Будущее Джоанну страшило. Она знала, что кошмары у ее матери начались сразу же после дня рождения Джоанны, когда ей исполнилось шесть лет; и она стала видеть их, когда Бет исполнилось шесть. На Джоанну в семнадцать лет набросилась бешеная собака; ждет ли такая же участь через пять лет и Бет? Было ли нападение двух собак динго своеобразным предзнаменованием? Что же делать? Как поступить? Она не могла всю жизнь держать Бет при себе. Ей не хотелось становиться матерью-собственницей, но как защитить дочь от тех сил, что, по всей видимости, преследовали потомков Нейоми Мейкпис? Джоанне было известно, что Бет панически боится собак. Ей мучительно больно было смотреть на жизнерадостную веселую дочь и думать о скрывавшемся в ее душе темном зерне страха. Джоанна знала об этом, потому что такой же страх носила в душе и леди Эмили, с этим же страхом жила и она сама. Это походило на реально существующую болезнь, передающуюся из поколения в поколение. Проклятие, неизбежно переходящее по наследству, из-за чего каждое предыдущее поколение сочувствовало последующему, зная, что его ждет.
Джоанна намеренно избегала говорить с Бет о прошлом, о леди Эмили. Она надеялась разорвать круг, не дать возможности воображению Бет воссоздать его, как сделала она сама. Бет не читала дневника бабушки, ничего не знала о бедах леди Эмили и ее странной необъяснимой смерти. Бет считала, что Джоанна занимается поиском Карра-Карра из-за участка земли, перешедшего к ней по наследству. И все же в этот жаркий декабрьский вечер Джоанне становилось холодно при мысли о тех тревожных признаках, что начинали проявляться у Бет. И на этот раз их причина никак не хотела связываться с игрой воображения.
Она не могла забыть те недели и месяцы после нападения динго на Бет. На морском курорте залечивались телесные и душевные раны дочери с помощью целительных сил солнца, морского воздуха и любви. И Бет поправилась. Раны от укусов зажили, истерия и горечь переживаний остались в далеких воспоминаниях. Но с возвращением в «Меринду» Джоанна обнаружила, что исцеление оказалось неполным: Бет стала бояться даже самой дружелюбной пастушьей собаки.
– Ах, мама, – сказала Бет, когда они стояли перед театром в ожидании своего экипажа, – я подумала, как бы ты не упала в обморок от всего этого волнения! Все отца просто обожают! Он – настоящая знаменитость!
– Ну, долой разговоры, не будем терять времени, – сказал Фрэнк, когда экипажи наконец подъехали. – Я просто умираю от голода.
Гостиница «Король Георг» находилась на фешенебельной Элизабет-стрит совсем недалеко от квартиры, где когда-то жила Айви Дирборн. Когда их экипаж поравнялся со знакомой зеленой дверью с медным, надраенным до блеска дверным кольцом, Фрэнк сжал руку Айви, и тепло общих воспоминаний согрело ей душу.
Во втором экипаже Сара с Адамом с воодушевлением обсуждали постановку, и Бет снова говорила отцу, как она им гордится. А Джоанна смотрела в окно, стараясь усилием воли прогнать уже много дней досаждавшую ей головную боль. Экипаж проехал мимо конторы корабельной компании, и Джоанне вспомнилось, как они с Хью вели поиски «Беовульфа» – корабля, на котором прибыли в Австралию ее дед с бабушкой. В итоге им удалось узнать, что в 1868 году корабль вышел в море со всей командой. Судно это принадлежало частному лицу. Капитан, он же судовладелец, утонул вместе с кораблем и всей командой, и после гибели судна не осталось ничего: ни архивов, ни судовых журналов, ни списка пассажиров. Джоанна разослала запросы в Ассоциацию отставных моряков и в различные родственные организации, надеясь, что отыщется кто-либо из тех, кто плыл на борту «Беовульфа» вместе с четой Мейкпис. Пришло несколько ответов, но дело они не прояснили.
Сара коснулась ее руки, выводя из задумчивости. Джоанна отвернулась от окна и ответила улыбкой.
– А какая сцена понравилась тебе больше всего? – спросила она Сару.
– Мне все очень понравилось, – ответила Сара. Она думала о Филипе и очень жалела, что он не видел представления, которое бы ему тоже доставило большое удовольствие. Ей вспомнился тот день, когда они случайно встретились среди полей и поцеловались, а потом несколько часов ходили и разговаривали, даже не касаясь друг друга, сближаясь не телом, а душой. Он рассказал ей о прошедшем в Америке детстве, о своей семье, о том, как изменила их жизнь война между штатами. А она поделилась с ним воспоминаниями о жизни в миссии, как росла там, наполовину аборигенка, наполовину белая. Говорили они о многом: об архитектуре и врачевании, о музыке и овцах, о навахо и Змее-Радуге. А затем, как он и обещал, их пути разошлись.
Он отправился обратно к Тиларрара заканчивать рисунок, а она повезла в «Меринду» почту его жене.
За пять лет после его отъезда Сара получила несколько весточек от Филипа: рождественскую открытку из Германии, письмо из Занзибара, где он изучал мусульманскую архитектуру, открытку из Парижа с видами города. Еще он прислал ей экземпляр своей книги с изображением фермы «Меринда» на обложке. Тон его кратких посланий неизменно оставался легким и бодрым. Он никогда не упоминал о своей любви и их случайной встрече. Но Сара читала между строк, что ему одиноко и душа его по-прежнему в поиске. Последнее письмо от него она получила полгода назад. «Я попросил Элис дать мне развод, – писал Филип. – Мы с ней слишком разные, и мой образ жизни совершенно не для нее. Ей от него только одно мучение. Но согласия на развод она не дает».
Экипажи подкатили к сияющему огнями отелю «Король Георг». Уэстбруки и Даунзы пересекли вестибюль и вошли в небольшое фойе ресторана, где служащие в форме приняли у дам манто и у мужчин головные уборы.
– Надеюсь, ростбиф сегодня будет отменным, – высказал свое пожелание Фрэнк, и в этот момент им навстречу вышел метрдотель.
– Мистер Уэстбрук, примите мои извинения, – затараторил он. – Произошла, как выяснилось, путаница. Вы намечены у нас на завтра, а тот зал, что вы просили на сегодня, был сдан кому-то другому.
– Послушай-ка, – начал Фрэнк, но Хью перебил его.
– Ничего. Ошибки случаются, – миролюбиво заметил Хью. – А у вас есть свободные столики?
– Есть, мне кажется, мистер Уэстбрук. Я сейчас проверю. – Он исчез за портьерой, отделяющей фойе от ресторана.
– Дурак, – заключил Фрэнк.
– Что будем делать, если не окажется свободного столика? – спросила Джоанна.
– Может быть, места есть у «Каллахана», – предположил Адам.
– Там такие маленькие столики, – возразила Бет.
– Можно попробовать съездить к Моффату в его «Хрустальное кафе», – внес свое предложение Хью.
– Уже очень поздно, – заметила Джоанна. – Мне кажется, кафе закрываются рано.
– Мне не нравится, как у Моффата готовят пуддинг, – прибавил Фрэнк.
Появился метрдотель.
– Мы сможем устроить ваших гостей, мистер Уэстбрук, – сказал он. – Прошу вас следовать за мной.
Хью зашел за портьеру и в первую минуту не понял, что перед ним знакомые лица и все в зале стоят. И только услышав дружный возглас: «Сюрприз!» – Хью наконец понял, что рядом с оркестром стоит Иан Гамильтон, двое мужчин с бокалами шампанского – отец и сын Макклауды, а дама с немыслимыми перьями в волосах – это Мод Рид собственной персоной. Музыканты заиграли знакомую мелодию «Свэгмена». Хью заметил и другие хорошо знакомые ему лица: Камеронов, Макклинтов, Гамильтонов и других. Казалось, в этом зале собрался весь Западный район. К нему подошла Полин и подала бокал шампанского.
– Я думал, тебе надо успеть на ранний поезд, – проговорил он под общий смех.
– Удивлен? – спросила Джоанна.
– У меня просто слов нет. А ты знала?
– Мы все знали. Пойдем, для нас двоих заказан отдельный столик.
– Боже, да здесь сам губернатор.
Хью с Джоанной шли между столиками под звуки «Свэгмена», и, когда песня закончилась, аплодисменты звучали так долго, что Хью жестом попросил тишины.
– Спасибо вам всем, мои дорогие старые друзья, – поблагодарил он. – Я даже не знаю, что сказать.
– Никогда не думал, что доживу до такого дня! – сказал Иан Гамильтон.
– Отец, – к Хью подошла Бет. – У нас для тебя еще один сюрприз. – Она повернулась к губернатору Виктории и улыбнулась.
В обязанности назначенного Британской короной губернатора входило наблюдение за тем, как ведутся дела в колонии Виктория. Говорил он торжественно и с подъемом, словно обращался не к сотне слушателей, а выступал с речью в парламенте.