— Это слово Господне, данное Моисею на горе Синай.
Равви положил Тору. Все выдохнули. Тайлер коснулся талитом пергамента, поднял его к губам и поцеловал в знак уважения к слову Господню. Ломающимся голосом он начал старательно читать еврейские слова положенного отрывка из Книги Чисел. Я вторила Тайлеру, вздрагивая, когда тот запинался, и мысленно обещала себе, что справлюсь лучше.
Джессика захлопнула свое Пятикнижие, залезла в сумочку, посмотрела время на сотовом телефоне, упакованном в леопардовый чехол со стразами, и достала бутылку с питьем. Отвернув крышку, она подняла бутылку к губам, отпила и передала мне. Запахло чем-то сладким, у меня заслезились глаза.
— Персиковый шнапс, — пояснила Джессика. — Хочешь?
«Приключение», — напомнила я себе, подумав о потертых хаки Дункана. О линии его подбородка в окне поезда. О прикосновении солнца к обнаженным плечам, когда я шла через парковку. Я поднесла бутылку ко рту и отпила один глоток. Мне казалось, что должно обжечь горло, но его лишь чуть-чуть пощипало. Действительно вкусно.
— Спасибо, — поблагодарила я и вернула бутылку.
— Не за что, — Джессика запихнула бутылку обратно в сумочку.
Я откинулась на спинку мягкой скамьи, теребя молитвенник. Тайлер закончил читать, наклонился и еще раз поцеловал Тору. Затем на возвышение поднялись его родители — моя двоюродная тетя Бонни и ее муж Боб. Они встали по сторонам от сына. Бонни, чуть не плача, произнесла:
— Тайлер, мой старший сын! Сегодня мы с отцом так гордимся тобой!
Она прижала его лицом к груди. Заколка уступила в неравной борьбе, и ермолка соскользнула на пол.
Джессика фыркнула. Я хихикнула, но тут же покраснела, когда пожилая дама в конце нашего ряда повернулась и посмотрела на нас. Тайлер стоял между родителями, рядом с сестрой Рути. Он улыбался и, судя по всему, спокойно дышал. Я закрыла молитвенник и взглянула на Тайлера. Его мать шмыгала носом, равви вещал, а сидящие рядом со мной дети шептались. Девочки шуршали юбками, мальчики поправляли галстуки, а я мысленно рассуждала: «Кто поднимется на биму со мной? Мать и отец — это понятно. А Брюс? Бабушка Энн произнесет благословение над Торой. А бабушка Одри? Как убедить маму, что в платье на ее выбор я стану посмешищем для всей Филадельфии?»
Джессика снова открыла сумочку. Когда она предложила выпить, я не раздумывала.
В загородном клубе солнечный свет лился сквозь застекленную крышу. Голоса двух сотен хорошо одетых гостей и двадцати маленьких детей эхом отражались от стен. За ледяной стойкой, как и обещала Джессика, суши-мастера резали рыбу, заворачивали рис и выкладывали готовый продукт на ледяные бруски с именем кузена. Мужчина в поварском колпаке перемешивал пасту. Другой сворачивал блинчики с уткой по-пекински. В углу стояла настоящая нью-йоркская тележка с хот-догами. На столике рядом с ней на металлической подставке красовались бумажные кульки картошки фри и шесть сортов майонеза. Официанты в белых рубашках и черных бабочках разносили крошечные гамбургеры, миниатюрные сэндвичи с солониной, бараньи отбивные и блинчики с грибной начинкой.
Я увидела кузена. Он стоял за столом с голубой бахромчатой скатертью. Перед ним лежала плетеная хала для моци — благословения над хлебом. Гордый, расслабившийся и немного потный Тайлер принимал поцелуи и поздравления.
Мальчики из нашего ряда забрались на балкон и кидались в официантов, накрывавших столы внизу, мятными леденцами из сувенирных банок «Тайлер». Джессика собрала девочек, подозвала меня и подошла к бару.
— Что вам угодно? — обратился к ней бармен.
— Всем по дайкири, — усмехнулась Джессика. — Двойному.
— Смешно, — ответил бармен.
Он налил из кувшина в один из пустых блендеров белую пенистую жидкость. Терпеть не могу бананы. Я бы выбрала любой другой вкус. В меню есть и персик, и малина, и лимон с лаймом...
Слишком поздно. Джессика протянула мне напиток. Край бокала украшал ломтик ананаса, внутри плавал кусочек банана на шпажке.
— Шаг второй, — сказала она.
Мы вышли в пустой коридор, где Джессика снова достала из сумочки бутылку, на этот раз плоскую и стеклянную. Она оглянулась по сторонам, нет ли кого, и плеснула в бокалы коричневой жидкости.
— За нас!
Мы чокнулись бокалами. Затаив дыхание, я отпила. Сразу стало ясно, что персиковый шнапс мне нравится намного больше бананового дайкири. Остальные девочки сбились в кучку, вертя в руках соломинки. В черных, темно-коричневых и темно-синих платьях без лямок они напоминали похоронный венок. Я отпила еще немного, поставила бокал, взяла с тарелки миниатюрный гамбургер и направилась к Тайлеру.
Покончив с гамбургером, я вытерла пальцы синей бумажной салфеткой с серебряным, как волосы равви, именем Тайлера в уголке и подошла к столу.
— Привет, Тайлер.
Он неуверенно посмотрел на меня. В синагоге, когда он произнес: «Сегодня я стал мужчиной», Джессика закинула одну тощую ногу на другую и прокомментировала: «Сомневаюсь». Глядя на Тайлера в темно-синем костюме, я гадала, так ли это, повзрослел ли он на самом деле.
— Джой, — напомнила я.
— Да, точно. Прости. Ты очень изменилась.
Я разгладила платье.
— Ты прекрасно справился.
Тайлер порозовел.
— В отрывке из гафтары я здорово напутал.
— Не заметила, — соврала я.
Тайлер уже смотрел мне через плечо на других гостей.
— Вечеринка будет шикарная, — сообщил он.
Вернувшись в свой угол, я наблюдала, как кузен стоит вместе со своими родителями. Мать постоянно обнимала его, прижимая лицом к груди. Отец держал за плечи. Наконец замигали огни и в комнате появились официанты. Звон колокольчиков возвестил, что пора обедать.
Я не сразу привыкла к темноте бального зала, в котором стояло тридцать столов, задрапированных серебряным и синим. На каждом возвышалось украшение из спортивного инвентаря. Ну и глупо. Насколько мне известно, Тайлер терпеть не может спорт, не считая профессионального реслинга. Я взглянула на детский стол: дюжина мячей и футболка с именем Тайлера, висящая в воздухе. Интересно, в чем секрет? Футболка держится на невидимой нити? Ее набили воздушными шарами?
Я опустилась на свое место между Джессикой и еще одной девочкой.
— Развлекаешься? — спросила Джессика.
Улыбаясь, она протянула мне дайкири — на этот раз клубничный. Я сделала глоток. Ледяная сладость растаяла на языке. Официант поставил передо мной тарелку: суши, салат, украшенный засахаренными орехами, и что-то в слоеном тесте.
Джессика недовольно смотрела на еду.
— Надо было взять хот-дог, — сказала она. — Почему закуски всегда вкуснее, чем основные блюда?
Она поковыряла слоеное тесто.
— Что это?
— Гм... — Я отщипнула кусочек. — Может, киш?[77]
— Это пикантный пирог с козьим сыром, чесночным пюре и кудрявой петрушкой, — пояснила моя вторая соседка с копной вьющихся волос.
— Кудрявая петрушка, — повторила Джессика, поморщившись от отвращения.
Она еще поковырялась в тарелке. Вторая девочка откусила кусочек пирога. На ней было платье с рукавами-фонариками и голубым атласным поясом.
— Она сама похожа на кудрявую петрушку, — шепнула я Джессике.
Я хотела сделать это тихо, но увидела, что девочка с вьющимися волосами отвернулась.
Джессика засмеялась.
— Кудрявая петрушка! — воскликнула она.
Я наклонилась над тарелкой. Обед расплылся у меня перед глазами, на мгновение пирогов с козьим сыром стало два. Я поступила дурно. Хорошо хоть не сравнила соседку с чесночным пюре.
Я отпила воды. Официанты забрали тарелки. Джессика взяла мой бокал с дайкири, спрятала под стол и вынула уже наполненным.
— Пей, — велела она и тоже поднесла соломинку к губам.
Огни погасли. Через мгновение грянула музыка из фильма «Рокки», так громко, что зазвенело столовое серебро и задрожал пол. В круге слепящего голубого света появился Тайлер на плечах... Я моргнула. Не может быть! Кузен явился на свою бар-мицву на плечах самых что ни на есть настоящих болельщиц «Джетс». Четыре девушки несли Тайлера, остальные восемь махали серебристыми помпонами и сверкали белозубыми улыбками.