Оливия Торн - Все, что он потребует

Коннор просто закатил глаза и застонал.

Мы поели в клевом небольшом бистро под открытым небом — ничего особенного, но еда хорошая. Затем вернулись обратно к лимузину, и Джонни отвез нас на набережную Венис Бич.

Если вы никогда не были на Венис Бич, это, по правде говоря, самое странное место в Лос Анджелесе. А может и во всей Южной Калифорнии. На этой территории арендная плата жилья в основном по-прежнему регулируется, поэтому все эти наркоманы, любители травки, и хиппи, живущие в дешевых апартаментах, тусуются в одном из самых дорогих кварталов страны.

Набережная тянется вдоль побережья. С одной стороны — располагаются пляж и газоны с травой и пальмами. Другая сторона выглядит так, словно застыла во времени, ориентировочно с 1972 года, с обшарпанными, слегка обветшалыми магазинами, чьи бетонные стены выкрашены в яркие, кричащие цвета. Мы прошлись по магазинам для наркоманов (Хэдшоп — американизм, сленг — магазин, где продают курительные трубки, благовонные курения, бусы и т. п. Прим. пер.), чувствуя зависший в воздухе запах марихуаны, поглазели на торговые палатки с футболками, послушали прикольных музыкантов, играющих на барабанах бонго, понаблюдали за художниками, продающими свои картины, и увидели парня растамана, который катался на роликах вверх-вниз по набережной и играл на электрогитаре с привязанным к его спине усилителем.

— Не думаю, что это «нормально», — заметил Коннор.

— Слишком для тебя? — Поддразнила я.

— Нет, я просто констатирую очевидное, вот и все.

Мы тусовались там, пока солнце не начало садиться, затем побрели на север вдоль пляжа.

— Не заходи в воду, — предупредила я.

— Почему? — Озадаченно спросил Коннор.

— Она грязная и противная. Туда выбрасывают всякий хлам.

Он поморщил нос.

— Чересчур нормально, если уж на то пошло.

Я подумала пошутить на счет того, что мы могли бы съездить на Фиджи или Арубу, но вовремя спохватилась.

Продолжения выходных не будет.

Отчего мне стало невероятно грустно. На-грани-слез грустно. Я знала, что выходные подходили к концу… но у нас еще было время, поэтому я отогнала эти мысли прочь.

Около пирса Санта Моники располагался игровой комплекс с гимнастическими снарядами, рассчитанными и на взрослых. Я подбивала Коннора, пока наконец он не попробовал перемещаться от одного кольца к другому. Ему потребовалось несколько попыток, но он смог пройти все восемь колец туда и обратно. А я просто наслаждалась видом его напрягающихся предплечий и выпирающих из-под ворота рубашки грудных мышц.

Затем мы пошли дальше к Пирсу Санта Моники. Он огромный и броский, но невероятно веселый с громаднейшим колесом обозрения посередине. Освещение уже было включено, и в наступивших сумерках внушительный круг оранжевых и желтых огней медленно вращался на фоне фиолетового неба.

Мы ели корн-доги (corndog — сосиска, которая покрывается кукурузным хлебом и жарится в горячем масле. Обычно подается на деревянной палочке. Прим. пер.), пили лимонад, играли в видео игру «Прибей крота» в зале игральных автоматов, гуляли вдоль океана и наблюдали, как его волны разбивались о берег в двадцати футах под нами, а затем свернули на аттракционы. Сначала, американские горки, небольшие, но довольно забавные, в большей степени благодаря потрясающему виду, чем самой поездке. А затем мы встали в очередь на колесо обозрения.

— Это новое ощущение, — заметил Коннор.

— Что?

— Стоять в очереди.

— Ха! Видишь, нормальное — круто.

— Вообще-то, — сказал он, — этот день стал самым веселым днем, из тех что я помню… за многие годы. А может и за всю мою жизнь.

Я слегка покраснела, и мое сердце растаяло.

— За исключением прошлой ночи, — добавил он с ухмылкой. — И вчерашнего дня у бассейна. И позавчерашней ночи…

Я густо покраснела и шлепнула его по руке, когда он засмеялся.

Наконец-то, мы забрались на колесо обозрения и поднялись в наверх, наблюдая, как море расстилалось перед нами, а солнце наполовину опустилось за горизонт, и небо заполыхало огнем, окрасив облака в оранжевый и красный цвета. Я схватила его за руку и сжимала все сильнее, пока мы поднимались все выше.

— Ты ведь боишься высоты, верно?

— Да! — Я наполовину воскликнула, наполовину рассмеялась.

— Тогда зачем ты захотела подняться сюда?

— Потому что это того стоит.

Спустя несколько кругов, колесо остановилось с нами на самом верху, чтобы люди, которые сидели в нижних кабинках, смогли выйти, а другие зайти. Пока мы зависли там, подвешенные в воздухе, он повернулся ко мне, откинул мои волосы от моего лица и поцеловал меня.

И целовал меня.

И целовал меня.

Теплый бриз обдувал нас, и солнце опустилось за горизонт, а мир вокруг исчез, и все это время мы целовались, пока колесо не начало опять двигаться, и поездка наконец не закончилась.

Джонни отказался отправиться за лимузином и оставить нас без защиты, поэтому на обратном пути мы взяли такси до парковки.

— Ты вроде как третье колесо здесь, дружище, — пошутил Коннор, когда мы все втиснулись на заднее сиденье такси.

— После того, через что ты заставил меня сегодня пройти, я с тобой не разговариваю, — сказал Джонни. Я думала, он серьезно рассердился, но потом поймала его взгляд, и он подмигнул мне и быстро улыбнулся, прежде чем выражение его лица снова стало безэмоциональным.

Мы сели в лимузин и отправились обратно в Лос Анджелес. Теперь те чувства, которые я старалась отогнать весь день, внезапно нахлынули в полную силу.

Все подходило к концу.

Он был у меня недостаточно долго.

На самом деле, я скорее всего никогда не увижу его снова.

Я вплотную прижалась к нему, он обнял меня, и я постаралась быть счастливой, думая о потрясающих вещах, которые сделала и испытала за последние 48 часов…

…но все, о чем я могла думать, это о том какую сильную боль буду испытывать очень и очень скоро.

Коннор заметил, что я была мрачной, но не стал комментировать это. Вместо этого, он болтал, словно ничего не случилось.

Что расстраивало меня еще больше.

Казалось, он не печалился, что выходные заканчивались…

…отчего я почувствовала себя одиноко.

— Это было невероятно, — сказал он и крепко обнял меня.

— Ты никогда такого не делал?

— Нет. Ни разу в жизни.

— Ты никогда раньше не был на колесе обозрения? — Спросила я, мое удивление побороло грусть.

— Ну, был…но я никогда не целовал красивую девушку наверху.

Я улыбнулась и положила голову ему на грудь, печаль приобрела горьковато-сладкий привкус.

— Где ты живешь? — Спросил он.

— О…это рядом со станцией метро Голливуд и Вайн. Но я оставила свою одежду в отеле.

— Джонни уже забрал ее из химчистки в Дубаи. Она в багажнике.

— …а-а.

По какой-то причине это еще больше меня расстроило. Как будто он так сильно стремился от меня избавиться, что проследил, чтобы не осталось причин вернуться в отель.

Никакой последней ночи вместе.

Я почти заплакала.

Мы остановились у моего дома в относительном молчании. Коннор, казалось, понял, какой расстроенной я была. Не знаю, понимал ли он на самом деле, что я чувствовала — может он думал, что у меня плохое настроение.

В действительности я уже горевала о том, что собиралась потерять.

Коннор нажал на кнопку интеркома.

— Джонни, не мог бы ты подождать здесь и открыть багажник?

— Я не думаю.

— Если я пережил день на Венис Бич, думаю, тут со мной все будет хорошо.

— Отлично, — проворчал Джонни.

Я самостоятельно вышла из машины, Коннор последовал за мной.

— Могу я с ним попрощаться? — Спросила я.

— С кем, с Джонни? — Потрясенно спросил Коннор. — Да… конечно.

Я обошла машину, подошла к окну с водительской стороны и постучала по стеклу. Стекло опустилось, и Джонни взглянул на меня, слегка удивленно.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Я просто хотела сказать, что мне было приятно с тобой познакомиться, и я сожалею, что мы доставили тебе столько хлопот, — сказала я, смущенно улыбаясь.