– А куда мы едем, кстати? – спросил отец уже после того, как все члены эпохальной «встречи на Эльбе» расселись в такси. Маша продиктовала адрес – самый центр, на Никольской улице, но ответить на вопрос отца не смогла. Николай ничего не сказал, кроме того, что это будет тихий семейный вечер в одном укромном ресторанчике. Кухня? Разная. Повар – француз, но это ничего не значит. Правда, борща не подадут, но многие другие вещи – пожалуйста. Европейская кухня, морепродукты, мясо.
Ресторан – оказавшийся одним из лучших московских – заставил Машу поежиться. Классические французские интерьеры, бежевые кожаные диванчики – натуральная кожа, тонкие подлокотники с позолотой, скатерти сияют неестественной белизной. Потолки так высоки, что невольно начинаешь задаваться вопросом, что они, хозяева ресторана, делают, чтобы почистить хрустальные кристаллы, из которых состоят роскошные люстры. Стены покрыты бежевой штукатуркой под лаком, барельефы и лепнина больше подошли бы музею античности. Среди всего этого великолепия и простора – шумные, разогретые шампанским, разодетые по моде люди, стреляющие глазками друг в друга в поисках знакомых и случайно забежавших звезд. За одним из столиков у стены Маша заметила знакомое лицо. Это был, кажется, телеведущий с одного из центральных каналов. Николая она не видела, но он был здесь. По его распоряжению ее и родителей встречал прямой, как палка, державшийся барином официант. Кто знает, сколько чаевых он получает за один вечер? Может быть, он и не олигарх, но вполне может зарабатывать больше всех врачей в маминой клинике. Не говоря уже о папиной кафедре неврологии.
– Господи, Маша, сколько же тут может ужин стоить! – прошептала мама, бледнея. Ее изумрудные сережки тут смотрелись, как дешевая бижутерия. – Мы с папой собирались сами за себя платить, ты понимаешь ведь, да? Но как же мы расплатимся тут?
– Можно заложить квартиру, – брякнул папа, и теперь мама покраснела.
– Прошу за мной, – церемонно произнес официант или кто уж он там был, и мама нехотя, словно против своей воли, двинулась за ним. Оказалось, Николай с сестрой сидели в чем-то наподобие отдельного кабинета, не отгороженном полностью, но имеющем отдельную зону из двух бежевых стенок.
– Машенька, здравствуй. Татьяна Ивановна, Андрей Владимирович, – Николай кивнул так, словно все они вдруг попали внутрь экранизации «Войны и мира». Даже руку завел за спину, отчего Маша запаниковала еще больше.
– Добрый вечер, Николай, – кивнула Машина мама в ответ. – Андрей, скажи что-нибудь!
– Хорошая погода, не правда ли? – автоматически выдал папа, и Ольга Дмитриевна улыбнулась.
– Николай, что ты развел формальности? – спросила она, поднимаясь с места. – Я – Ольга, сестра этого разбойника, который напрашивается вам в зятья.
– Очень приятно, – ответила Татьяна Ивановна, с облегчением пожимая предложенную ей руку. До этого дня Маша игнорировала Ольгу Чезганову, продолжая по привычке именовать ее Гусеницей и Герцогиней – про себя, конечно. Но тут вдруг Маша испытала нечто вроде даже благодарности. Кажется, Ольга Дмитриевна поняла, насколько растеряны Кошкины.
– Прошу вас, зовите меня Ольгой, – предложила она, улыбаясь так тепло, как Маша даже не знала, что она умеет.
– Красивое место, – пробормотала Татьяна Ивановна, усаживаясь в кресло. – Андрюша, позвони Саше, спроси, как у него дела.
– Может быть, лучше сразу соседям? – спросил Машин папа, улыбаясь. В отличие от супруги, он держался весьма раскованно.
– Почему – соседям? – переполошилась мама.
– Ну, если они скажут, что наша квартира на месте…
– Ну тебя! – махнула мама рукой и улыбнулась, словно извиняясь за нелепое поведение мужа. Однако его шутливый тон был куда уместнее ее формального, и Ольга Чезганова, почувствовав союзника, принялась обмениваться фразами с Машиным отцом. Николай переводил взгляд с сестры на Кошкина-старшего и улыбался.
– Кажется, все неплохо.
– Неплохо? – вытаращилась на него Маша. – А где твои родители?
– Они будут с минуты на минуту, – пообещал Николай. – Мама звонила, они застряли в пробке на Садовом.
– Да? А мы проехали совершенно нормально, – заметила Татьяна Ивановна едко. – И тоже по Садовому.
– Так бывает, – кивнула Ольга. – С одной стороны пробка, а в других частях – тишина и покой. Пробки, они как закон бутерброда. Всегда в них попадаешь. Во всяком случае, если на дороге есть пробка, я ее обязательно «поймаю». Странно, да? И, напротив, если я позвоню и заранее предупрежу, что пробка и что я задержусь, то пролечу за минуту и потом буду сидеть и ждать в одиночестве.
– Дорожная карма, – кивнула Маша. В этот момент случилось сразу два события. Первое, это то, что их официант подошел к столику с бутылкой красного вина и разлил ее по бокалам. Чуть помедлив, Маша подняла бокал и чуть отпила, чтобы попробовать вкус. Вино было сухим и не слишком понравилось Маше, но сообщить об этом она не успела, да и не стала бы, чтобы не показаться глупой или, еще хуже, снобом. Вино ей не нравится! Маша поднесла бокал к губам снова, чтобы распробовать то, что, может быть, ускользнуло от ее неискушенного вкуса. Сначала нужно понюхать вино, вдохнуть аромат.
– Интересно, что вы там планируете найти! – раздался вдруг задорный голос откуда-то сбоку, с Николаевой стороны. И случилось второе событие: со стороны общего зала к ним приблизились родители Николая и его дядя Дмитрий. Маша этого не знала, естественно. Она вынырнула из бокала, подскочила и тут же пролила половину вина себе на платье-тунику. Она растерялась. Меньше всего она хотела, чтобы первый взгляд на нее был брошен в тот момент, когда она засунула нос в бокал. Зачем вообще она стала пить это вино? Но в тот момент Маша только стояла с бокалом в руках, таращась на родителей Николая. Его мать – высокого роста изящная черноволосая женщина, смотрела на Машу словно сверху вниз, улыбаясь холодно, одними только кончиками губ. Эта улыбка – такой же точно Николай «одаривал» всех, кто причинял ему расстройство. Отец Николая держал мать под руку. Он был чуть ниже ее, коренастый, с острым, умным взглядом карих глаз. Третий, дядя Николая, смутил и спутал Машу больше всех, так как она не поняла, кто стоит перед нею.
– Здравствуйте, – пролепетала Маша неприятно надломившимся голосом, пытаясь понять, что же ей делать с бокалом. И как вести себя теперь, когда на платье «сидит» пятно от вина. Паника брала верх, хотя Маша сражалась яростно. Официант подошел к ним, держа в руках поднос с парой пустых бокалов. И тут случилось третье, совершенно уже неожиданное событие. Маша вдруг взяла и непонятно с чего допила содержимое бокала залпом, до дна, а затем отставила бокал на поднос официанта.
– Маша! – воскликнула Татьяна Ивановна голосом, полным негодования.
– Ты не сильно облилась? – спросил Николай, намеренно игнорируя только что случившееся, так, словно этого вообще не произошло.
– Нет-нет, нормально, – Маша помотала головой, пытаясь понять – силясь понять, – что заставило ее вдруг опрокинуть этот дурацкий бокал на глазах у всей гончаровской семьи. Мать Николая смотрела на Машу так, словно та только что сделала сальто над столом, но она держала себя в руках. Зато отец Николая сдерживаться не стал.
– Ого, Колька, твоя невеста любит выпить. Этим надо воспользоваться! – и хохотнул, усаживаясь рядом с Машей. – Я – Колин отец, тоже Николай, – и «тоже Николай», веселый, в хорошей форме мужчина средних лет вдруг взял и ущипнул Машу за щеку. Маша подпрыгнула, а отец Николая засмеялся.
– Это мы уже поняли, – сказала Татьяна Ивановна сухо. – Но вы ошибаетесь, Маша вовсе не пьет, Маша, что на тебя нашло?
– А это – моя мама, Анна Викентьевна, – сказал Николай, переводя тему. – Между прочим, это ее любимый ресторан.
– Один из, – ответила она, неопределенно взмахнув рукой.
– Очень приятно, – пискнула Маша.
– Взаимно, – холодно кивнула ей мать Николая.
– Татьяна Ивановна, Андрей Владимирович, познакомьтесь и с моим дядькой, Дмитрием Александровичем, – продолжал Николай, устраивая новый раунд представлений, как только кто-то пытался затеять разговор о чем-то неподходящем. В конечном счете Маша все же пришла в себя, если это словосочетание вообще можно было применить к ее состоянию. Она осела в кресло, положила руки на деревянные резные подлокотники и замерла, стараясь сосредоточиться на том, чтобы дышать, кивать и улыбаться. И молить Всевышнего, чтобы вопросов к ней ни у кого больше не возникло. Что на нее нашло? Да все вот это на нее нашло! Французские интерьеры на нее нашли, классическая музыка, телеведущий с федерального канала за соседним столиком. Но обстановка за столом потихоньку налаживалась.