На Пенсильванском вокзале я попрощалась с сестрой и дочерью и отправилась в кафе. Даже если плестись нога за ногу, я приду слишком рано. Я изучила ассортимент газетного киоска, выпила еще один холодный кофе и восхитилась проходящей мимо женщиной с крепким тренированным телом и прекрасными волосами. Затем я помыла руки в туалете кофейни, глядя на себя в зеркало. Надо было стащить у Джой утюжок для выпрямления волос, о котором мне не положено знать. Или одолжить у нее помаду, о которой мне тоже знать не положено. Или согласиться на помощь Элль с макияжем и подбором одежды. Утром в Филадельфии мой наряд казался вполне подходящим — прямая черная юбка, черные туфли на небольшом каблуке, серая хлопковая блузка и черные граненые бусы, но в Нью-Йорке я выглядела безвкусно и уныло.
Мой агент Лариса помахала из-за стойки метрдотеля и расцеловала меня в обе щеки. Что-то новенькое. В ответ я чмокнула воздух, стараясь не глазеть на пожилую дикторшу, которая устроилась у окна за столиком на четверых. Ее знаменитое лицо вытерпело столько подтяжек, что волосы росли почти от бровей.
— Пэтси ты, конечно, помнишь, — сказала Лариса.
Я кивнула и терпеливо выдержала поцелуи Пэтси. Я видела Пэтси лишь раз, в «Вэлор пресс», на приеме с шампанским и тортом, когда «Большие девочки» шесть месяцев продержались в списке бестселлеров. Невысокая и пухленькая Пэтси белыми кудряшками и блестящими очками в золотой оправе неуловимо напоминает миссис Клаус. Глядя на нее, в жизни не догадаешься, что в двадцать три она защитила кандидатскую по сравнительному литературоведению, что, несмотря на внешность домохозяйки, очень умна (иногда даже слишком, насколько мне известно).
Лариса сняла пальто. Под ним оказался черный брючный костюм. Как-то я пошутила, что у нее таких костюмов две сотни и все одинаковые. В руках у нее было нечто вроде сумки для боулинга из зеленой кожи и с тяжелым латунным замком. Сумка была украшена всевозможной бахромой и кисточками. Сестра с первого взгляда определила бы ее название, дизайнера и цену.
Я познакомилась с Ларисой благодаря счастливой случайности. Написав книгу, я позвонила Вайолет — агенту, которая продала мой сценарий.
— Роман? — с сомнением повторила Вайолет.
— Нуда, — отозвалась я. — По ним иногда сценарии пишут.
— Ничем не могу помочь, милая. Я... Мать твою, чтоб ты сдох!
Я усмехнулась. Вайолет похожа на школьницу, но ругается, как Крис Рок[54].
— Что случилось?
— Какой-то козел занял мое парковочное место. Слушай, я пришлю тебе список книжных агентов. Как дела в Нью-Йорке?
— В Филадельфии, — напомнила я.
Вайолет извинилась и в течение часа прислала десять имен. Из них Лариса оказалась первой, кто затребовал целую рукопись. В субботу она позвонила и тоненьким, писклявым голоском сообщила, что книга ей очень понравилась, Лариса даже «говорила с ней». Отчетливо помню, что подумала тогда: «Это как?»
Нас провели по залитому солнцем ресторану мимо столиков, тесно стоящих у белых стен с яркими современными картинами, мимо редакторов, агентов, салатов и рыбы-гриль. Нам достался превосходный столик на четверых. Официант выдал огромные меню и предложил на выбор воду с газом, без газа или из-под крана. Мы светски побеседовали о моей поездке, ремонте лондонской квартиры Пэтси и новой помощнице Ларисы. Эта девушка зарабатывает на колледж в семейном маникюрном салоне и каждую неделю предлагает Ларисе сделать педикюр. На Пэтси было темно-синее платье. Приглядевшись, я заметила, что и черный костюм Ларисы на самом деле имеет темно-синий цвет. «Темно-синий, — уныло размышляла я, — Темно-синий — это новый черный. Как же я упустила? Почему я далеко не так интересуюсь высокими каблуками и высокой модой, как когда-то утверждали критики “Больших девочек”? Черт с ним. Главное в человеке — характер, — напомнила я себе. — И еще: на семь фунтов меньше».
Мы немного поболтали, вскоре вернулся официант.
— Вы готовы сделать заказ? — поинтересовался он.
Я взяла салат «Кобб».
— Заправка отдельно? — уточнил он.
— Да, конечно.
Вот глупая. Не сообразила, что цель игры — так заказать салат «Кобб», чтобы от него осталась только горка латука и помидоров стоимостью двадцать четыре доллара. Лариса попросила «Кобб» без бекона, заправка отдельно. Пэтси — без бекона, авокадо и заправки вообще.
«Вкуснятина!» Я мысленно поморщилась, сбросила туфли и поставила босые ноги на пол. Ковер гудел в прямом смысле слова. «Энергия бьет в Нью-Йорке ключом, довольно романтично», — подумала я. Но потом сообразила, что дело в дюжинах сотовых телефонов, коммуникаторов и КПК, вибрирующих в дорогих сумочках, стоящих на полу.
Пэтси откинулась на спинку стула.
— Итак! — начала она.
Я улыбнулась, залезла в собственную беспородную сумку, достала новую, только законченную рукопись о Лайле Пауэр и передала ее по столу.
Пэтси покачала головой.
— Вообще-то разговор пойдет не о Лайле. Хотя у тебя прекрасно получается, — добавила она.
Я засунула рукопись обратно.
— Ладно.
Тут я начала догадываться, почему меня пригласили в Нью-Йорк, хотя обычно хватает и электронной почты. Почему я поедаю латук в роскошном зале «Майклз», сижу на гнутом деревянном стуле, за покрытым льняной скатертью столом, у всех на виду, недалеко от ответственного редактора «Аллюр», а не лопаю солонину из бумажного пакета в крошечном темном кабинетике Пейсон.
Пэтси сложила пухлые пальцы под подбородком и подалась немного вперед, широко распахнув голубые глаза.
— Как тебе известно, — произнесла она, — осенью «Большим девочкам» исполняется десять лет.
Я кивнула. Мои колени уже дрожали. Я вытерла влажные руки салфеткой.
— Мы задумали специальное переиздание, — сказала Пэтси. — Новая обложка, новая упаковка, прекрасное новое фото автора и совершенно новая рекламная кампания.
— Звучит заманчиво, — вставила Лариса.
Я снова тупо кивнула. Что ж, они имеют на это право. Я не могу их остановить.
— Мы надеемся, — продолжала Пэтси, — что ты поможешь нам с рекламой. Как насчет книжного тура по шестнадцати городам?
— Но я не могу.
Я старалась говорить виновато и спокойно. Судя по их взглядам, не получилось. Дрожащей рукой я подняла стакан с водой и сделала глоток.
— Прошу прощения, — оправдывалась я. — Просто в ближайшее время нет возможности уехать из дома. Осенью у Джой бат-мицва, так что дел невпроворот.
— Конечно, — согласилась Пэтси. Видимо почувствовав, что мне не по себе, она потянулась через стол и погладила мою ледяную ладонь. — Как насчет спутникового радиотура и пары телевизионных выступлений? И конечно, встречи с читателями в Нью-Йорке. Было бы замечательно.
Я кивнула, решив, что потом отмажусь, что-нибудь придумаю, притворюсь больной. А может, и притворяться не надо будет. От одной мысли, что придется сидеть на диване с каким-нибудь ведущим и заново ворошить прошлое, я буквально задыхалась.
Пэтси поправила свои белые тугие кудряшки и перестелила салфетку на коленях. За соседний столик уселась молодая женщина в темно-синем (естественно) костюме.
— Мой агент скоро придет, — гордо заявила она официанту.
Я отвернулась.
— В связи с десятой годовщиной публикации, — говорила Пэтси своим самым мягким и дружелюбным тоном, — все сидящие за этим столом, все сотрудники «Вэлор» и, разумеется, миллионы поклонников «Больших девочек»...
Я слабо улыбнулась, держась из последних сил.
— ...все гадают, не создаешь ли ты новый роман, — закончила Пэтси.
Она просияла, словно только что выложила на стол подарок в красивой упаковке.
— Это так лестно. Я, гм, подумаю, — пробормотала я.
— Мы не просим всю книгу прямо сейчас, — утешила Пэтси. — Писать продолжение тоже необязательно. Но если ты что-нибудь сочиняешь...
— Извините. — Я вскочила со стула.
Бокал с водой задрожал, когда я быстро повернулась и чуть не врезалась в официанта, принесшего нам сильно урезанные салаты.
— Извините, — повторила я и поспешила за угол в туалет, где, спрятавшись в крошечной мраморной кабинке, обхватила голову руками.