Хотя Иван всячески старался показать, что полностью равнодушен к новости о наличии у кудреглавого Фредерика невесты, его титанические усилия не остались незамеченными Маргаритой. По этому поводу ее лицо просияло умилительной улыбкой. Милый Ваня полностью оправдал ее ожидания. Даже немножко превзошел их. «Значит, действительно любит, – рассудила она. – По всему выходит, рисковала не зря».

Ей не терпелось поделиться с милым Ваней результатами своего расследования и, что самое важное, ценнейшими неопровержимыми уликами – перехваченной перепиской Лизы & Кo.

К счастью, удобный момент представился весьма скоро. Профессору Северову позвонил старинный друг из Москвы, бывший коллега по университету.

– Нет-нет, друг мой, – зазвучал оживленный, деловитый голос Николая Петровича, – вы все делаете неправильно. Чтобы вкус был помягче, поделикатнее, надо непременно пару чайных ложек сахарку положить. Прослушайте-ка все еще разок. Хрен хорошенько промойте, натрите на мелкой терке, пару ложечек песочку, залейте водочкой – на два-три пальца сверху – и на недельку в темное место. Уверяю вас, друг мой любезный: хреновуха получится знатная. Будете регулярно потреблять по чуть-чуть – только без излишеств, пожалуйста, – и меня добрым словом вспоминать.

Маргарита по опыту знала, что этот разговор будет серьезным и долгим. Воспользовавшись случаем, пригласила Фредерика на веранду, с которой открывался пленительный вид. Фредерик сразу понял, в чем дело, и вежливо попросил Иноземцева рассказать что-нибудь о городе.

Хотя неприязнь к смазливому британцу еще не была полностью и окончательно забыта, Иван Григорьевич вежливо согласился.

И действительно, вид с веранды открывался такой, что дух захватывало. Пожалуй, лучший в городе. Но всем троим было не до местных прелестей и красот. Не сговариваясь, решительно встали спиной к большим витражным окнам. Чтоб ничто не мешало и не отвлекало.

Маргарита протянула Ивану серую папку с щедрыми плодами хакерской атаки. Иноземцев вопросительно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Было видно невооруженным глазом, как расширяются его зрачки и как он, не доверяя больше своему зрению, все ниже склоняется над папкой – в надежде на то, что здесь какая-то ошибка.

Быстро просмотрев содержимое папки, закрыл ее и зажал под мышкой.

– Откуда все это?

– У меня есть друг в Питере, он хакер. Мы сделали маленькую атаку и получили большой результат, – опередил Маргариту Фредерик, довольно поглаживая руки (привычка, свойственная скорее французам).

– Но это еще не все, – решительно вступила Маргарита, не желая отдавать Фредерику пальму первенства в сообщении результатов проведенного расследования. – Мы проработали Гриневицкого, и он поделился с нами схемой воздействия на тебя.

– Кого проработали? – переспросил ошарашенный Ваня, глядя на Маргариту в упор.

– Ты не ослышался – Гриневицкого, – с легкой гордостью отвечала она, скромно опустив глаза и воздушным жестом поправляя волосы. – Судя по всему, он уже сообщил тебе, что кто-то тебя заказал. Причем со всеми подробностями, чтобы ты поверил. Затем были звонки разные с угрозами. Он даже планировал «больно задеть» кого-то из твоего окружения. Надеюсь, это не Елизавета Алексеевна. Затем обещал все устроить. За деньги. Либо за два дома и твою яхту. Яхта ему, кстати, понравилась.

Бедный Иван потерял дар речи. Он смотрел на Маргариту, в ужасе качая головой. Она же ощущала себя в этот момент ветхозаветной Юдифью, проникшей в стан врага и твердой рукой отрезавшей голову горемычному полководцу Олоферну.

– Чтобы завладеть этой информацией, пришлось поплавать в мутных водах канала Грибоедова, – не без удовольствия вставил возгордившийся Фредерик.

Эти слова были лишними. Маргарите совсем не хотелось посвящать Ивана во все детали недавнего питерского приключения. Но, как говорится, слово не воробей, вылетит – ловить замучаешься.

– Что это значит? – произнес оторопевший от услышанного Ваня, жадно глотая воздух. Его голос звучал несколько нервно. – В каких водах ты опять плавала?

Деваться было некуда. Пришлось говорить правду. Как говорят британцы, honesty is the best policy[25]. Возможно, они не правы, однако.

– Чтобы получить информацию от Гриневицкого, мы с Фредериком (она намеренно подчеркнула, что была не одна) поехали покататься с ним на катере по каналу Грибоедова. Все это было не зря, потому что мы теперь знаем, что он против тебя затевает. Но когда он стал… наступать, пришлось ударить его и прыгнуть в воду. Нам очень повезло: берег был недалеко и дом старухи-процентщицы совсем рядом.

Не требуя разъяснений по поводу старухи-процентщицы (информацию о старухе он был уже просто не в состоянии переварить), Иноземцев повернулся к Фредерику и, умоляюще посмотрев на него, проговорил:

– Я очень прошу вас оставить нас наедине на минуту.

Великое дело – мужская солидарность. По сравнению с ней, женская солидарность – ничто. Фредерик понимающе кивнул и сразу же вышел, тихонечко закрыв за собой дверь. Маргарите показалось, что у него с Иноземцевым возникла взаимная симпатия – без слов, с одного взгляда.

Фредерик был рад услужить новому русскому другу. Чтобы ему никто не помешал выяснять отношения, он занял оборону у двери. Можно было не сомневаться, что Иван и Маргарита на эти пять минут находились под самой надежной защитой международного посредника.

Реакция Иноземцева не была совсем уж неожиданной. Хотя, конечно же, масштаб и разрушительную силу катастрофы Маргарита предвидеть не могла.

Он был разгневан. Лицо стало красным, как советский флаг на первомайской демонстрации. Глаза – круглыми, как блюдца. Губы до такой степени поджались – как будто совсем исчезли. Скулы заходили ходуном, даже уши его гневно задвигались и задышали.

Маргарита никогда не видела его таким.

Она и представить себе не могла, что он может быть таким. И что можно кричать шепотом.

– Зачем ты делаешь это?! Ты сумасшедшая! Нет, ты просто дура! На катере с Гриневицким! С этим подонком! Ты ненормальная! Я запрещаю тебе! Раз и навсегда! И думать про это забудь. Я знал, я догадывался, что ты способна на безрассудство! Но такое! Я не мог представить такого даже в страшном сне! Ты совсем не жалеешь меня! У меня и так забот полно, а теперь я еще должен постоянно думать о том, какую очередную глупость ты выкинешь! Тебя надо запереть на замок! Тебя надо врачу показать! Тебя просто лечить надо!

Его голос внезапно дрогнул, он замолчал и прижал Маргариту к себе.

Крепко-крепко. Чтобы никто не отнял. Ей показалось, что он дрожал. Или это она сама первой задрожала, а ему лишь передалось?

– Ты до сих пор не хочешь верить, что все это придумала твоя Лиза? – прошептала она с плохо скрываемой обидой в голосе.

– Лиза не моя, – отвечал он мягко, тепло. – И я верю тебе. С ней я разберусь. И с ее дружками тоже… Когда придет время. Но все здесь намного сложнее. Сложнее и хуже. Потому я и прошу тебя больше не искать на свою голову приключений и не играть в помолодевшую мисс Марпл. И никого во все это не вовлекать. Обещаешь?

– Хорошо, обещаю, – проговорила она, еще крепче прижимаясь к милому Ване.

В проеме двери появилось лицо Фредерика. По его отчаянной мимике они поняли, что Николай Петрович закончил разговор и вернулся в гостиную.

Сославшись на срочные дела, Иноземцев сразу удалился. Завернули ему с собой ватрушек. Он не возражал.

– Хороший, должно быть, человек, – многозначительно заметил Фредерик. Николай Петрович на эту неожиданную реплику никак не прореагировал. Маргарита тоже промолчала. Только едва заметно кивнула.

Чай допивали втроем.

«Возмущался-возмущался, а папку с хакерскими распечатками взял, – подумала она. – Эх, не пропало их дело. Не зря декабристы будили заспавшегося Герцена».

Ивана же, пару месяцев как позабывшего, что такое безмятежный сон, с этого дня стала мучить изматывающая, тягостная бессонница. Точнее, этим вечером он заснул на удивление быстро и рано, но через час проснулся – в холодном поту и цепенящем ужасе. Беспокойство за непредсказуемую Маргариту переросло в неотвязную тревогу. Перед глазами живо нарисовалась натуралистичная картинка, описывающая, чем для нее могло бы закончиться плавание на катере с Гриневицким. От этой мысли стало подташнивать, закружилась голова. Чтобы как-то вернуться в нормальное состояние, принял горячую ванну. Выпил виски. Немного полегчало, но все равно на душе было по-прежнему тошно. И очень-очень тревожно.