Илья поднял голову и посмотрел на Алису.
– Бомба, да? – улыбнулась она.
Он отложил в сторону фотографии и откинулся на спинку кресла:
– Чай? Кофе? Вино? Шампанское? Коньяк?
– О-о-о… у тебя все это есть? – искренняя улыбка. Алисе интересно.
– Все.
– Тогда… пожалуй… шампанское. Оно сочетается с риском.
– А ты рискуешь? – поинтересовался Илья.
– Мне кажется, что рискуешь ты.
Илья нажал на кнопку внутренней связи и отдал распоряжение. Светлана Егоровна принесла бутылку холодного шампанского, фужеры и горький швейцарский шоколад.
Когда они снова остались вдвоем, Илья открыл бутылку и разлил содержимое по узким бокалам.
– За удачные переговоры, – отсалютовала Алиса и сделала глоток.
– Так что тебе надо? – Илья неторопливо пил, разглядывая свою собеседницу.
– Деньги, конечно, – собеседница лучезарно улыбнулась. – Раз уж ты против брака. А жаль.
– Думаешь, я женюсь на женщине, которая нанимает частного детектива?
Алиса пожала плечами:
– Честно говоря, ты возбудил во мне жгучее любопытство, сказав, что кто-то есть. Мне просто захотелось на нее посмотреть. Что же это за женщина такая особенная? Ну, вот я и наняла… сначала на неделю в мае. И это был сюрприз. Никогда бы не подумала, ведь девочка настолько… как бы это сказать… не нашего круга. А потом проплатила еще неделю в июне. Опять же, стало интересно – ты еще с ней или уже надоело? И тут такой сюрприз! Свидание с бывшей.
– Не свидание.
– А неважно. Ты потом сам будешь всем объяснять, что же это было, – Алиса развернула маленькую квадратную шоколадку. – В общем, получила я фотоотчеты, поняла, что, наверное, ничего у меня с тобой не получится, и почти забыла, а тут такие события и ты, почти медийное лицо – герой-любовник, можно сказать. А у меня, знаешь, сейчас не лучшие времена. Отец установил ежемесячный лимит, и я никак в него не вмещаюсь. Пришлось влезть в долги. В общем, черт с ним, с браком, деньги нужны.
– Очень? – Илья сделал глоток шампанского.
– Очень. И тут все сошлось, понимаешь? Интерес к твоей персоне, фотографии. Осталось лишь найти выгодного покупателя. Решила начать с тебя. Право первой ночи, так сказать.
– Сколько?
Алиса взяла со стола бумагу, ручку и написала цифру.
– Однако, – Илья повертел в пальцах листок, – какой большой у тебя долг.
Алиса сладко улыбнулась:
– Ну, ведь мы же с тобой знаем, что те прошлые любовницы – ерунда. Вчерашний день. Зрители жаждут хлеба и зрелищ. А здесь, – гостья взглядом указала на фотографии, – настоящее. И очень интересное. Молоденькая студентка и замужняя женщина из прошлого. За такое заплатят все, с руками оторвут. Но я сначала пришла к тебе. Оцени.
– Еще шампанского?
– Не откажусь.
Илья наполнил фужер Алисы.
– Будем считать, что я оценил. И готов заплатить даже больше означенной суммы.
Он отставил свой пустой бокал в сторону и потянулся к выдвижному ящику стола, выудил оттуда тонкую пластиковую папку.
– Услуга за услугу, – папка легла перед Алисой.
Она не торопливо листала страницы, знакомясь с содержимым, а потом подняла взгляд. И куда-то разом исчезла вся игривость:
– Что это? Откуда?
– Откуда не скажу, а вот что… Если в двух словах, то у твоего отца, Алиса, большие проблемы. Вляпался он очень сильно. И судя по тому, кем эти данные получены, сверху знают. Поэтому, грянет, и громко. Это всего лишь вопрос времени.
Она безмолвно смотрела на Илью, забыв и про шампанское, и про шоколад. В глазах был не просто страх, почти… да, ужас.
– Слишком много незаконного. Как ты понимаешь, если дать ход моей информации, то она легко перекроет все твои фотографии. Но я… не хочу этого делать. По старой дружбе, так сказать. И по старой же дружбе прими совет. У тебя от силы месяц для того, чтобы найти кого-то и выйти замуж. В этом случае получишь частичную защиту, когда начнется. А оно начнется.
Алиса потянулась к фужеру и выпила его залпом.
– Я умею держать слово и не буду ни с кем делиться имеющейся у меня информацией. Но если хотя бы одна из этих фотографий просочится хоть куда-нибудь, я без раздумий пущу в ход папку. Сразу же.
***
Оно наваливалось душным, не дающим дышать одеялом. И было средство от этого – простое, действенное. Не смотреть, не читать, не искать информацию. Но именно это средство и невозможно оказалось применить.
Дня не проходило, чтобы Майя не вскрывала этот нарыв. Не расчесывала эту болячку. Пересматривала ток-шоу, перечитывала статьи в глянце – журналы приходилось прятать от Ильи. В какой-то момент наступило перенасыщение, и она перестала это делать.
И пришло время мыслей. И острой, жгучей как перец чили, ревности.
Ты был с ними, да? Они были тут, в нашем доме, в нашей постели? Пили из наших чашек, сидели на нашем диване. Ты целовал их? Обнимал? Брал? И тебе было с ними хорошо?
Она хотела выплакать эту взрослую, острую, женскую боль – и не могла. Время детских слез прошло. А то, что происходило… Слезами горю не поможешь, именно так. И Илье трудно. Этот камень на душе – ее. Надо нести самой.
И все же камень сорвался. В один из последних августовских дней.
Все привычно – его позднее возвращение и поздний ужин. «Чай будем пить? – Будем.». Она успела взять в руки жестяную алую банку, когда за спиной пикнул телевизор, извещая о том, что его включили. Только не это! Хватит! Достаточно.
– Не включай!!!
Телевизор успел произнести пару слов голосом диктора, а потом снова стало тихо. Илья подошел близко, послышался звук пульта, положенного на столешницу. Июль стоял рядом, за спиной, Майя чувствовала и слышала все – тепло его тела, золото его дыхания. Руки на плечах, что развернули к себе.
– Май?
– Тебе было хорошо с ними? – вопрос вылетел сам собой. Пальцы до боли сжали гладкую жесть коробки.
Его теплые темно-карие глаза поймали ее взгляд и не отпускали. И она позволяла глядеть себе в лицо. Смотри. Читай. Помоги! Я не справляюсь одна.
Июльское дыхание сбилось с привычного ритма, и ответ был тихим:
– Нет.
После этого она смогла только уткнуться носом в его грудь. Где-то между ними остро впивались в тела ребра жестяной коробки с чаем. Остро и больно.
Илья забрал мешающий предмет, и жесть глухо ударилась о поверхность стола. И, после того, как им в животы перестали упираться острые углы и ребра, обнял.
– Очень трудно, да?
Три слова, которые вдруг развязали все болезненные узлы. Он знает. Он понимает. Он чувствует.
Майя оставалось только покивать, задевая носом мужскую грудь.
– Прости. Могу сказать лишь, что… это было мимолетное, – его голос и в самом деле звучал зелеными виноватыми нотами. – А сейчас они стараются на этом заработать, только и всего.
Их… можно понять. Ревность вспыхнула прощальным столпом и притихла. А Майя вздохнула. Он же предупреждал. Сразу, тогда, говорил про прошлое. И она обязана вынести все это.
Руки сами собой легли вокруг мужской талии, большой палец залез под ремень в середине спины.
– Ты жалеешь, что решила остаться? – легкие светло-синие нотки волнения в голосе.
Как ты можешь сомневаться во мне, Июль? Разве ты не читал книгу, которую я нашла в твоей библиотеке?
– Встретить весну – значит принять и зиму. (1)
– Ты же моя храбрая революционерка, – твердые губы привычно прижались к макушке. – Я знал, что ты музыкант, но не догадывался, что поэт.
Майя еще раз вздохнула. И с этим вздохом распустилось окончательно все туго и больно завязанное.
– Это не я поэт. А твой Антуан.
– А я думал, что он твой, – а потом отодвинулся, чтобы посмотреть в лицо. – Вообще, я хотел тебя пригласить послезавтра в гости к своим родителям. Мне кажется, вам пора познакомиться.
Его указательный палец коснулся кончика ее носа. Именно поэтому Майя впала в состояние полнейшей растерянности. Именно из-за этого жеста. Именно! А вовсе не из-за перспективы познакомиться с родителями Ильи.
– Хорошо, – она совершенно кошачьим жестом уткнулась носом в его вкусно пахнущую ладонь. – Мне там можно будет молчать?
– Можно, конечно, – очень ровным июльским голосом. – Но, знаешь… мне кажется, что это как с "чинно порыдать" – не получится у тебя.