– Вас проводить, мисс? – спросила немолодая женщина в строгом черном платье с ключами у пояса.

Джоанна видела обращенные на нее изумленные взгляды. Один из мужчин даже встал и надел куртку.

– Нет, спасибо, – отказалась она и поторопилась пройти через кухню в дом. Как только за ней закрылась дверь, смех и разговоры раздались снова. Джоанна оказалась в темном коридоре, куда с обеих сторон выходили двери комнат. Она прошла по коридору до открытой двери и, заглянув внутрь, увидела полки с книгами от пола до потолка, мягкую кожаную мебель и турецкий ковер на полу. Это, несомненно, был кабинет. Затем она увидела карту. Как и говорил Хью, это была карта всего австралийского континента с городами и селениями вдоль побережья, а центр занимало большое белое пятно, более тысячи миль в поперечнике. Джоанна с волнением принялась рассматривать карту, надеясь найти название похожее на Карра-Карра или что-то наподобие упоминавшегося в документе «Бо-Крик». С особым вниманием она изучала гавани и реки, где могли высадиться ее дедушка с бабушкой. В ней теплилась надежда, что они не заходили далеко в глубь материка. Но ей не встретилось ничего хотя бы мало-мальски похожего на нужные названия. Ее взгляд приковало белое пятно в центре, где не было ни названий, ни контуров рек, ни каких-либо других обозначений. Казалось, на это место опустилась туча, скрывая все, что находилось под ней на земле. По всей вероятности, таинственная Карра-Карра могла быть где-то в тех краях.

Джоанна отошла от карты, и взгляд ее упал на кусок бумаги, исписанный знакомым почерком. Это было стихотворение, записанное карандашом на обороте магазинной квитанции. Она уже успела узнать, что Хью сочинял стихи в свободные минуты, когда ездил проверять изгороди или осматривать овец, и какая бумага случалась под рукой, на той и появлялись строки новых стихов. Джоанна догадалась, что перед ней новое сочинение Хью: баллада с непонятным названием «Свэгмен».

Она погрузилась в чтение, и тут открылась дверь, впуская кого-то.

– Вот вы где, мисс Друри, – объявил Хью. – А я вас везде разыскиваю. Вижу, что вы нашли карту. Отыскали что-нибудь?

– Нет, к сожалению.

Он увидел в руках ее бумагу с балладой.

– У вас, я смотрю, мои стихи. Как вам они?

– Чудесные. Только мне не все понятно, – призналась она. – Например, кто такой «свэгмен»?

– Так называют скитальцев, чьи пожитки умещаются в скатанном одеяле за плечами – свэге.

– А что такое «вальсирующая Матильда»?

– Матильда – еще одно название скатки-свэга. И «вальсировать с Матильдой» – значит нести скатку, другими словами бродяжничать.

– Откуда такое название?

– Не знаю. Оно пришло со времен, когда здесь жили каторжники.

Они смотрели друг на друга через комнату, щедро залитую солнцем.

– Я только что разговаривал с Фрэнком, – нарушил молчание Хью. – Он сообщил мне добрые вести. После нашей встречи у реки я стал размышлять о возможностях сбыта ланолина. Я поделился своими мыслями с Фрэнком. Он знает всех деловых людей от Аделаиды до Сиднея. Он навел справки в двух фармацевтических компаниях и заинтересовал их нашим предложением. Они обещали закупить у нас весь ланолин! – Он помолчал и продолжил: – Так что и в этом году я не останусь без дохода. Спасибо вам, мисс Друри.

Джоанна поразилась, как подходила Хью окружающая изысканная обстановка. Невзрачный домишко и грязный двор «Меринды» никак не сочетались с этим высоким мужчиной в красивой замшевой куртке. Она взглянула на него по-новому. Перед ней стоял не простой владелец овцефермы, а джентльмен. И она подумала: «Вот какой дом ему подходит, и такой уклад жизни тоже для него».

– Предлагаю присоединиться к гостям.

Он протянул руку, и она вложила в нее свою.

– Как Адам? – спросила Джоанна, когда они покидали библиотеку. – Я опасалась, как бы он не испугался такого множества людей.

– Он никак не может сообразить, что происходит.

В коридоре внимание Джоанны привлекла странная вещица на стене, которую она раньше не заметила. Она остановилась, чтобы получше рассмотреть необычную картину. Особенность ее состояла в том, что она была выполнена не на холсте или дереве, а представляла собой огромный кусок коры с нарисованными на нем кругами, волнистыми линиями, скоплениями точек и рядами черточек.

– Это живопись на коре, – пояснил Хью. – Фрэнк как-то рассказал мне, что купил этот рисунок у старика-аборигена, пришедшего с севера. Он принадлежал к. одному из племен-обитателей тех мест.

Джоанна продолжала смотреть на картину, и вдруг среди казавшегося хаоса стали проступать вполне четкие контуры. Она различила человеческие лица, фигуры пышногрудой женщины и мужчины с неправдоподобно большими гениталиями. Вырисовывались кенгуру с детенышем во чреве, подобие дерева, облака, река и нечто огромное и причудливое, окружающее все остальное. Джоанна всмотрелась и поняла, что видит змею, приготовившуюся пожрать все и вся.

– Какая страшная вещь, – сказала она, отступая.

– Вероятно, она задумывалась с тем, чтобы устрашать. Старик, продавший Фрэнку этот рисунок, говорил, что он якобы является выражением так называемой песни-отравы.

– Песни-отравы? – потрясенно переспросила она.

– Это был один из способов покарать кого-либо. У аборигенов существовал очень строгий свод правил поведения, и тот, кто осмеливался нарушить один из их законов или табу, приговаривался к смерти. Смерть человека можно было вызвать по-разному, в том числе и «пропеть» его. Видите фигуры в центре рисунка? Они представляют весь сотворенный мир: людей и животных, деревья и реки, облака и так далее. А обрамляет рисунок Змея-Радуга, готовая их пожрать. Хранитель либо хранительница песен, глядя на этот рисунок, пела полагающуюся по ритуалу песню-отраву. И они верили в то, что человека, кому адресовалась песня, ждала смерть.

Джоанна похолодела.

– А люди после этого на самом деле умирали?

– Мне доводилось слышать рассказы, о том что они действительно умирали. Песни-отравы считаются очень сильным колдовством. Дело в том, что «пропетый» человек не может отменить заклятья, не может освободиться от него. Никакие лекарства не способны его исцелить, потому что доктора бессильны перед могуществом песенных заклинаний.

– А не тот ли это яд, та отрава, которой боялась мать? – с заметным усилием говорила Джоанна, глядя на Хью. – Может быть, она слышала, как песню-отраву пропели над ее родителями, а возможно, и над ней самой. Может быть, в детстве это произошло на ее глазах, только она не могла ничего об этом вспомнить? Мистер Уэстбрук, могла ли песня-отрава стать причиной смерти моей матери?

– Сомневаюсь, мисс Друри. По вашим словам, она в то время была совсем еще ребенком и едва ли могла понять происходящее.

Джоанна вспомнила о записях деда.

– А что, если мой дед записал песню-отраву? Что, если он отправил ее из Австралии вместе с моей матерью, не представляя себе, что делает? И вдруг записи, которые я пытаюсь расшифровать, и есть та самая песня-отрава, погубившая мою мать?

– Мисс Друри, все это предрассудки. Мы цивилизованные люди. Как мы можем поверить, что песней можно убить? – сказал Хью, но и сам не почувствовал уверенности в своих словах.

Он немало лет прожил в малонаселенных внутренних районах австралийского континента, где племена аборигенов становились его единственными спутниками и соседями. И за это время он имел возможность убедиться в существовании сил и загадок, для которых не годились рациональные объяснения «цивилизованного» мира. А еще ему припомнился спор с Иезекиилем за два дня до этого. Старик продолжал убеждать его, что Джоанне следует покинуть «Меринду».

– Я вижу духов вокруг нее, хозяин, – говорил Иезекииль. – Она владеет сильной магией. Она нарушает равновесие. В снах предки говорят мне: «Заставь эту женщину уйти».

Хью в очередной раз сказал старику, что это полнейшая бессмыслица и он больше слушать не хочет ничего подобного. Тогда Иезекииль ответил ему:

– На твое стадо напали вши, хозяин, настрига нет. Идут и другие беды.

Теперь Иезекииль убеждал работников-аборигенов, что на ферме Хью поселилась неудача. Четверо лучших работников уже ушли, не было спокойствия и среди остальных.

Когда Хью увидел страх, с которым Джоанна смотрела на рисунок, ему вдруг стало ясно, что он не может допустить, чтобы она узнала о словах Иезекииля, и ему надо держать старика подальше от нее.