знать, какой день был самый счастливый в ее жизни. И почему этот – не самый. Что было в другом? Что?! И знал, что не спросит. Не сможет.

– Был один. Счастливее, – ответила Май.

И неожиданно стало больно. И он закрыл глаза. И молчал. Понимал, что в жизни Май было много дней, в том числе счастливых, но хотелось… хотелось, чтобы самый счастливый – с ним. Потому что она – ЕГО. И хорошо, что букет так и не убрала – цветы скрывали лицо. Только… какой же день у тебя был самым счастливым, Май?

– Самый счастливый день был в ноябре, – она ответила на его невысказанный вопрос. – Когда я играла на скрипке в Москва-Сити.

Потребовалось время, что бы осознать услышанные слова, чтобы почувствовать, как покидает тело напряжение, чтобы понять, о чем она… и очень хорошо, что он спиной… стоял.

И что-то такое внутри от ее слов всполохнуло – яркое, обжигающее, что Илья резко развернулся, обнял Май и приподнял ее над полом, и так и стоял – крепко прижав к себе, чувствуя, как касаются его щиколоток ее босые ступни. А букет теперь щекочет ухо. Потому что Май обняла руками за шею…

…Позже, уже совсем позже, когда все букеты были в вазах, а Май лежала под боком и Илья думал, что спала, она вдруг начала тихо говорить:

– Ты спрашивал как-то, в чем мы совпали с моей скрипкой. Так вот, я четко вижу все ее звуки – так, будто у меня абсолютно точное зрение. Все-все до единого. И у нее полная радуга звуков. На других скрипках чего-то… не хватало.

И он знал, что то, о чем она сейчас рассказала – это большая тайна. Может быть даже – самая большая ее тайна. О которой не знает никто. И почему-то совсем по-детски захотелось уверить, что он никому про это не расскажет. Но Илья промолчал. Только поцеловал в висок и прошептал:

– Я так и знал, что это особенная скрипка. Мы будем ее беречь.

Он будет беречь их обеих. Потому что он в ответе. За тех, кого приручил.

А утром после завтрака с булочками и кофе, когда Илья искал свои неизвестно где оставленные очки, в гостиную с криками: «Я знала! Я знала!» влетела Май, победно размахивая книгой.

Книгу он узнал и улыбнулся. Это был Сент-Экзюпери из его библиотеки. Илья хотел сказать, что сказок там нет, что это совсем другое – очень далекое от «Маленького принца», но зазвонил телефон. На дисплее высветилось «Петр Анатольевич, безопасность».

– Слушаю.

– Илья Юльевич, включите телевизор, канал «Деловые люди».

Пульт лежал на своем месте. Его искать не пришлось. Канал «Деловые люди» тоже. Первое, что увидел Илья – хорошо знакомое извещение с огромными долгами по налогам, которое было получено в мае. Копия во весь экран. Голос за кадром сообщал о том, что компания долгое время считалась хорошо развивающейся и устойчивой к кризисным ситуациям. Потом картинка сменилась, показали портрет руководителя – то есть самого Ильи, потом здание бизнес-центра, где находился офис. А диктор бесстрастно выдавал информацию – сколько объектов ведет компания на территории столицы и за ее пределами и как непросто будет теперь ей удержаться на плаву.

– Что это? – голос Май раздался совсем рядом, тихий и испуганный.

– Бизнес-война.

Лето. Август

– Слушай, ну влип ты, конечно, конкретно, – Лёня говорил возбужденным голосом. – Кто-то проплатил.

– Знаю.

– Как думаешь, выберешься?

Илья пожал плечами, хотя его собеседник и не видел этого жеста. Разговор был телефонный.

– А ты как считаешь? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ну… я думаю, что все будет нормально, выстоишь. Образуется как-то.

Помолчали. Илья вертел в руках карандаш, ожидая продолжения.

– Слушай, я чего звоню-то… – Лёня стушевался и говорить ему стало как будто неудобно. – Тебя сейчас протащили по всем каналам, в общем… нет, мы друзья, это не обсуждается. Если нужны вдруг деньги – я дам. Немного, сам еще не оправился, но дам, ты скажи, если что, только… вот какое дело… давай пока не встречаться и не пересекаться. Я только подцепил тут одну. Короче, кажется, еще чуть-чуть и до заявления в ЗАГС дело дойдет. Денежная очень. Буду с бабой и при бабках. Мне бы сейчас, как это называется… репутацию не портить. Очень трудно пыль в глаза пускать, когда только из минуса выбрался, понимаешь?

– Понимаю, – Илья отложил карандаш в сторону.

– Вот женюсь, получу доступ к деньгам, тогда и добро пожаловать. А сейчас мне бы не светиться.

Илья молчал.

– Без обид? – Лёня все же волновался.

– Без обид.



***

Август наступил незаметной, но предгрозовой тишиной. И одиночеством. Не страшным, нет. Просто Илью Майя почти не видела. Жили вместе, в одной квартире, иногда ужинали вдвоем, ложились в одну постель. Обнимали и целовали друг друга. Все чаще ее пальцы оказывались на его висках, снимая головную боль. Илья утверждал, что помогает.

Они были рядом и близки. Но Майя точно знала: все его мысли были где-то в другом месте. Там, где шла сейчас война, которую ему объявили. И Майя старалась с пониманием относиться к тому, что эта война отнимает все его время и силы. И почти понимала. Ей очень помогла в этом книга, которую обнаружила в книжном шкафу.

Она нашла Экзюпери в Июльской библиотеке. Разумеется, не «Маленького принца». У Ильи с художественной литературой, а уж, тем более, со сказками, в шкафу было не густо. Больше документального – мемуары, воспоминания, эссе. А книга, которую теперь читала Майя – именно воспоминания. Воспоминания летчика Антуана де Сент-Экзюпери. Его искренний монолог о буднях пилота, размышления о жизни, работе и смерти, рассказы о бурях и катастрофах. Об экстренных посадках на высокогорные плато и ночевках в горах. А еще – о разлуках и встречах. И письма. Письма к женщинам.

… ведь женщина – это такая нежность. А я в один прекрасный день начну стареть, да и мое ремесло быстро нас изнашивает: я могу переломаться, изуродоваться, попасть в плен к маврам. В общем, иногда меня охватывает яростное желание быть счастливым. Именно так: яростное…

…но на высоком уровне ответственности начальник из уважения к подчиненным обязан отстраниться от них…

…летчик, одеваясь и готовясь подняться с грузом почты в небо, уже далек от домашней тишины…

…и вот это девственное, гладкое, будто скатерть, плато, обращенное к звездам, не знавшее ни следов зверей, ни следов человека, наполняло меня ощущением пространственной, небывалой тишины…

…мужчины могут думать, что жена, домашний уют, улыбка значат меньше, чем ремесло, опасность, радость охотника или контрабандиста, какую дарит порой ночной полет, могут покидать в полночь дом со снисходительной улыбкой – сильный мужчина оставляет дома слабую женщину, но они ошибаются, только слабая женщина помогает мужчине спастись…


Майя читала, затаив дыхание. Усилием воли заставляла себя не проглатывать, а вести взгляд по строчкам медленно, не пропуская ничего. Чтобы все увидеть, все понять. Перед ней разворачивался мужской мир. Настоящий. Не на страницах художественных книг и девичьих журналов, а тот, который существует, не сочинен. Протянулась невидимая нить из июня и от Синего Пьеро Лорки. Она стала понимать. Понимать гораздо больше, чем еще полгода назад. Про мужчин. Про своего Июля.